— Мой отец был прав: всю свою жизнь я смотрел, но не видел и слушал, но не слышал! И теперь все, что казалось мне жизнью там, в Лайвене, то есть, охоты, приемы и балы, видится чем-то вроде пира на поле, усеянном трупами! Ведь пока я ел, пил и волочился за женщинами, подданных Шандоров убивали, насиловали, калечили, грабили и забирали в полон! Да что тут говорить, даже присутствуя на советах ближнего круга отца и слушая доклады глав Ночного, Разбойного, Посольского приказов и Пограничной стражи, я не видел самого главного. Израненных воинов, остановивших очередной шартский набег или вышедших победителями из стычки с торренцами или хейзеррцами; крестьян, сорвавшихся со своей земли и спасающих семьи от неминуемой смерти; нищих, детей, пухнущих от голода, овраги, заваленные трупами…
К моему удивлению, все это говорилось, не понижая голоса. Террейлу было плевать, услышит ли его кто-нибудь, кроме нас двоих, ведь он выплескивал наружу то, что жгло душу:
— А тут, на Окраине, увидев настоящую реальность, не прикрытую куртуазной ложью, завуалированными намеками и иносказаниями, я вдруг прозрел. И понял, что я, наследник престола, которому рано или поздно придется взвалить на свои плечи бремя управления королевством, не знаю о нем НИЧЕГО!!!
— Ну, наконец-то, додумался! — подала голос Амси. А принц и не думал замолкать:
— Я, искренне считавший себя одним из самых умных, образованных и умудренных опытом благородных этого мира, не имел представления, сколько стоит каравай, головка сыра или кусок мяса, и откуда все это берется. Ведь все, что мне требовалось, появлялось по мановению руки или звонку колокольчика. И даже мечтал я о всякой ерунде — завоевать Торрен и Хейзерр, выпросить у отца меч Наказующих, стать первым клинком Маллора и получить прозвище, вызывающее ужас у мужчин и привлекающее самых красивых женщин…
— Неплохие мечты! — усмехнулась Тина, вместе с остальными женщинами подключившаяся к общему каналу. — Для мальчишки лет двенадцати — пятнадцати.
— Ну, так он вырос только сейчас! — буркнула Майра. — Вернее, только сейчас начал взрослеть и набираться ума.
Тем временем первоначальный эмоциональный порыв наследника престола иссяк, и он перешел к делу:
— В общем, теперь мне стыдно. Поэтому я прошу прощения у вас и арессы Найтиры за недостойное поведение и все зло, которое причинил вам и вашей семье. Кроме того, даю слово, что подобного больше не повторится: пока я жив, вражды между родами Шандоров и Эвисов не будет!
— Я принимаю твои извинения! — кивнул я. И, почувствовав, что Террейл готовится озвучить что-то важное, вопросительно выгнул бровь: — Это все, или…
— Или! — вздохнул он. — Я хотел сказать, что урок, который вы с отцом мне преподали, усвоен. И теперь мне надо в Лайвен. Ибо рубака я, откровенно говоря, так себе, поэтому лучшее, что я могу сделать для Маллора — это как можно быстрее начать разбираться в том, что мне в голову так и не вдолбили наставники…
Восторженный многоголосый вопль, раздавшийся в общем канале после этих слов, на несколько мгновений лишил меня возможности слышать то, что говорит Террейл. В результате следующую фразу я разобрал только с середины:
— … не значит, что надо проезжать мимо разбойничьих засад!
