– Поверьте, Виржиния, это вы знать тоже не захотите.
На воображение мне жаловаться не приходилось, и завтрак тут же потерял свою привлекательность; только кофейная горечь немного привела в чувство. Ещё две смерти… Даже перед самым концом Тисдейл сумел утянуть с собою двоих.
– А мистер Ярвуд? – задала я наконец менее опасный вопрос. – Тот юноша, сообщник убийцы? Он что-то рассказал?
Эллис повеселел:
– О, да, и немало интересного! Я, так выразимся, немного пошутил – и предположил, как бы могли развиваться события, если б мы с вами не разоблачили Тисдейла раньше. После смерти Барбары Пфафф подозрения могли пасть на музыканта – есть у них в труппе занятный парень по имени Сильвен Ларивьер, играет на арфе, которую, представьте, обнаружили неподалёку от места смерти Барбары. Музыкант он, говорят, неплохой, но, кроме арфы, играет ещё и в карты – и ему не слишком везёт. Он уже должен кучу денег клоуну, Эрнесту Бейли, человеку весьма вспыльчивому. И вот, предположим, музыканта находят, до смерти забитым кочергой, на которой следы грима. Под подозрением – клоун… Мне продолжать?
Я сделала ещё глоток кофе. Как предусмотрительно было не добавлять сегодня ни молока, ни сахара!
– У вас… у вас хорошо получается подражать мыслям Тисдейла.
– Ярвуд тоже оценил мои способности, – недобро усмехнулся Эллис. – А, может, я и впрямь угадал кое-какие планы. Так или иначе, но эта история закончилась бы для Ярвуда не лучшим образом. Не так давно он повздорил с клоуном, поэтому «убийцей» клоуна Тисдейл сделал бы именно его. Вспыльчивый характер… м-м, предположим, Эрнест Бейли сгорел бы заживо, а подозрения пали бы на Ярвуда, у которого бы нашли горючее, и…
К горлу подкатило.
– Эллис, умоляю, перестаньте!
– Вот примерно то же самое сказал и Арчи Ярвуд, – усмешка детектива стала ещё злее. – И сразу же стал весьма разговорчивым. Не буду утомлять вам подробностями; если коротко, то именно он подбрасывал «улики» жертвам – и, что важнее, передавал новости от Тисдейла к Олбрайту и обратно, выступая промежуточным звеном. Вкупе с фотографиями Пека этого хватило для приговора мятежному баронету.
– Приговору? – откликнулась я, мелкими глотками допивая кофе. Надо будет попросить Мэдди принести чего-нибудь успокаивающего, скажем, ромашки. Да, ромашка придётся очень кстати… Ах, да, Мэдди же до сих пор не спустилась. – В некрологе писали о несчастном случае.
– Ну, счастливым его точно не назовёшь, – уклончиво ответил Эллис. – А я и представления не имею, как выглядит исполнение приговора в Особой службе. И, честно признаюсь, скромно надеюсь никогда не получить опыт в этой деликатной области.
Впрочем, несмотря даже на желание углубляться в тему, детектив поведал несколько любопытных подробностей об Олбрайте. К примеру, у него действительно нашли маску из кости, украденную из особняка Хэмпшайров. Само по себе это действительно ничего не значило, если б не фотографии Джеремии, которые он сделал с Луи ла Роном в роковую ночь смерти Леонарда Барнелла. «Мятежный баронет», как его обозвал Эллис, вообще любил трофеи – весьма опрометчиво для человека его профессии – и при обыске у него обнаружили довольно много вещей, проливающих свет на другие тёмные дела. А самым необычным предметом оказалось свидетельство о браке, выписанное в церквушке где-то на границе с Альбой.
– Леди Фэйт? – упавшим голосом уточнила я.
– Как выяснилось, нынче законная вдова, – подтвердил мои подозрения Эллис. И добавил совсем тихо: – Надеюсь, у него хватило хотя бы совести, гм, не консумировать брак, иначе её положение ещё больше осложнится. А так дело, конечно, замнут, свидетельство уничтожат, запись в приходской книге вымарают – у герцогини достаточно длинные руки. Леди Фэйт, думаю, уедет в длительное путешествие, а когда вернётся – будет смотреть на жизнь совершенно иначе. И к лучшему.
«К лучшему, – подумала я. – Особенно если они с матерью поживут отдельно хотя бы несколько лет».
Паоле, бесспорно, разлука с семьёй не помогла наладить отношения – но зато дала время разобраться в себе, что порой необходимо, чтобы наконец повзрослеть… К слову, после отъезда родичей она несколько дней ходила задумчивая и печальная, пока не приехал маркиз Рокпорт и не попросил о разговоре. Не представляю, о чём они беседовали целых два часа, но после этого Паола словно ожила, стала собой прежней, но только более сильной и спокойной – как будто надлом в её душе, существовавший с самого начала, наконец-то исцелился.
– Кстати, вот ещё необъяснимая деталь – в ряд к другим странностям, – произнёс вдруг Эллис. – Ваш маркиз мог бы и упустить Олбрайта. Тот, разумеется, готовился бежать за границу, но буквально в день поимки Тисдейла сломал правую руку и сильно повредил запястье левой. Что называется, не повезло – так не повезло.
– О, какие чудеса только не случаются в жизни, – пожала я плечами.
Деланое равнодушие тяжело мне далось, ведь на ум тут же пришли сны. И тот, первый, где я швырнула веер и попала кукловоду по руке, и второй, в котором с хрустом ломала чужие пальцы… Неужели мои видения сплелись с реальностью – и повлияли на неё?
Пожалуй, только леди Милдред могла дать ответ на этот вопрос.
«Или Абени, – подумала я вдруг, возражая сама себе. – Да, она наверняка знает».
– Мерзкая история получилась, – вздохнул тем временем Эллис. – Крайне мерзкая и не вполне складная. Так и не ясно, в какой момент Олбрайт наткнулся на Тисдейла. Да, тот совершил много лет назад покушение на герцога, ныне покойного, но расследованием занимался тогда совершенно другой человек – по крайней мере, бумаги говорят так. В том, что убийца – именно Тисдейл, сомнений никаких: тогда, в амфитеатре, он лично признался, запугивая бедную Фею. Но почему он выглядел, как глубокий старик? И хромота его… Нэйт сказал, у него и впрямь одна нога была покорёженная, как скрученная кочерга, видно, срослась неправильно. Но бегал Тисдейл при этом – куда там молодым, не угонишься, ваш ла Рон подтвердит. И сила его… На него надели, Виржиния, новенькие наручники из самой Колони, Хоупсон выделил, чтоб уж наверняка. Так Тисдейл их порвал, как бумажные! Я понимаю, если б он из них освободился, циркач всё же, но порвать… – он покачал головой. – Хоупсон собирается выставить компании «Пирлесс» крупный счёт за ненадлежащее качество изделий.
– Смею надеяться, что полученная сумма целиком пойдёт семьям тех несчастных, что погибли при исполнении, – не удержалась я от замечания.
Эллис выразительно изогнул брови:
– Ну, зная скаредность Хоупсона… Хотя нынче положение особое, дело громкое, думаю, на сей раз он скупердяйничать не станет. Похороны-то были за его счёт, – добавил детектив.
«А где похоронят Тисдейла?» – подумалось мне вдруг, но я отогнала от себя эту мысль: от неё веяло жутью, и она казалась неправильной. Так было, когда два года назад, вскоре после похорон леди Милдред, о ней спрашивали, как о живой, и мне приходилось говорить, что она умерла. И сейчас тоже – словно Тисдейл уже лежал в земле, и любые упоминания о нём оскверняли вечный покой. И ядовитой змеёй являлась другая мысль: «А что, если он вправду умер ещё тогда, и Барбара Пфафф зарыла тело в овраге? Что, если она не лгала? Кто тогда пришёл за возмездием?»
– Виржиния, вы что-то побледнели, – обеспокоенно наклонился ко мне детектив.
Я слабо улыбнулась:
– О, это всё слишком крепкий кофе. Надо было попросить Георга добавить сливок.
Разговоры настолько поглотили наше внимание, что мы едва не позабыли о главном – о том, ради чего Эллис вообще пришёл сегодня в кофейню. Или, точнее сказать – «о той, ради кого».
…Мэдди словно появилась ниоткуда, словно спустилась с Небес – смущённая до пунцового румянца, с тщательно уложенными волосами, в нежно-голубом платье, отделанном шёлковой тесьмой цвета сливок, которого я у неё никогда не видела. В спину её подталкивал чрезвычайно взволнованный Рене Мирей, приговаривая: «Вперёд, смелей, мон ами, смелей!» – впрочем, заметив мой недоуменный взгляд, он спрятался в полумраке арки, соединяющей кухню и зал. А Эллис подскочил на месте, потом сделал несколько шагов навстречу ей – и снова отступил, и замер, совершенно потерянный, пока она шла к нему, деревенея всё сильней с каждым вздохом.
