— Неприятно, но именно по этой причине здесь Гвардия. Что вас остановило? Спрайты?
— Нет, Серые Мути. И не «нас» — я в той экспедиции не участвовал. Хотя даже если бы и участвовал, вряд ли моё присутствие на что-то сильно повлияло бы. Я колдун и привык полагаться на свои колдовские способности. Причём даже чаще, чем стоило бы.
— Это верно, — Фигаро захихикал, — я его так и взял в своё время. Наш магистр стул без колдовства не подвинет.
— Да, — Метлби понурился, — моя промашка. Но я на вас, Фигаро, как я уже говорил, не в обиде. Мне наука, а вам помощь.
— Мы ещё до горы не доехали.
— А разве не я вытащил вас в своё время из одной весьма хитрой западни?
— Эм-м-м… Чёрт, и верно.
— Согласитесь, вы ведь не просто так первым делом связались именно со мной. Значит, понимали, что только я способен вытащить вас из той клетки!
— Нет, просто у меня не было других вариантов.
— И вы бы вот так просто воспользовались бы колдовским средством связи любого колдуна? Вот совсем-совсем любого? И попросили бы о помощи?
— М-м-м-м-м… Нет. Хотя в тот момент ситуация была такая… хотя, чёрт вас задери, вы правы. Не любым и не любого. Но вообще-то, считай я вас законченным маньяком, я бы сейчас рядом с вами не стоял.
— Да ну вас к чёрту. Лучше посмотрите вокруг — какая ночь! Я не сентиментален, но здесь, на Хляби, есть что-то такое, что даже меня пробирает до глубины души. Если бы мою лабораторию разместили в произвольном месте здешних лесов и позволили бы изучать зону в радиусе не более мили вокруг неё, я бы, по правде сказать, не расстроился. Мне бы хватило материала для исследований на две жизни… Эх, нужно будет переключиться на изучение проблемы бессмертия. Здесь столько всего интересного, что умирать как-то ну вот совсем скучно и обидно. И дело не только в исследованиях. Я редко работаю в поле, но иногда, всё же, приходится. Представьте себе: ночь, лабораторные палатки, мороз такой, что деревья трещат… ну, вот как сейчас, примерно, охотники нанятые для охраны мутузят в кустах поленом шишигу, а ты выходишь на вершину холма — и ни души! Никого на мили и мили вокруг! Только снег, леса, ветер, подземная чудь из-под кустов глазами сверкает и луна в полнеба. Закуришь сигарету, и тут, прищуришься — огонёк! И думаешь: а не почудилось? Присмотришься — точно, огонёк! Далеко-далеко, на холме за лесом светится окно в избушке. То ли трапперы ночуют, то ли старатели, а, может, и одинокий разведчик коротает ночку на стоянке в глухомани. И поневоле становится тебе интересно: кто там такой, что за человек, что делает он тут в такое время, всё ли у него в порядке… Когда смотришь на городские огни, то просто ностальгируешь: а вон там окошко светится так же, как у подруги детства, с которой ты впервые попробовал вино, когда её родители были в отъезде, а вот там мальчишки за рекой жгут костры — и сразу же вспоминаешь, как сам был таким мальчишкой. Здесь всё иначе, здесь — вы не поверите, Фигаро! — мне впервые за всю мою довольно долгую жизнь стали интересны люди. Хуже: я начал терять своё отвращение к ним! Для колдуна моего уровня это было бы непростительно.
— Это ещё почему?
— Ну как же? Колдун, если он хочет чего-то достичь в жизни, должен относиться к окружающим с изрядной толикой презрения. Иначе он будет постоянно задаваться вопросами «а зачем?», «а почему?», «а не навредят ли мои действия кому-нибудь?». Какой же это колдун, к чёртовой матери? Это уже какой-то хилый гуманитарий, право слово! Если квазиматематик, да ещё и с колдовским талантом полюбил людей, то всё, пиши пропало. Пора ему на покой, стишки писать и кроликов выращивать. Это как с политиками: как только почувствовал первые уколы совести — всё, хана! Пора на пенсию.
— Вы почувствовали уколы совести? Вы? Да я скорее поверю в домашних драконов.