Догадаться о смысле пропущенной части было несложно, поэтому я пожал плечами:
— Что ж, значит, завтра утром разворачиваемся и едем в Олунг. Оттуда отправляем голубя твоему отцу и возвращаемся домой. А по дороге продолжаем чистить королевство от всякой швали…
…Несмотря на не самое лучшее мнение о своих способностях, Террейл выкладывался на вечерней тренировке ничуть не меньше, чем обычно. Во время ужина внимательно вслушивался в очередную лекцию и задавал вопросы. А сразу после трапезы довольно толково выбрал место для засидки, неплохо замаскировался и заступил на стражу. С водой в этой части королевства было не сказать, чтобы очень хорошо, поэтому, когда остальные парни начали укладываться спать, мы с Найтой отошли от лагеря метров на сто, спустились в небольшую ложбинку, тщательно обтерлись специальными салфетками и переоделись в чистое одноразовое белье. А когда уничтожили следы технологий Ушедших и двинулись обратно, в оперативном канале раздался напряженный голос Стеши:
— Слушай, Нейл, кажется, ваше возвращение откладывается…
В деревне Долгая Балка было порядка шестидесяти дворов. Еще накануне по ним бродили хозяева, носилась веселящаяся детвора, собаки и всякая живность. Но к моменту нашего появления у околицы большая часть невысоких, но добротных глинобитных домов и подсобных строений оказалась разрушена, а хорошо утоптанная и присыпанная вездесущей пылью земля пропиталась кровью. Трупы были везде — в развалинах, во дворах, на улицах, и обезображенные так сильно, будто большую часть времени, проведенного в Долгой Балке, шарты потратили не на грабежи, а на глумление над телами. Не знаю, чего добивались эти ублюдки: то ли похвалялись друг перед другом безумной, вымораживающей душу фантазией, то ли пытались до смерти напугать тех, кто заедет в деревню после них, но в нас увиденная картина вызвала не страх, а всепоглощающее желание отомстить. И вспышку холодного бешенства. Поэтому вопрос «едем в Олунг или преследуем шартов», не задал никто. Наоборот, уже минут через двадцать после того, как мы оказались во владениях Денаи, Лоннер, прокатившийся по окрестностям, озвучил первые выводы:
— Эти степняки наглые до безумия: приехали по следам той полусотни, которую мы встретили вчера, к деревне подошли ближе к полуночи, атаковали за пару страж до рассвета, а уехали через пару страж после него. Причем все по тем же следам!
— Не наглые, а умные… — угрюмо прокомментировала Стеша, слушавшая его доклад вместе с нами. — А в остальном все верно.
— Пленниц — душ сорок, от тринадцати-четырнадцати и до двадцати… — продолжил он. — Все худенькие и легконогие, видимо, чтобы можно было вести их пешим по конному. Оторвались не так уж и сильно, поэтому если не будем считать облака, то к вечеру догоним.
— Девушки действительно бегут… — вздохнула меньшица. — И их сорок две. Еще одну, оказавшуюся недостаточно выносливой, уже убили.
— И самое главное — этих ублюдков клинков сорок-сорок пять. Каждый воин одвуконь. И все лошади подкованы!
То, что в отряде степняков сорок один воин, Стеша сообщила еще вечером, поэтому на этот раз промолчала. Зато заговорил Террейл:
— Если движение по следам патрульной полусотни еще можно назвать случайностью, то вторая «случайность» — подкованные кони — заставляет задуматься…
— Это не случайность! — кивнул я. — Я почти уверен в том, что этот род готовился к набегу всю зиму и всю весну. Сначала скупал трофейных лошадей, которых не успели расковать, а потом разведчики его главы изучали маршруты движения патрулей Пограничной стражи, проникали через границу и искали близлежащие деревеньки!
— Сорок пять клинков — это прилично! — сглотнув подступивший к горлу комок, продолжил принц. — Но если мы не сядем на хвост этим ублюдкам прямо сейчас, то завтра-послезавтра они растворятся в Степи. А через несколько десятин вернутся. Вполне возможно, уже не одни!
— Так и будет… — подтвердил я. — Удачливых любят везде. А глава этого рода уже продемонстрировал своим соотечественникам и удачу, и расчетливость, и незаурядный ум.
— Значит, эти шарты уйти не должны! — заявил принц, уставившись мне в глаза. Нет, не с вызовом, а со спокойной уверенностью в своей правоте. Правда, через пару мгновений на всякий случай добавил: — Если что, сыновей у моего отца предостаточно…
…Все время, оставшееся до вечера, мы провели в седле. Вернее, в седлах, так как постоянно пересаживались на заводных. Особо не торопились — берегли силы и свои, и лошадей — но все равно постепенно скрадывали расстояние, разделявшее нас и преследуемых. Тем более что последние, прирезав еще двух пленниц, вдруг сообразили, что такими темпами очень быстро останутся без полона, и перешли на шаг.
