Икона под рушником, на ней копоть лет, а рядом — пустая рамка, где когда-то была фотография.
Старик плюхнулся на табурет, вытер ладонью потный лоб и с усталостью посмотрел на меня.
— Теперь верю, что мильцанер, вижу, морда у тебя человека чистого. Ну? Теперь скажи, чего тебе надо, начальник…
Я перевёл дух, опустил ружьё на пол и сел напротив него.
— Мне нужно попасть в заброшенный пионерский лагерь, — сказал я, глядя ему прямо в глаза.
Старик при этих словах вздрогнул. Губы его вытянулись в сухую нить, он нервно потянулся к жестяной кружке с остатками чая, отпил и покачал головой.
— Не ходи туда, начальник, — голос его стал глухим, словно шелест листвы перед грозой. — Там нечисто…
Опять двадцать пять. И почему сегодня все против моей вылазки в лагерь: и дерево на дороге, и этот старик…
— Что значит «нечисто»? — я скрестил руки на груди, а лицо выражало скепсис. — Ну забросили его лет двадцать назад. Почему?
Старик чуть помолчал, потом встал, подошёл к шкафу, порылся в верхнем ящике и вытащил пожелтевшую газетную вырезку. Положил передо мной.
Я наклонился. Заголовок гласил: «Таинственное исчезновение в лагере 'Чайка».
— Это было давно, — хрипло начал старик. — Я тогда ещё молодой был. Лагерь работал, детишки смеялись, пели у костра… Но потом стало твориться неладное. Сперва мелочи: вещи пропадали, кто-то слышал шаги ночью, хотя вожатые проверяли всех. А потом… потом начали пропадать дети.
Я напрягся. Ничего такого я не слышал. Конечно, компьютерных баз данных еще не было, и сводки старые я не мог посмотреть, их никто по двадцать лет не хранил, но и сразу вот так не верить деду — я не мог. Что-то подсказывало, что он не врёт, по крайней мере, надо его выслушать.
— Пропадать?
— Да. По одному. Сперва девочка исчезла. Тихая такая, светловолосая. Искали неделю — нет её. Потом мальчонка… Я тогда сам руководил поисками. А через месяц сразу трое пропали в одну ночь. Будто их земля поглотила. Ни следов, ни крови, ничего. Только пустые кровати, будто их и не было.
Он обвёл меня усталым взглядом и снова отпил из кружки.
— Искали долго, старались, — продолжил он. — Прочёсывали лес, проверяли реку. Никаких следов. А потом люди начали говорить… Что ночью возле лагеря видели тень. Высокую, худую, с длинными руками. И глаза светятся, как у зверя.
По спине побежали мурашки, но я лишь кивнул, побуждая его продолжать.
— Вожатые перепугались, дети спать перестали. Вожатого одного отправили в лес — он хотел разобраться. Ушёл. И всё. Не вернулся. Утром нашли его ботинок, а больше ничего, будто он испарился.
Я покачал головой. Мистика или нет, но в таких слухах всегда есть крупица правды. Но мне сейчас на это до лампочки. Это старые истории, а у меня здесь и сейчас — убийца Гужевого, возможно, в этом самом мистическом месте скрывается. Какая бы тварь там ни бродила, у меня калаш есть.
— И что потом? — спросил я.
— Лагерь на этом закрыли, — пробасил старик. — Родители в городах подняли шум. Кто-то из начальства велел свернуть всё к чёртовой матери. Вывезли детей, а место бросили. С тех пор туда не ходят.
— И ты тоже туда не ходишь? — я испытующе посмотрел на него.
— Нет, — он сплюнул в угол. — Никто туда не ходит. Даже зверьё стороной обходит. Оно… проклятое. Вижу, не веришь, да?
Я задумался. Столько лет назад… Пропавшие дети. Легенды. Совпадение ли то, что кто-то не хочет, чтобы мы добрались туда?
— Мне всё равно надо туда, — решительно сказал я. — Что бы там ни было.
Старик вздохнул, словно ему было жаль меня.
— Тогда ступай, начальник… Только знай, назад можешь не вернуться…
На это я не стал отвечать.
— Помоги добраться. Есть транспорт какой-нибудь у тебя? Да хоть мотоцикл или велосипед. Мне до рассвета успеть позарез надо.
Старик молчал, разглядывая меня с прищуром, будто взвешивал на невидимых весах. Я не торопил — знал, что тут давить бесполезно. Наконец, он глубоко вздохнул и потер ладонью лицо.
— Ты крепкий, начальник, спору нет… Но пешком туда не поспеешь до рассвета. Далековато, да и лес ночью недружелюбен.