— Да ничего я не почувствовал, что вы пристали, как банный лист… Просто в какой-то момент люди мне осточертели настолько, что я понял всю глубину мудрости князя Василия Дикого: не гнуть через колено, а медленно менять химический состав мира, его коллективное, общее. Вроде как медленно подогревать котёл с лягушками, чтобы не спугнуть сердешных ненароком. Управляя теми возможностями, что доступны массам, ты управляешь ходом истории, и тебе не надо быть Фунтиком или, Эфир упаси, Тузиком. Это как с муравьями: если дать им еловые иголки, то они будут строить из еловых иголок. Просто потому что ничего другого нет, понимаете? И никакого принуждения. Напротив! Вот увидите: скоро все эти Глафиры, Винсенты, Александры и Пьеры выстроятся в длиннющую очередь, чтобы первым купить новую диковинку из Белого Лога. А мы на их деньги будем тут делать чистую науку.
— Вы снежным львом стать не хотите?
— Угу, я наслышан о ваших приключениях с этим мудаком Хартом… Нет, пока что мне и человеком неплохо. Но мысль интересная. Когда-нибудь, Фигаро, мы все почувствуем, что дни наши подходят к концу — если, конечно, они не подойдут к нему уж слишком внезапно. И, кто знает, может быть тогда идея стать бессмертным сверхсуществом не покажется вам такой уж и безумной.
Зашумела гидравлика, люк в полу открылся, и на обзорную площадку ловко выскочил приземистый гвардеец в комбинезоне полной защиты, увешанном кобурами, кабелями, фонариками и алхимическими гранатами, что зловеще поблёскивали пусковыми штоками. Гвардеец быстро отдал Анне честь и прогнусавил в маску:
— Командир, доклад от разведгрупп. Вокруг волколаки. Количество — не сосчитать.
— Готовятся к атаке? — По голосу Анны Гром нельзя было сказать, что новость её взволновала, но руки командира «Дубин» сжались в кулаки.
— Никак нет, не обращают на нас внимания. Стекаются стаями по десять-двадцать голов к Рогатой Горе. На нас внимания не обращают.
— К горе, значит… — Анна задумалась. — Неужели что-то почуяли? Ещё не хватало пробиваться сквозь стаи оборотней, если, конечно, не найдём дорогу для машин… Ещё что-нибудь?
— Так точно. У Лысины Мертвеца видели «снежинок».
— Снежных элементалей? — Глаза командира широко распахнулись за защитными незапотевающими стёклами маски. — Ночью? Вы ничего не напутали?
— Ночью, ага. — Гвардеец обескураженно развёл руками. — Судя по донесениям, собираются в клин. Атаковать, значит.
— Бред какой-то. Никто ещё не видел снежного спрайта ночью. Это, явно, тоже неспроста… Господа, — она развернулась на каблуках и строго посмотрела на колдунов, — может, специалисты прокомментируют происходящее?
Метлби, который явно воспринимал слово «специалисты» как прямое обращение к себе любимому, хмыкнул и пожал плечами.
— Вообще, насколько мне известно, не существует ничего, что могло бы препятствовать элементалю, и не только ледяному, совершенно свободно действовать ночью. Это же не Ночные Летуны или Буки с пылёвками, для которых губителен солнечный свет.
— Да не было такого никогда! — Гвардеец в сердцах хлопнул ладонью по ограждению обзорной площадки, да так, что пол ощутимо загудел. — Всегда днём снежки летали, а волаки, сталбыть, ночью. И никогда по-другому!
— Если чего-то никогда не было, — Метлби назидательно пригрозил пальцем, — то это не значит, что этого никогда и не будет. Да, насколько мне известно, существовала некоторая корреляция между дневным световым циклом и атаками снежных элементалей. Сейчас она, похоже, больше не работает, вот и всё.
— Ничего себе, всё!.. Хотя ладно, мы этих гадов хоть ночью хоть днём отмудохаем. Становиться в оборону, командир?
— Некогда. — Анна резко качнула головой. — Будем прорываться. Если на горе действительно их гнездо, то скоро все «снежинки» Хляби будут здесь, так что задерживаться нельзя. Передай разведгруппам, чтобы держались поближе к «Мамонту». И нужен свет, больше света! Установите на всё, что двигается переносные прожектора и не забывайте про налобные фонари.
— Слушаюсь! — Гвардеец щёлкнул каблуками. — Будем на Лысине Мертвеца через час.
Когда люк за коренастым гвардейцем закрылся, Фигаро обеспокоенно обернулся к Анне и спросил:
