Я увидел, как переглянулись Вовка и Надя — вспомнил, что у нас «на книжке» в девяносто первом году скопилось почти восемь тысяч рублей «на чёрный день».
— Вовчик, вы бы с Надей тоже свои восемь тысяч пристроили с умом уже сейчас. Чёрного дня у вас в ближайшее время не будет. Это я вам обещаю. А в следующем году вам этих денег на чёрный день уже не хватит. Посовещайтесь. И купите уже, наконец, в коммерческом магазине новый холодильник. Вашему холодильнику давно место на свалке. Цены в коммерческих магазинах сейчас кажутся высокими. Но лучше уж холодильник, чем ничего. Восемь тысяч вам, конечно на холодильник не хватит. Но я добавлю вам десятку. Мой холодильник, в отличие от вашего, прослужит ещё много лет.
Вовка усмехнулся, словно я сказал шутку.
— Димка, ты прямо экстрасенс, — сказал он. — Ты только будущее предсказываешь? Или ещё и лечить умеешь? Как Кашпировский. Или как Алан Чумак. Может, ты нам вино зарядишь, чтобы у нас после Женькиного спирта завтра похмелья не было?
Надя опустила взгляд, чтобы я не заметил в её глазах веселье. Коля Синицын маленькими глотками хлебал вино, задумчиво посматривая поверх моей головы.
— Значит, я правильно сделал, что раскошелился в мае на новый телевизор, — сказал Бакаев. — Жена бухтела. Говорила, что свой футбол я и на чёрно-белом экране посмотрю. С этой получки ни копейки не отложу, даже в заначку. С книжки сниму всё до копейки. Мясо на рынке куплю, тушёнку сделаю и в гараж отвезу. Сало посолю.
Он покачал головой, пригубил стакан.
Синицын посмотрел на Женьку — осуждения я в его взгляде не заметил.
— Дмитрий, а что написано во втором пункте твоей записке? — тихо спросила Надя.
Она посмотрел мне в глаза — я не удержался, вздохнул. Почувствовал, что у меня вдруг пересохло во рту. Я взял стакан с вином и в два глотка ополовинил его содержимое.
Заметил, что никто из сидевших за столом не ел и не пил. Они выжидающе посматривали на меня и на лист бумаги в моей руке.
Я сказал, не глядя в свои записи:
— Во втором пункте моей подарочной поэмы есть только три слова: Круминьш Василий Янович.
— Кто это? — спросил Вовка.
Он посмотрел на жену — Надя пожала плечами.
Я взглянул на тёмные глаза жены… своего младшего брата, перевёл взгляд на Колю Синицына.
— Николай, — сказал я, — ведь это ты в июне провёл опрос свидетелей по делу об изнасиловании гражданки Лосевой Инны Вениаминовны? Как продвигается расследование? Уже появились подозреваемые?
Синицын скривил губы, потёр пальцем усы.
— Хочешь сказать, что этот…
Он указал рукой на страницу из моего блокнота.
— Лосева говорила, что не запомнила лицо насильника, — сказал Бакаев.
— Зато его запомнили другие женщины, — сказал я.
— Были другие? — спросила Надя, посмотрела сперва на меня, затем на своего мужа.
Вовка пожал плечами.
— Я об этом ничего не знаю, — сказал он.
— Позвони Паше Бондареву, — сказал я. — Помнишь его? Вы с ним учились вместе. У тебя в блокноте записан номер телефона его родителей. Они помогут тебе связаться с Пашкой. Бондарев сейчас служит в дорожной милиции. У них в начале этого года было два случая изнасилования проводниц. В третьем случае проводница отбилась от насильника. Случилось это ещё на майские праздники. Насильника тогда едва не задержали. И хорошо рассмотрели. Составили вполне приличный фоторобот. Круминьша все три проводницы опознают, можете мне поверить. Даже если его не узнает ваша гражданка Лосева.
Коля Синицын снова показал на мои записи и спросил:
— А адрес этого Яновича там не указан?
Бакаев хмыкнул.
— Колян, — сказал он, — ты бы уж сразу у товарищей из комитета майорскую звезду себе на погон попросил. Чего мелочиться-то? Раз они пока такие щедрые. Скажи им спасибо и за это.
— Сомневаюсь, что в нашем городе найдётся много граждан с фамилией Круминьш, — произнесла Надя. — Да ещё и подходящих под описание, сделанное дорожниками. Найдём.
— Конечно, найдём, — сказал Вовка.
