– Мисс Ишервуд! – воскликнула я, шагая, пожалуй, слишком широко и поспешно для леди; но иначе настигнуть циркачку было бы невозможно. – Я… я соболезную вашей утрате.
Она остановилась так резко, словно одной ногой угодила в капкан.
– Оставайтесь в кофейне, леди Виржиния. Чую, нынче вечером ваш пронырливый приятель обеспечит там аншлаг.
Ответ прозвучал колко, обидно, однако с места Фея не сдвинулась. Спина её, обычно прямая, точно у образцовой гувернантки перед строгим нанимателем, сейчас оказалась согбенной, словно на плечах лежала огромная невидимая тяжесть. И тут же я ощутила холодок узнавания… О, как знакомо было это чувство! Отчаянно жаждать сочувствия – и не позволять его себе; так изнывающий от жажды путник отворачивается от чашки с водой, если думает, что питьё отравлено. После смерти леди Милдред я хотела, я искала поддержки, но и в особняке на Спэрроу-плейс, и в «Старом гнезде» вынужденно делала вид, что мне этого не надо. Ведь наследница Эверсанов и Валтеров, «молодая графиня», должна быть сильной, несмотря ни на что; малейшее проявление жалости грозило превратить меня в беспомощную девочку, в дитя, едва совершающее первые шаги.
Глупейшее из заблуждений.
До откровенной грубости настоящая леди опуститься не могла, и потому холодность стала тогда моим щитом. А вот мисс Ишервуд была свободнее – и потому без раздумий выплескивала накопившуюся ярость в жгучих упрёках… и всё-таки она нуждалась в поддержке.
– Если вы о мистере ла Роне, то вам доподлинно известно, полагаю, что статью в «Бромлинских сплетнях» он написал не по собственной воле и точно не ради славы, – вздохнула я, обходя мисс Ишервуд и становясь перед нею. Очутись на её месте леди Вайтберри – я бы взяла её под локоть, Мэдди я бы обняла… Но с циркачкой мы, увы, не были подругами, и, боюсь, она бы ударила меня сейчас, попытайся я сделать нечто подобное. – Что же до детектива Эллиса, то единственное его желание – поймать преступника как можно скорее и избежать новых жертв.
– Это уже два желания.
Голос Феи прозвучал хрипло и грубовато.
– Пусть так, но разве они не согласуются с вашими?
Некоторое время мы стояли друг перед другом. Я терпеливо ждала; она смотрела вниз, гневно, по-мужски, сжимая кулаки. Потом её словно отпустило что-то. Фея Ночи выпрямила спину и, взглянув мне прямо в глаза, дёрнула подбородком.
– Хочу пройтись, голову проветрить. Вы со мной?
– Да, разумеется, – кивнула я без улыбки. – Иначе зачем бы мне выходить на улицу? И погода к тому же располагает к прогулкам.
И тут, как назло, налетел порыв ветра, попытавшись сорвать шляпку с моей головы, а следом хмурое небо расщедрилось на мелкую, больше похожую на туман морось. Фея растерянно моргнула, посмотрела на пышные, низкие тучи – и рассмеялась, коротко и невесело.
– Да уж, располагает… Но всё лучше, чем торчать в этом проклятом месте.
Она сказала это чуть погодя, когда мы уже некоторое время в молчании шли по улице рядом, чинно, как две воспитанницы пансионата.
– Проклятом? – осторожно спросила я. – Вы бранитесь или?..
– Или, – поморщилась циркачка. – Скажите, леди Виржиния, вы верите в возмездие?
Меньше всего это походило на праздный вопрос, но с ответом я замешкалась.
Мне вспомнилось, как долго Душитель с лиловой лентой безнаказанно вершил свои злодеяния, и как стоял Дуглас Шилдс над телом убитой им Эвани, и как Финола Дилейни с лёгкостью бежала из тюрьмы; но также пришли на ум и другие случаи – внезапная смерть во сне Доминика Синглтона, едва не погубившего леди Абигейл, и помешательство его сообщника Чарльза Стаффорна…
И – Эллис. Отчего-то его лицо привиделось особенно ясно.
– Да, мисс Ишервуд, – откликнулась я, глядя в серое, изменчивое небо. – Я верю в возмездие, но лишь когда оно вершится человеческими руками.
Фея Ночи бросила на меня долгий взгляд, точно пыталась взвесить и оценить этот ответ, а затем произнесла:
– Ну, что же, а я-то человек дремучий, потому и в судьбу тоже верю. И в призраков. Потому что, клянусь своими руками, на днях я видела одного.
