Травяной сбор, тут же лес кругом — и ничего в этом такого. Я сделал глоток, тепло разлилось по телу.
— А вы чего здесь ищете?
— Не твое дело, — нахмурился я, раздумывая, что же делать дальше.
— Сидеть-то собираешься тут до утра? — спросил Фёдор, подливая себе чаю.
Я кивнул.
Останусь. Фонарик у меня сдох, батарейки на исходе. А в темноте тут и шею свернуть недолго, пока пытаешься вернуться. Завтра посветлу всё осмотрю. Хоть и хочется верить сторожу, что никого здесь нет, да и в помине не было, но не зря же следы глины привели именно сюда.
— Ищете кого? — Фёдор понимающе хмыкнул.
— Ты точно не видел посторонних на территории?
— Точнее не бывает. Я тут каждый закоулок знаю.
— Ладно, утром посмотрим вместе, на всякий случай.
— Верно. Здесь в темноте можно и в доску гнилую провалиться, и на гвоздь наступить. А завтра поглядим… Но уверяю, никого тут нет.
Я умышленно не сказал сторожу о цели своего визита. О Сафроне — ни слова. Решил проверить все сам утром. Ему же рассказал другое — что появилась информация, будто преступники, ограбившие сельпо, могут скрываться где-то здесь. И меня, как рядового сотрудника, отправили проверить.
— Машина сломалась, — добавил я, — пришлось идти пешком. Дорога не из легких.
Фёдор снова понимающе кивнул.
— Ну, с кем не бывает, — сказал он. — Значит, переночуете здесь. Найдем вам место. Корпусов у нас хватает.
Он поднялся, прихватил фонарь и махнул мне следовать за ним. Мы вышли в ночь, и лагерь теперь казался еще более мрачным, чем когда я пришел. Ветер гулял между корпусами, скрипели ставни.
— Вот тут и заночуешь, — сказал он, остановившись у одного из зданий.
Деревянная дверь оказалась заперта ржавым навесным замком. Фёдор пошарил в кармане, достал ключ, с усилием повернул, и замок нехотя поддался, скрипнув. Дверь с трудом распахнулась, выпуская застоявшийся запах старой древесины и пыли.
Внутри корпус выглядел так, будто время застыло. На стенах — пожелтевшие стенгазеты, пионерские лозунги, нарисованные детской рукой плакаты, на которых уже потускнела гуашь. На полу валялся выцветший пионерский галстук. В углу стоял серый от пыли шкаф, и облезлые буквы гласили: «Инвентарь».
— А ты говоришь, зачем здесь сторож, — хмыкнул Фёдор, хлопнув по косяку. — А вот за этим. Все здесь охраняю. Может, когда-нибудь ребятишки снова сюда вернутся, а тут все сохранилось. Все будет, как было.
Я скептически промолчал. Он проводил меня в дальнюю комнату. Там стояла скрипучая панцирная кровать с пожелтевшим ватным матрасом в полоску, на железной спинке висело клетчатое одеяло.
— Вот, устраивайтесь, — сказал он. — Матрас еще крепкий. Одеяло теплое. Спокойной ночи.
Я кивнул.
— Спокойной.
Фёдор вышел, прикрыв за собой дверь. Я дождался, пока его шаги стихнут, подождал еще минут десять. Спать я не собирался. Надо все же прогуляться по лагерю и осмотреться. Из головы не выходил Сафрон. Пускай сторож думает, что я сплю. Пора…
С трудом я сел на кровати, собираясь подняться. Хреновые пассатижи! Неужели я так вымотался, что…
Гаденькая мысль промелькнула в голове, но я не хотел верить. Попытался дотянуться до автомата, но пальцы не слушались, будто ватой набитые. Рука стала тяжёлой, мышцы будто налились свинцом. Голова кружилась.
— Что за черт… — выдохнул я.
Сердце заколотилось, сознание мутилось. Это сон? Или что-то другое?
Напрягся, пытаясь бороться, но слабость только нарастала. Последнее, что успел понять, прежде чем провалился в темноту — он меня опоил, сука!
Тьма накрыла меня, и я потерял сознание.
* * *
Я сижу в старом сарае на задворках пятиэтажки, вокруг — знакомые лица, мелкие одноклассники.
— Ну зажигай, зажигай! — подзуживает один из них, ухмыляясь.
Передо мной — длинный деревянный верстак, а на нем — темная змейка рассыпанного пороха. Мы нашли банку дымного на полке, потом, смеясь, высыпали ее содержимое.
