Вызов в тот раз поступил примерно за полчаса до полудня. Я снова взглянул на часы — сберкасса работала уже пять минут. Вынул из кармана жилета сложенные пополам сотенные купюры, сунул их в карман брюк. Снял жилет, положил его рядом с собой на пассажирское сидение. Ладонью смахнул скопившуюся на бровях влагу. Солнце почти взобралось в зенит, нещадно нагревало кузов «копейки», угрожая изжарить меня в салоне автомобиля, будто пирог в печи.
Я бросил взгляд на дорогу, отражавшуюся в зеркале заднего вида, распахнул дверь и выбрался на улицу. Зажмурился от яркого света. Ощутил на спине лёгкое дуновение ветра. Хлопнул дверью автомобиля, прошёл мимо капота своей «копейки». Ступил на тротуар и сразу же прошёл в похожую на островок тень от густой кроны росшего у дороги каштана. Заглянул через запылённое снаружи оконное стекло в сберкассу — суеты там не заметил. Снова огляделся по сторонам.
И тут же хмыкнул. Потому что увидел пожилого мужчину, неспешно шагавшего со стороны автобусной остановки в мою сторону. Мне показалось, что мужчина едва волочил ноги. Он был одет в коричневые сандалии, в мешковатые светло-серые брюки и в такого же цвета пиджак (несмотря на жару). Выглядывавшие из-под кепки на его голове седые волосы ярко блестели в солнечном свете (будто они состояли из серебристых искр). Поблёскивали и орденские планки на его пиджаке.
Мужчина шел ссутулившись. Его правое плечо было заметно выше левого. Смотрел он себе под ноги, словно не находил сил приподнять голову. Нёс длинный тонкий свёрток из старого покрывала. Прижимал его к правому плечу, крепко сжимал свёрток двумя руками. Я наблюдал за мужчиной издали, из тени под каштаном. Мужчина заметил меня не сразу. Он приподнял голову и посмотрел мне в глаза, когда до входа в сберкассу ему осталось пройти не больше двадцати шагов.
Мне показалось, что взгляд мужчины был усталым и в тоже время слегка испуганным. Я издали рассматривал его загорелое исчерченное полосами морщин лицо. Вспомнил, что он пенсионер, ветеран Великой Отечественной войны. И что ему в прошлом году исполнилось восемьдесят лет. Мужчина преодолел ещё пару метров. Он по-прежнему не сводил с меня глаз. Лишь тогда я сошёл с места и двинулся мужчине навстречу. Пенсионер вздрогнул, остановился.
Мне показалось: он затаил дыхание.
— Здравствуйте, Семён Петрович! — сказал я.
Стал у Семёна Петровича на пути. Преградил ему путь к входу в сберегательную кассу. Чуть развернул руки, показал ветерану войны свои пустые ладони. Нас разделяли сейчас примерно три метра исчерченного трещинами тротуара и тот свёрток, который Семён Петрович прижимал к груди. Я прикинул, что окажусь рядом с пенсионером раньше, чем он развернул бы покрывало на своей ноше. Семён Петрович понял это — тревога в его взгляде усилилась.
— Семён Петрович, продайте мне своё ружьё, — предложил я. — Ведь вы давно не ходите на охоту. Ваше ружьё пылится и ржавеет без дела. А мне оно пригодится. Я заплачу вам за него тысячу рублей.
Ветеран Великой Отечественной войны едва заметно пошевелил губами.
Я с трудом, но всё же расслышал его слова. Их до меня донёс изменивший вдруг своё направление ветер. Он подул Семёну Петровичу в спину, будто подтолкнул его ко мне навстречу.
— Какое ружьё?
— Вот это, которое вы держите в руках, — сказал я. — ИЖ-27. Вертикалка. Семьдесят пятого года выпуска. С длиной ствола семьсот тридцать миллиметров. С двумя патронами двенадцатого калибра. На утку.
Я пожал плечами и повторил:
— Оно ведь всё равно вам не нужно, Семён Петрович. А вот деньги вам наверняка пригодятся. Тысяча… нет, полторы тысячи рублей. Отдам вам их прямо сейчас. Они у меня в кармане лежат. Вот здесь.
Я прикоснулся указательным пальцем к правому карману брюк.
— Никакого обмана, Семён Петрович, — заверил я. — Вы сейчас отдадите мне своё ружьё. Возьмёте у меня полторы тысячи рублей новыми «павловскими» сторублёвками. И разойдёмся по домам.
Я улыбнулся — тут же представил, как обезоруживающе выглядела Димкина улыбка.
Сказал:
— Это хорошее предложение, Семён Петрович. Соглашайтесь.
Я сунул два пальца в карман, осторожно (без резких движений) вынул оттуда деньги. Заметил, что ветеран войны всё же опустил свой взгляд. Он посмотрел на зажатые в моей руке новенькие «сотни».
— У меня только два патрона, — тихо произнёс Семён Петрович.
Я снова услышал его слова лишь благодаря порыву ветра.
Я улыбнулся, посмотрел пенсионеру в глаза и заверил:
— Ничего, Семён Петрович. Двух патронов мне вполне достаточно.
Мужчина протянул мне свой свёрток.
Я принял из его рук двуствольное охотничье ружьё, завёрнутое в старое пропахшее нафталином покрывало. Зажал его у себя подмышкой. Отсчитал пятнадцать сотенных банкнот и сунул их в дрожащие руки пенсионера.
— Спасибо, Семён Петрович, — сказал я. — Вы мудрый человек. Желаю вам здоровья. И хорошего дня.
* * *
Завёл двигатель, махнул стоявшему на тротуаре под каштаном Семёну Петровичу рукой. Ветеран Великой Отечественной войны пристально смотрел на мою «копейку». Он словно не понимал, что только что произошло.
Я пропустил мимо своего автомобиля автобус — тот неторопливо двигался к остановке. Плавно нажал на педаль газа, отпустил сцепление. Послушная «копейка» сдвинулась с места и зашуршала шинами по шоссе.
Я поднёс правую руку к лицу. Почувствовал, что она пахла нафталином (как и та невзрачная старая тряпка, доставшаяся мне от ветерана Великой Отечественной войны в нагрузку к основной покупке). Улыбнулся.
Завёрнутое в покрывало охотничье ружьё теперь лежало в багажнике моей машины (я поместил его между сумкой с продуктами и запасным колесом). Я так и не взглянул на ружьё около сберкассы. Потому что оно меня сейчас почти не интересовало.
Хотя и насчёт его использования в будущем у меня в голове уже появились интересные планы. Вот только те планы родились ещё до покупки ружья; до того, как я обменял резаную бумагу из банка СССР на две человеческие жизни.
* * *
Этот вторник двадцать второе июля в прошлой жизни стал моим вторым рабочим днём после отпуска. Начался он с раннего завтрака в компании Нади, всё ещё не вернувшей себе хорошее настроение после освобождения из-под стражи Фролова. Продолжился прочтением «громкой» статьи в газете «Советская Россия». А после полудня мы с Женькой Бакаевым допрашивали свидетелей неудавшегося ограбления сберкассы на проспекте Ленина, завершившегося смертью двух человек. Свидетели тогда в один голос твердили, что сберкассу попытался ограбить восьмидесятипятилетний пенсионер, ветеран Великой Отечественной войны Семён Петрович Самойлов.
Они рассказали, что Самойлов вошёл в помещение сберкассы вскоре после начала её работы. Семён Петрович принёс с собой длинный свёрток, из которого уже в помещении достал двуствольное охотничье ружьё. Он направил своё оружие на молодую кассиршу и дрожащим голосом озвучил свои требования. Свидетели мне признались, что поначалу приняли поступок седовласого ветерана войны за шутку. Все, как один твердили, что поначалу они не испугались. Выходка старика некоторым даже показалась забавной. Многие женщины подумали, что при помощи такой нелепой уловки пенсионер попытался пройти к окошку сберкассы без очереди.
Возмущённые женщины ринулись к Самойлову, оттеснили его от кассы. Тогда лишь некоторые заподозрили «неладное» — по «странному» поведению пенсионера. Но и они «не до конца» поверили в серьёзность его намерений, пока не раздался выстрел. В помещении выстрел из ружья прозвучал оглушительно — посетители и служащие сберкассы притихли. Все запомнили, что у них от громкого звука заложило уши. И все как один сообщили: в помещении запахло пороховым дымом — его «кисловатый» запах некоторые сравнили с дымом от горящей хвои. Признались: они не сразу заметили, что заряд дроби угодил в шею пожилой женщины.
Лопухова Виолетта Викторовна до выхода на пенсию вела уроки истории в седьмой школе Нижнерыбинска. В тот день, двадцать второго июля, она пришла в сберкассу, что бы снять со сберкнижки деньги на подарок для внука. Но не успела: умерла от потери крови, вызванной огнестрельным ранением в шею. Я видел, как много было в помещении сберкассы в тот день крови на том месте, где умерла Виолетта Викторовна. А вот рядом с телом Самойлова тогда крови не было. Свидетели сказали, что Семён Петрович несколько секунд смотрел на истекавшую кровью женщину. Затем он уронил ружьё, устало уселся на пол… и умер от остановки сердца.