— Вот и я о том же, — кивнул я. — Дай мне транспорт. Ульянку, говоришь, у тебя украли, а есть еще лошади? Я во дворе видел стог сена.
Старик снова покачал головой, нахмурился.
— Конь-то у меня есть. Яшка пегий. Да вот беда — норовистый он. Чужих не любит, куснуть может, а то и лягнуть так, что костей не соберёшь. Не доверяет никому, кроме меня.
— Это важно, отец… — твёрдо ответил я. — Не могу сказать больше, тайна следствия. Но ты должен помочь. От тебя сейчас зависят жизни.
Он хмыкнул, потёр седую щетину на подбородке.
— Много ты мне недоговариваешь, начальник… — пробормотал он. — Ладно. Придётся рискнуть.
Я с облегчением выдохнул, но тут же добавил:
— И ещё кое-что. Мой товарищ, Глеб, остался у дороги на повороте, его придавило деревом. Надо б его вытащить. Возьми пилу и освободи его. Там наша машина, она заглохла, помощь чуть позже будет.
Старик посмотрел на меня исподлобья.
— А мне-то что? Я людей спасать не нанимался…
— А ту девочку ты хотел спасти? Которая пропала? — в лоб спросил я, сжав челюсть, и голос вышел громче, будто призыв на суде.
Старик осекся, поджал губы.
Я понял, что задел за живое, и продолжил:
— Ее не спас, так сейчас помоги… Жизни людские — это, знаешь ли, самое ценное, что есть на свете.
Его брови изогнулись, он почесал макушку, крякнул.
— Ладно, будь по-твоему, начальник. Уговорил. Но ежели что случится — на мою голову не пеняй.
Я кивнул:
— Глеба вызволи — и там сидите, помощь ждите. А скажи, старина, кто тебе та девочка была?
— Дочка, — еле слышно пробормотал старик. — С тех пор я ее ищу.
— Ясно. Где ж твой Яшка?
— Во, в загоне, — старик махнул рукой. — Только аккуратнее с ним. Говорю тебе — характер у него.
Я вышел на порог. Старик за мной, с его лампой мы прошли за сарай. В загоне в свете керосинки я увидел здоровенного тёмного коня, со сверкающими белками глаз. Он при виде нас захрапел, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну, дружок, — пробормотал я, осторожно приближаясь. — Давай с тобой договоримся…
Глава 20
Я осмотрелся. Лесник стоял рядом, прищурившись, и наблюдал за мной и Яшкой. Лошадь била копытом по черной земле, шевелила ушами, явно не доверяя мне.
— Ну-ну, дружище, — пробормотал я, медленно протягивая руку, — не бойся, я свой.
Яшка хрипло фыркнул, попытался дернуть головой в сторону, но я не отступил. Первое впечатление — важная штука. Ни грубости, ни резкости. Спокойно, уверенно. Я аккуратно похлопал его по шее, затем провел ладонью по гриве. Лошадь нехотя, но приняла прикосновение, хоть и все еще держала настороженность.
Старик молча наблюдал, ссутулившись, сжимая в пальцах самокрутку. Я вздохнул. Пора… Поставил ногу в стремя, подтянувшись, плавно сел в седло. Яшка напрягся, повел ушами, сделал пару нервных шагов в сторону. Но я крепко держал поводья, не давая ему сорваться вскачь.
— Ладно, парень, давай договоримся, — шепнул я, наклоняясь к его уху, — ты поможешь мне, а я помогу твоему хозяину — Ульянку найду, когда дела улажу. Ты же скучаешь по Ульянке, да?
Конь снова дернул головой, но напряжение немного спало, когда Яшка услыхал знакомое имя. Я слегка нажал пятками, и он пошел вперед, еще порываясь взбрыкнуть. Но через десяток шагов поддался.
Лесник хмыкнул, потряс головой.
— Эко ты его… — он посмотрел на меня с явным уважением. — Не всякому подчиняется стервец этот. Видать, дух у тебя сильный.
Он залез в карман и вытащил что-то бумажное, пожелтевшее.
— На, — протянул он мне потрескавшуюся фотографию. — Это моя дочь…
Я развернул старый снимок. Девочка в пионерской форме, улыбающаяся, с короткими косичками. Фото было старое, черно-белое и подвыгоревшее, с потрепанными краями.
— Она в лагере была… Давно… — Лесник на мгновение замолчал, глядя куда-то мимо. — Я её жду… А может, и зря… Но ты… если встретишь… приведи домой. Ладно?
