Альберт, глядя на все эти перемены, насторожился.
— Дядя… — даже голос молодого мага звучал теперь более потеряно, испуганно, лишь усиливая его сходство с подростком, — Дядя, что я наделал?.. Я… — он на миг закрыл лицо руками, а затем подался вперед, взирая на уже берущего что-то со стола мужчину с отчаянной надеждой, — Скажи, с Эриком ведь все будет хорошо, правда?.. Я… Я не хотел делать ему плохо, ты же знаешь! Я только…
— Я знаю, — Альберт, захватив со стола жгут, мягко улыбнулся, приближаясь к племяннику, — Ты просто хотел помочь ему, мальчик мой, ты не хотел и не мог причинить ему вред. Не бойся… Эрик сильный и умный мальчик, я уверен, он оценит твою помощь по достоинству. Но ты вновь слабнешь… Ты ведь хочешь вернуться домой, в семью, не правда ли?
Луи, завороженно слушая дядюшку, уверенно кивнул. Тот улыбнулся вновь и, аккуратно подняв рукав молодого человека, затянул на его руке жгут.
— Но ты должен вернуться к ним сильным, понимаешь? — каждое слово мага просачивалось ядом в уши юноши, мутя его сознание, — Иначе они просто не примут тебя, ты же знаешь. Работай кулаком.
Людовик, почти не отдавая себе отчета в действиях, принялся сжимать и разжимать кулак той руки, на которой был затянут жгут.
— Зажми, — ласково повелел Альберт и, перехватив поудобнее сжимаемый им в пальцах, незамеченный ранее его учеником, шприц, поднес его к руке юноши, аккуратно вонзая иглу в бледную кожу, — Вот так. Немного ненависти внутривенно тебе не помешает…
Луи, то ли по какой-то причине не ждавший боли, то ли испуганный словами дяди, дернулся, но тотчас же замер. По вене его, вводимая магом, заструилась ясно видная даже под кожей какая-то темная жидкость.
Через секунду, когда юноша снова взглянул на дядю, глаза его были полны жгучей ненависти и гнева. От страха за родного брата, царившего в них несколько мгновений назад, не осталось и следа.
* * *
— Татьяна…
Неожиданно послышавшийся за спиной голос заставил девушку, дернувшись, несколько заторможено обернуться через плечо, не выпуская руки лежащего на кровати Эрика. Наткнувшись на внимательный, исполненный жалости взгляд хранителя памяти, она повернулась обратно. Ничего нового от вошедшего она не ожидала.
— Прошло уже пять дней… — неуверенно начал Винсент, собираясь, очевидно, аккуратно подвести к тому, что девушке, безвылазно просидевшей все это время у постели графа, было бы неплохо дойти до гостиной и поесть, прогуляться и подышать свежим воздухом, или же сделать еще что-нибудь общественно полезное.
Татьяна не прореагировала. Она, казалось, вообще не слышала обращенных к ней слов, отдавая все внимание молодому человеку, лежащему на кровати.
Хранитель памяти, не видя реакции, умолк и, ограничив свое красноречие тяжелым вздохом, подошел к тумбочке, стоящей возле кровати. На тумбочке лежала небольшая, но, судя по всему, вполне вместительная колба, завершающаяся острой иглой и немного напоминающая дротик. Это была та самая колба, которую Людовик, разглагольствуя об Альжбете ла Бошер, швырнул в брата, ловко попадая ему точно в шею. Чем была наполнена эта колба, осталось неизвестным — содержимое выплеснулось из нее, вероятно, спровоцированное легким нажимом на иглу в мгновение ее соприкосновения с кожей графа, и теперь блуждало по организму последнего.
— Я не хочу, чтобы придя в себя, он увидел, что меня нет рядом, — негромко подала голос девушка, и Винсент, отвлеченный от нерадостных воспоминаний, снова перевел взгляд на нее.
На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Хранитель памяти, будто бы не решаясь произнести что-то, задумчиво покачивался с пятки на мысок, изредка кусая себя за губу; Татьяна и вовсе была поглощена своими мыслями.
— Скажи… — мужчина, решившись, внимательно взглянул на ее затылок, затем, набрав побольше воздуха, тихо промолвил, — Что ты будешь делать, если он так и не придет в себя?
