После этого заветные слова – «тогда я просто обязан вас навестить» – прозвучали совершенно естественно.
– Какая удача, что вы всё ещё моя невеста, – пошутил дядя Рэйвен напоследок.
Вероятно, он имел в виду, что его визиты в особняк на Спэрроу-плейс не вызывают никаких подозрений даже у прожжённых интриганов – в конце концов, мы ведь видимся по меньшей мере раз в неделю, а то и чаще… Но отчего-то сердце у меня кольнуло.
«Всё ещё».
Так, будто он предчувствовал, что многое вскоре изменится – и узы, долгие годы связывавшие нас, разорвутся.
– Что за жадность! – рассердилась я на саму себя, уже очутившись в автомобиле, который вёз нас с Мэдди в кофейню; слова маркиза крепко засели у меня в голове, и отвлечься от них не получалось.
– Это мне? – тут же откликнулся Лайзо, которого, кажется, немного беспокоил мой сердитый вид с самого утра.
– Нет, разумеется, я про…
«…про помолвку», – чуть не слетело с языка, но мне вовремя удалось остановиться и отговориться поставками кофе из Колони, настырными мошенниками и прочим в том же духе. Уж кому-кому, а Лайзо не стоило напоминать о том, что дядя Рэйвен до сих пор считался моим женихом. Разумеется, я прекрасно понимала, что рано или поздно мы разорвём помолвку, но если раньше это всё казалось далёкой перспективой или туманной теорией, то сегодня почему-то она стала вполне реальной, ощутимой… и пугающей?
Пожалуй, я слишком привыкла.
Это отец когда-то решил, что из его друга-маркиза выйдет для меня прекрасный жених – в первую очередь, конечно, защитник от других, менее достойных претендентов на мою руку, и уже во вторую – будущий муж. Сомнительное решение, однако ни у кого не вызвавшее отпора. Всерьёз возражала, пожалуй, только леди Милдред, но и она не стала вмешиваться; сейчас становилось ясно, что из-за Валха и из-за страха оставить меня беззащитной. Я никогда не представляла дядю Рэйвена своим супругом, но вот так просто отпустить его, отдать кому-то другому…
– Что за глупость, – вырвалось у меня.
Стало противно; так, словно эти мысли пачкали всех – и в том числе Лайзо, который тут уж точно был ни в чём не виноват.
День в кофейне пролетел как в тумане. Кажется, миссис Скаровски опять нахваливала свою протеже, Флори, за поэтический талант и сетовала на её безграмотность. Полковник Арч, слишком часто прикладывавшийся к фляжке с ромом, разразился мрачной и тоскливой речью о неминуемой «бойне, которая сожрёт молодые любящие сердца». Полагаю, он имел в виду своего сына, погибшего от рук Финолы и питавшего ко мне романтические чувства, но я, разумеется, подумала о других: об Эллисе, которому предстояла схватка с Фрэнсис Марсден, о Мадлен и грозящей ей опасности, о состарившейся Абени, о леди Милдред… Предгрозовой сумрак за окном выглядел зловеще и угнетающе, а вид переполненного гостями зала утомлял, и потому приятно было уехать пораньше и вернуться домой.
Переступив порог особняка, я уже ощутила облегчение. А вскоре доктор Хэмптон, который задержался на несколько часов после обследования четы Перро, обрадовал меня сообщением, что Элейн вполне здорова, просто устала.
– Всё, что ей требуется – сон, здоровая пища и непродолжительные прогулки на свежем воздухе, – сказал он, поглядывая на меня исподлобья. – Я оставил ей мазь для лечения обветренной кожи и царапин, но если ваша гостья не станет снова пытаться вручную самостоятельно запустить самолёт или залезть в двигатель, то её пальцы заживут быстрее. Что же касается мистера Перро… – доктор замялся, но затем решительно договорил: – Рекомендовал бы ему принимать успокоительную настойку по меньшей мере дважды в день. Я оставлю рецепт – с вашего позволения.