Признаться, по спине у меня точно ледяной ветерок пробежал.
– В ночь, когда погиб доктор Барнелл?
Она кивнула, механически, неосознанно оттягивая от горла шейный платок, точно он душил её, хотя зябкий ветер и морось наоборот побуждали закутаться поплотнее.
– Мы с Барби как раз возвращались в лагерь, усталые – сил нет. У нас один гость припозднился, а кэбы мимо амфитеатра, знаете ли, нечасто ездят. Пока Арчи хоть один нашёл, наверное, с час прошло уже…
Что-то в её рассказе меня царапнуло.
– Погодите. Что за гость? Вроде бы я слышала, что вы в лагерь чужих не пускаете.
– От кого? От Норманна этого? – нахмурилась Фея. Забавно: она явно недолюбливала Эллиса, в то время как он отзывался о ней с большой симпатией. – Не любим тех, кто вынюхивает лишнее, всё так, ну а кто любопытных привечает? А это и не чужой вовсе был, а свой практически, доктор Брут, они с Лео то ли приятели, то ли вовсе родичи… Забавный такой старикан, не ходит почти, но знает много, да и по молодости вроде тоже с бродячим цирком таскался. Но речь не о нём: пока мы его в кэб сажали, пока этот кэб толкали, чтоб колесо из ямы вывернуть, в лагере заиграл рог. И его звук, чтоб мне на этом самом месте сквозь землю провалиться, я знаю хорошо. И Барби тоже. Мы оставили старика на попечении Арчи, а сами со всех ног побежали в лагерь. И успели увидеть, как с забора слетел – клянусь, люди на такие прыжки не способны – призрак человека, который уже лет десять как лежит в земле.
Снова подул ветер, ударил снизу в поля шляпки, точно в паруса. Я придержала её для виду, а на самом деле – воспользовалась случаем и скрыла выражение лица, потому что на какое-то мгновение не смогла совладать с собою. Не потому что меня напугал рассказ, нет – право, не после задушевных бесед с Сэраном средь бела дня, наяву, или пугающих ночных встреч с мёртвым колдуном Валхом. Просто вспомнился недавний сон о цирке и все тёмные, тяжёлые чувства, которые он принёс с собою… Пожалуй, я догадывалась, о чём хотела рассказать мисс Ишервуд, но мне оставалось только ждать, слушать – и осторожно направлять её.
– Почему вы уверены, что этот человек мёртв?
Попетляв немного среди роскошных особняков Вест-Хилл, мы снова вышли к Гарден-стрит; отсюда около получаса неспешным шагом оставалось до Спэрроу-плейс – то есть до моего дома. Вот и славно – вести такие разговоры на улице, где любой мог нас подслушать, мне отнюдь не нравилось.
– Потому что мы его похоронили, мы с Барби, – откликнулась мисс Ишервуд, и лицо её, без того бледное, приняло землистый оттенок. – Ченга тогда не было, он бы не позволил такому случиться… Собственно, после того труппа и распалась.
– Не всякий, кто похоронен, на самом деле мёртв, – возразила я. И добавила, чтобы немного развеять тяжёлую атмосферу: – Около полутора веков тому назад жил некий аббат Огюстин, чьему перу принадлежит книга «О явлении духов, призраков и мертвецов, а также прочих суевериях, бытующих в северных и западных областях Марсовии». Он обладал ясным, дотошным умом и описал множество случаев, когда похороненный и оплаканный человек возвращался к жизни по причинам, которые наука вполне признаёт… Забавно только, что сей труд он посвятил борьбе с суевериями, но именно за ними к этой книге сейчас и обращаются.
Однако Фея даже не осознала, что в моих словах была скрыта изрядная доля иронии, и лишь покачала головой:
– Ну, мысли у меня в ту ночь путались, да и сердце было не на месте от страха, так что я-то и могла принять ещё живого за мертвеца. Но чтоб Барби ошиблась? Уж она ничего не боится. Вы послушайте только. Дело было лет десять тому назад. Робер тогда уже умер, Ченг всё ещё держал свой магазинчик на окраине Смоки Халоу, а Барби только-только присоединилась к нашей труппе, и подругами мы ещё не стали. На зимовку мы собирались отчалить в Марсовию, да вот никак не могли собрать деньжат. И тут появился он – Милорд. Так его все звали; имени своего он не говорил. Он был весьма богат, этот Милорд, и хотел нанять нашу труппу, чтобы мы развлекли его и его приятелей…