— Он очнется, — резко оборвала его девушка и, помолчав мгновение, твердо продолжила, — Я знаю это. Не верю, не надеюсь, но знаю… Можешь, конечно, звать это безумием, но… — она не договорила. Хранитель памяти вновь вздохнул.
— Кому, как не тебе знать это, — пробормотал он себе под нос и, бросив быстрый взгляд на спокойно лежащую на ногах у графа кошку, в раздумье почесал левую бровь, кивая на животное, — Она, видимо, тоже это знает.
Татьяна вновь не ответила. Мужчина, не зная, какими словами еще говорить с девушкой, медленно прошелся по комнате у нее за спиной.
— Интересно, почему Альберт был так недоволен… — задумчиво вымолвил он по прошествии пары минут, — Чтобы не было в колбе, но вряд ли же это приготовил Людовик, ведь так?
— Он маг, — отстраненно откликнулась девушка, — Кто знает, на что он способен… Сюда ведь он нас с Ричардом притащил.
— Да… — Винсент, обрадованный тем, что сумел вызвать ее на разговор, остановился возле подоконника и, опершись на него, выглянул в окно, — Сложно предсказать способности того, кого воспитал Альберт. Хотя я бы не сказал, что он считает этого мальчика равным себе.
— Винс, — Татьяна, все так же сжимающая руку Эрика, неожиданно обернулась, внимательно взглядывая на собеседника, — Скажи, как ты думаешь, много ли тогда на балу было его приспешников?
Мужчина, ждавший, пожалуй, чего угодно, но никак не подобного вопроса, повернувшись к собеседнице, недоуменно моргнул.
— Не знаю, я не считал их. Чем вдруг вызван такой вопрос?
— Я просто вспомнила, — девушка, вновь переведя взор на графа, нахмурилась, — Ты помнишь, я разговаривала там с человеком, назвавшимся месье Чесле́ром? — хранитель памяти кивнул, и Татьяна, даже не обратив на это внимания, продолжила, — Мне кажется, он очень похож на того парня, который улыбнулся мне… ну, перед нашим с тобой знакомством.
Винсент нахмурился, старательно вспоминая некогда продемонстрированное им девушке их совместное прошлое. Никаких улыбающихся парней ему на память решительно не приходило, однако, спорить о таких, на его взгляд, пустяках, мужчине хотелось меньше всего, посему он предпочел пожать плечами.
— За тобой следили многие, насколько я помню. Кто знает…
— Альберт говорил, я как-то пропала из поля его зрения на три месяца, — перебила его Татьяна, снова оборачиваясь и слегка хмурясь, — Скажи, это были… те три месяца?
На сей раз вздох хранителя памяти был скорее обреченным, хотя и отчасти усталым. Не скрывая очевидного, он молча кивнул, а уже после, ощущая необходимость объяснений, промолвил:
— Я ощущал чье-то присутствие рядом с тобой. Недружелюбное присутствие… Я кое-что умею, помимо основных своих обязанностей, поэтому постарался скрыть тебя.
— Тебе это удалось… — задумчиво пробормотала девушка и неожиданно нахмурилась, — Я все забываю спросить… А куда делась твоя татуировка?
Винсент, полагавший, что сильнее, чем вопросом о древнем бале его изумить нельзя, ошарашенно захлопал глазами. Пару секунд он потерянно молчал, затем решительно задрал левый рукав футболки.
— Никуда она не делась, — демонстрируя яркое изображение большого леопарда, мужчина слегка пожал мускулистым плечом, — В подвале было темновато, потом я был в футболке, вот и… Татьяна, ты меня извини, конечно, но тебя в данный момент больше ничто не интересует?
— Интересует, — девушка, сразу же несколько помрачнев, снова отвернулась от собеседника, взглядывая на молодого человека, чью руку она ни на мгновение не отпускала, — Еще как интересует… — пробормотав это, она ненадолго умолкла. Винсент, моментально ощутивший вину за то, что снова переключил внимание собеседницы на вещи более грустные, тихо вздохнул, и уже хотел, было, извиниться, когда девушка вдруг снова подала голос.
— Ты знаешь… — тихо промолвила она и замолчала, словно бы опасаясь продолжать. Повисло молчание.
— Его руки… — вновь предприняла попытку возобновить начатую фразу Татьяна, однако, продолжать ее опять не стала. Хранитель памяти вновь вздохнул и немного нахмурился.