За ужином Клод и впрямь выглядел изрядно встревоженным; он не мог усидеть на одном месте, часто вздрагивал, тревожно оглядывался и словно бы ожидал в любую минуту увидеть вооружённых врагов прямо посреди моей гостиной. Появление дяди Рэйвена, незначительно опоздавшего к трапезе, немного успокоило его, но затем симптомы начали снова усиливаться. Когда время подошло, Клод торопливо выскочил из-за стола, хотя понятия не имел, куда теперь следует идти, затем едва ли не вприпрыжку пробежал до двери и лишь затем опомнился и вернулся назад. Сожалея, что не успела предложить успокоительную настойку заранее, я проводила его, Элейн и маркиза в библиотеку, проследила за тем, чтоб им подали кофе, а потом вышла и прикрыла за собой дверь… Но всё же услышала фразу, сказанную высоким, дрожащим от волнения голосом:
– Аксония купит у нас чертежи самолёта? Это новый самолёт, совершенно непохожий на те, что были раньше… Тот, у кого будут такие самолёты, может не бояться военных дирижаблей с их бомбами!
Что сказал дядя Рэйвен, так и осталось тайной, однако последовавшая затем тихая реплика от Элейн заставила меня на мгновение окаменеть и ощутить пугающий, точно потусторонний холод:
– Жизнь. Хотя бы жизнь.
Разумеется, я тут же развернулась и пошла прочь, не вслушиваясь больше. Но не размышлять ни о чём, оставить свой разум пустым не могла. Многие фрагменты, которые прежде казались бессмысленными, постепенно складывались в единую картину. Первое письмо Элейн о беспокойных настроениях на материке; слова дяди Рэйвена о том, что лучше бы пока воздержаться от поездок за пределы Аксонии; спешный отъезд дипломатов из страны пребывания и возвращение их на родину; «вопросы», которые задавали супругам Перро в Алмании…
«Выходит, в Алмании и впрямь будет война? – пронеслось в голове. – Но Алмания ведь далеко, зачем тогда Элейн бежать в Бромли? Да, её привечает Рыжая Герцогиня, но… Не легче ли было бы спрятаться в Марсовии, откуда родом супруги Перро? И зачем бы могли понадобиться Аксонии новые самолёты? Если только не…»
Я замерла как громом поражённая.
…если только эта грядущая война не затронет и Аксонию тоже.
Мне стало страшно.
Помнится, после неурядиц, связанных с Финолой Дилейни, человеком по прозвищу «Герр Бират» и мистером Бергом, без сомнения, имевшим отношение к особым службам откуда-то с материка, мы с Элейн изрядно сблизились. Она охотно и открыто рассказывала о своих увлечениях, начиная с гадательных карт и заканчивая полётами… и, конечно, интересы её супруга мы также обсуждали. В том числе – и мечту создать самолёт, который мог бы с лёгкостью преодолеть долгий путь через океан. У Клода уже тогда имелись собственные наработки и чертежи; возможно, через некоторое время он совершил прорыв – и закончил конструировать машину, о которой грезил. Но если прежде трансокеанический перелёт был яркой мечтой, торжеством человеческого гения над силами природы, то теперь, в преддверии войны наверняка появились люди, желающие использовать новое изобретение отнюдь не в мирных целях.
Как там говорилось? «Тот, у кого будут такие самолёты, может не бояться военных дирижаблей с их бомбами»?
Весьма зловещее обещание.
Я совершенно не разбиралась в авиации, но если уж опытный пилот и изобретатель утверждал подобное, то, думаю, ему следовало доверять.
Это объясняло и поспешное бегство супругов Перро из Алмании, где они жили и работали в последнее время, и то, как настойчиво их преследовали. Наверняка секрет чудо-самолёта крайне интересовал особые службы – причём не только одного государства. Кто подстерёг Элейн и Клода в деревеньке у подножья Ассонских гор? Лотарцы? Марсовийцы? Алманцы? Кто угодно мог! Им «задавали слишком много вопросов» – вероятно, далёких от вежливости… А как легко слетело с уст Элейн это страшное «хотя бы жизнь»!
Так она определила цену изобретения Клода?
Им угрожали?
Или пытались убить, раз уж не удалось заполучить чертежи, чтобы открытие не досталось противнику?
Голова у меня пошла кругом.
Что нисколько не удивляло, так это то, что супруги Перро бежали в Аксонию. Всё-таки здесь им покровительствовала будущая королева, Рыжая Герцогиня; здесь на их стороне была я – невеста главы Особой службы. А значит, что вопросы к ним звучали бы чуть более деликатно – всего лишь чуть, я не стала бы недооценивать бромлинских «ос» – и цену за чертежи Элейн могла озвучить сама.
