– Изголодалась, что ли, – пробормотал Лайзо. – С чего бы, лето же… А! У меня же там сыра кусок, вот же… Ну, ладно. Так и быть, угощу.
И – повернулся, собираясь выйти.
…повернулся ко мне.
Я пискнула, зажимая рот руками – и проснулась.
В спальне ещё царила ночная прохлада, однако мне было жарко – жарче даже, чем там, во сне, на берегу безымянной крошечной реки. Солнце едва поднялось над крышами; пора было вставать, чтобы успеть прочитать вчерашние письма, затем позавтракать – и спуститься по крыльцу к дорожке, где ждал автомобиль.
И Лайзо.
А после этого сна я совершенно точно не смогу посмотреть ему в глаза.
Ни за что.
***
Пока мы завтракали, казалось, что все смотрят на меня и о чём-то догадываются – мысль абсурдная, но мучительная и навязчивая. Правду говорят, что нет хуже тюремщика и палача для человека, чем его собственная совесть. Впервые в жизни я употребила свой дар – пускай и невольно, не осознавая того – в корыстных целях… нет, даже хуже того, в порочных.
Но самым скверным было то, что Лайзо мог меня заметить.
Разумеется, в царстве грёз колдун, пускай и могущественный, сновидцу не ровня. Только те, кто обитает между миром живых и мёртвых, в силу своей мистической природы способны легко ощутить моё присутствие – и даже больше: Сэран, к примеру, передвигался среди снов, не испытывая ни малейших трудностей, а перед святым Киром я и сама робела… Но Лайзо всё-таки человек из плоти и крови, а значит, оставалась возможность, что он не почувствовал, как я заглянула в его прошлое.
А если почувствовал, то что подумал обо мне?
А если он видел точно такой же сон – и меня на том камне?
А если он нарочно меня дразнил?
А если…
Тревожные и постыдные мысли множились и множились в моей голове, не давая ни мгновения покоя.
– Вы только посмотрите, какая наглость! – воскликнул вдруг Клэр и отбросил газету. – Видели, дорогая племянница? В Алмании компанию «Гилмор и сыновья» обвинили в шпионаже, объявили вне закона, их имущество конфисковали, а самого Энтони Гилмора вместе с семьёй, прислугой и работниками выслали из страны в грузовом вагоне!
– Какой ужас! – отозвалась я, подумав между тем, что этому Гилмору весьма повезло, что его не казнили на месте, учитывая, какие скверные в последнее время вести приходят с материка. Впрочем, это говорило лишь о том, что бедолага на самом деле ни в чём не виноват: потому-то его всего лишь разорили и унизили. – Вы знали его?
Клэр поморщился.
– Его знала половина Аксонии – та, что хоть изредка читает газеты. Я давно не ожидаю от вас, дорогая, чтобы вы следили за политикой, но упустить из виду тех, кого называли «некоронованными королями Мраморного пролива»… У них большой торговый флот, более чем заметное состояние и сильное влияние на деловые круги континента, – пояснил он, сжалившись надо мною. – Энтони – младший внук основателя, несколько лет назад перебрался в Алманию, дабы лично заниматься там делами компании, что-то связанное с железными дорогами. Я не был с ним знаком, зато знавал его отца – смелый игрок в покер, хорошо блефует и всегда платит по счетам.
Честно признать, я прослушала половину из его объяснений, продолжая возвращаться мысленно к непристойному сну и всему, что было с ним связано. Однако добросовестно поддержала беседу, отвечая вполне уместными, хотя и размытыми фразами… Наконец Клэр заметил, что к теме разговора я остаюсь холодна, и умолк.
Право, жаль, что завтрак – пусть и в такой неуютной атмосфере, спасти которую не могла даже Мэдди – не вышло растянуть подольше. Настал момент, когда мне нужно было подняться из-за стола, вернуться в свои комнаты, с помощью Юджинии переодеться – давно выбор наряда на день не казался мне столь сложным – и спуститься в холл. К автомобилю, который уже ждал у крыльца, я отправилась, живо обсуждая с Мадлен подготовку к свадьбе, словно прикрываясь ею… Но всё равно не удержалась и взглянула на Лайзо искоса, пытаясь понять, знает ли он о том сне.
И – залилась жгучим румянцем, когда услышала простое приветствие.
– Вы в порядке, миледи? – обеспокоенно спросил Лайзо, разглядывая моё – без сомнения, пунцовое – лицо.
– Да-да, – скованно ответила я, глядя в сторону. – Но, похоже, день предстоит жаркий: уже сейчас весьма душно.
– Не без того, – согласился он. И мечтательно добавил: – Сейчас бы к реке…
Тут я не выдержала и трусливо юркнула в машину, не дожидаясь, пока передо мною распахнут дверцу.
В кофейне было гораздо легче делать вид, что ничего особенного не произошло, ибо времени на досужие размышления попросту не оставалось. Постоянно что-то происходило, даже когда посетителей в зале почти не оставалось: то Рене Мирей приглашал попробовать кекс по новому рецепту, то заглядывал мистер Салливан с партией фруктов, то посыльный принёс от Дженнет Блэк небольшой букетик нарциссов с лепестками из шёлка… Ближе к середине дня на пороге появился Луи ла Рон с увесистой пачкой писем, перевязанных красной лентой.
– Вот! – потряс он ими торжествующе. – Мистер Норманн намедни изволил упрекнуть меня в том, что якобы я принёс один вред своей статьёй. Но полюбуйтесь на это! Сколько сердец тронуто, сколько добрых слов написано в ответ!
Очень скоро выяснилось, что все те письма, что он притащил – около четырёх дюжин – пришли в редакцию газеты после той достопамятной публикации. Некоторые оказались вскрытыми – те, что были адресованы самому Луи ла Рону, но содержали комплименты и пожелания счастья для молодой пары. Другие конверты, некоторые из которых выглядели довольно пухлыми, предназначались напрямую для Мэдди или для Эллиса. Разумеется, я выслушала журналиста и для виду согласилась с ним. Однако вскрывать корреспонденцию не решилась и Мадлен запретила; в конце концов мы решили передать все письма детективу на случай, если там окажется что-то опасное, а до тех пор – хранить их в коробке с плотно закрывающейся крышкой. Нет, разумеется, никто из нас всерьёз не предполагал, что бумага может быть пропитана ядом или испарениями из чумного барака, но всё-таки…
– Лучше поберечься, – рассудительно сказала Мэдди, относя коробку в чулан.
А я подумала, что наш преследователь слишком хитёр, чтобы посылать что-то опасное через третьих лиц в конверте, который вовсе может и не дойти до адресата… Впрочем, иногда остаётся надеяться только на человеческую глупость.
Всё рано или поздно подходит к концу – и этот день закончился тоже. Уже в девять посетителей в зале не осталось, а ещё через полчаса Георг вместе с Миреем заперли главные двери и закрыли тяжёлые ставни. Мы с Мэдди быстро собрались, пользуясь возможностью уехать пораньше, и вышли с чёрного хода. Лайзо ждал у машины, спиной и локтями опираясь на капот и наблюдая за тем, как последние лучи солнца окрашивают сияющим золотом шпили и флюгеры.
«А ведь он и впрямь очень хорош собою, – подумалось мне. – Куда лучше многих».
С одной стороны, мысль была не нова. Красота Лайзо с первой встречи запала мне в душу, однако прежде я замечала, скорее, черты его лица или цвет глаз, яркий и чистый. А теперь видела ясно и разворот плеч, и талию, подпоясанную сейчас на манер нарядов гипси, и стройные ноги…
Словом, всё то, что леди замечать не полагается.
– Леди Виржиния? – прикоснулась Мэдди к моему локтю, и я точно очнулась.
Лайзо распахнул дверцу машины, ожидая, пока мы сядем, и по его лицу, разморённому и немного сонному, нельзя было даже предположить, знает ли он хоть что-то о моём сне – или нет.
Следующий день также не привнёс ясности, к добру или к худу. Со временем я почти перестала смущаться и краснеть, научившись отстраняться от волнующих мыслей, но полностью избавиться от них не сумела. Возможно, потому что знала – скоро нам предстоит провести ночь вдвоём, пускай и в совершенно невинном смысле, лишённом даже намёка на романтику и непристойности.
Накануне встречи с Абени я поднялась в свою спальню рано, сославшись на головную боль из-за духоты. Клэр, второй вечер подряд страдающий мигренью, проводил меня сочувственным взглядом и сам вскоре ушёл из гостиной, как сообщила мне Юджиния. Несколько часов я проспала прямо в кресле, чтобы ночью не лишиться чувств от усталости в самый неподходящий момент, а открыв глаза, обнаружила верный признак того, что Лайзо входил в комнату.