Мне двенадцать лет. Вернее, моему реципиенту. Я смотрю на огоньки, отражающиеся в глазах пацанов, и чувствую, как внутри что-то сжимается.
— Может, не будем? — тихо спрашиваю я.
— Ты что, ссышь? Давай, зажигай! — настаивают ребята.
Я смотрю на них, пытаясь понять… Это ведь моя память? Нет. Не совсем. Это воспоминание другого человека, но почему-то я его вижу, отчетливо, ясно. И при этом не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Что-то меня держит. Что-то не дает мне очнуться.
Вдруг вспоминаю, как все было — ключи. Ключи от соседского сарая. Они висели на гвоздике в прихожей. Отец хранил там надувную лодку. А ещё там был порох… Я втихушку стырил ключики, чтобы показать пацанам порох в картонной угловатой коробочке с надписью «Медведь» ГОСТ 10365−63.
Храбрости у меня едва хватает — руки дрожат, спички скребут о коробок. Огонёк загорается, и змейка черного порошка вспыхивает ярким всполохом.
Слишком сильно!
Крик, запах горелых волос. У Витьки мигом обгорели брови и челка. Он схватился за лицо, заорал, а пламя уже охватило сухие дощечки верстака. Пожар разрастается.
— Бежим! — кто-то кричит, и пацаны кидаются вон из сарая.
Но я остаюсь. Мне попадет за этот сарай, я не должен убегать. Я хватаю со стены телогрейку, начинаю лупить по огню, пытаясь его сбить. Ничего не выходит. Доски захватывает жар, дым заполняет помещение. Я кашляю, жмурюсь от едкого жара, пятясь назад.
Воздух становится тяжелым, едким. Я задыхаюсь. Почти на ощупь заползаю под верстак, там дыма меньше. «Сейчас отдышусь, передохну… и продолжу…» — думаю я.
Но не успеваю.
Сознание мутнеет, перед глазами пляшут темные круги, в ушах гул. Я не замечаю, как оседаю на пол, погружаюсь в темноту…
Резкий толчок в плечо.
— Вставай! Ты сгоришь! — голос, настойчивый, испуганный.
Рука… жжёт! Жар охватывает кожу, словно огненная плеть. Я распахиваю глаза.
Передо мной, на коленях, девчонка — одноклассница Вера. Глаза перепуганные, лицо в саже, косички разметались.
— Вылазь, Морозов, вылазь! Эти придурки убежали, я видела, у Витьки всё лицо красное! Дым валил, я зашла… Вставай! Ну же!..
Её руки цепляются за мои плечи, тянут, вытаскивают. Я чувствую, как слабею, как мир рушится в огне…
И тут я просыпаюсь.
Резкий запах гари. В глазах пляшет пламя. Какой реалистичный сон, и откуда это воспоминание! Даже рука все так же горит огнем, нестерпимо болит, и этот дым… я чую его запах. Я чую жар огня.
Я с усилием поднялся на панцирной кровати. Ни хрена это теперь не сон! Вокруг полыхал пожар.
Твою мать! Корпус, в котором я уснул, горит!
Рука обожжена, и боль пронзает тело, а сквозь треск горящих досок я слышу голос Веры, уже не из прошлого, а взрослой, прямо в своей голове:
— Вставай, Морозов! Вставай!
Друзья! В ожидании проды можете почитать другой подобный мой цикл про мента-попаданца. «Курсант назад в СССР». Написано тринадцать томов, скоро возьмусь за написание 14-го тома, уже в ближайшее время. Вот ссылка на первый том: https://author.today/work/203823
Глава 21
Огонь жрал здание с жадностью дикого зверя. Жар накатывал волнами, глотая чистый воздух, превращая его в едкий удушающий дым. Я рванулся к двери, но, едва схватился за ручку, понял — заперто.
Твою мать! Приперли снаружи!
— Черт! — прохрипел я и закашлялся, задыхаясь от дыма.
Навалился на дверь плечом, раз, другой — ничего. Запор держал крепко. Время уходило, пламя скользило по стенам, проникнув снаружи, огонь уже лизал потолок. Я отступил, пригнувшись, глаза слезились. Времени мало, надо срочно выбираться. Меня еще шатало и мутило после пойла лжесторожа. Но мысли работали чётко — адреналин придавал сил и ясности.
Окно!
Я кинулся к нему, но оно было заколочено досками изнутри. Что это за комната? Словно клетку заранее приготовили. Сквозь щели только виднелось темное небо, свежий воздух оставался за стеной.