Я протянул свой подарок младшему брату.
Вовка взял его, пробежался глазами по моим записям. Кивнул.
— Неплохой подарок, братишка, — признал он. — Надина помада спасена. Подкинул ты нам работёнки. А я так надеялся, что завтра днём в отделе преспокойно поплюю в потолок.
Он сложил лист вчетверо, как совсем недавно сделал это я, сунул его в карман рубашки.
— Блин горелый, — сказал Синицын. — Получается, сейчас невыгодно взятки брать. Раз уж деньги скоро так обесценятся.
Надя и Вовка улыбнулись.
Бакаев посоветовал:
— Бери коньяком, Коля. Или водкой. Эти вещи всегда в цене.
— Или борзыми щенками, — подсказала Надя.
— Кстати, насчёт коньяка, — сказал Владимир. — Может, мы всё же Димкину бутылку оприходуем? Раз уж такие дела. Обмоем крепким градусом нашу будущую успешную борьбу с преступностью?
Его предложение поддержали все, кроме Нади — та встала из-за стола и направилась в дом.
Я смотрел на Надю, пока она не вошла в веранду. Невольно вспомнил, как мы с женой отпраздновали наше возвращение с моря тогда, ночью, когда проводили моих коллег, а наша дочь Лиза уснула.
— Димка, ты где все эти предсказания о повышении цен раздобыл? — поинтересовался мой брат. — С генеральской дочкой переспал? Или вам в комитете такое на планёрках рассказывают?
Я моргнул, отвёл взгляд от дверного проёма.
Ухмыльнулся и ответил:
— Ну… с планёркой ты, Вовчик, промахнулся.
— А с генеральской дочкой? — спросил Вовка.
Он задал свой вопрос едва ли не шёпотом; стрельнул взглядом в сторону веранды, куда только что ушла Надя.
Я скрестил на груди руки и покачал головой.
Заявил:
— Ничего я вам больше не скажу. Хоть пытайте меня. Военная тайна.
С дерева упала на стол подгнившая вишня. Женька Бакаев рукой смахнул её на землю. Не глядя. Он по-прежнему смотрел на меня, как и оба его коллеги. Они будто всё ещё ждали мой ответ.
— Дочка, — произнёс Синицын и печально вздохнул.
Женька кивнул.
— Красивая? — спросил Вовка.
Я усмехнулся.
— Красивая, — сказал мой брат.
— Одному мне не везёт, — произнёс Синицын.
Он покачал головой.
Бакаев махнул рукой.
— Какие твои годы, капитан, — сказал Женька. — Тебе первой жены не хватило? Ещё настрадаешься из-за этих баб. Точно тебе говорю.
«В прошлый раз не настрадался», — подумал я.
Я точно помнил, что во второй раз Коля Синицын так и не женился. Невесту себе Николай тогда нашёл. Молодую, красивую. Дочку депутата. Сделал ей предложение. Она согласилась.
Николая убили за две недели до уже назначенного дня свадьбы.
— Дмитрий, ты только что сказал: двадцать тысяч превратятся в двадцать рублей, — произнёс Бакаев. — Что это значит?
Я сунул руку в карман, достал из него пятирублёвую банкноту образца шестьдесят первого года. Продемонстрировал её сидевшим за столом милиционерам.
— Полюбуйтесь на эту купюру, товарищи, — сказал я. — Пока она не стала достоянием коллекционеров. Но станет. Обязательно оставьте себе по одной такой бумажке на память: внукам покажете. Уже готовят к выпуску новые деньги. Но пятирублёвой бумажки больше не будет. Потому что скоро вы за неё разве что спички в магазине купите. В следующем году появятся новые пятьдесят, сто, двести, пятьсот и тысяча рублей. Возможно, будут пятитысячные и десятитысячные банкноты. Но это не точно. А вот в девяносто третьем и пятитысячные, и десятитысячные точно появятся. Будут и пятидесятитысячные…
— Пятьдесят тысяч? — переспросил Синицын. — Одной бумажкой?
Я кивнул. Спрятал пять рублей в карман.
— Что тут такого? — спросил я. — Если у вас в девяносто шестом или в девяносто седьмом году будет зарплата больше миллиона. Не пятирублёвыми же бумажками вы её получите…
— Миллион?
Синицын недоверчиво ухмыльнулся. Я заметил недоверие и во взгляде своего брата. Подумал, что в девяносто первом году я бы точно в такие предсказания не поверил… если бы их озвучил не Димка.
