Когда я вернулся, понял, что тело моё уже на исходе.
Вокруг меня всё пылало. И в момент, когда казалось, что я вот-вот превращусь в пепел, потратив все свои силы исключительно для удержания разлома; когда я следил за искорками, которыми с моих рук начали отлетать кусочки кожи; когда я сам практически превратился в костёр, искрящий на вечернем берегу реки, мне на плечо опустилась женская ладонь, и знакомый голос произнёс:
— Ты как-то рановато собрался умирать. Но спасибо, что задержал его до нашего прихода.
С некоторым отстранением и опозданием я понял: наконец-то явились боги. Со мной сейчас говорила Саламандра тем голосом, который я однажды слышал в её храме.
Выходит, Саламандра покинула своё убежище.
С трудом я оглянулся на неё и увидел, что весь её облик объят огнём, она вся сияла и была просто огромной. Мой спутник Агнос по сравнению с ней был вообще малышом. И вот именно его я в данный момент и не увидел. Он куда-то исчез.
А рядом с Саламандрой стоял, хоть и поменьше её, но тоже огромных размеров дракон, которого я уже видел в Китае. Теперь понятно, почему они задержались: оказывается, договаривались о помощи.
Тут же из-под земли выползла огромная Сколотура размером, наверное, с замок Азарета. И Арахна, не уступавшая размером никому из богов. Да, и казалось бы, мы видели её когда-то в храме во время ритуала, но сейчас она явилась во всём своём божественном величии.
И всё это произошло буквально в секунду. Они не стояли и не красовались, потому что видели, что я удерживаю разлом из последних сил. Они тут же начали вместе слаженно работать.
Первой по Бельзияру ударила Арахна. Она выпустила сразу множество нитей паутины. Я знал: это лишь выглядит как паутина. На самом деле это нити ментальной магии, только выглядящая как самая обычная серебристая паутина.
И вот она оплетала Бельзияра со всех сторон, будто упаковывая в кокон. Сначала он срывал с себя отдельные нити, отрывал целые канаты, сплетённые из них, но Арахна всё плела и плела кокон.
В какой-то момент мне показалось, что Бельзияр почти не мог сопротивляться, действия Арахны сильно замедлили его. Я даже почувствовал, как ослабло давление на психику, и желание убивать уменьшилось. Правда, желание умирать тоже уменьшилось.
Жить, разумеется, хотелось. Но в целом я прекрасно понимал: всё, что я делаю, это дорога в один конец. Кроме Арахны, Саламандра с Драконом принялись жечь Бельзияра сразу с двух сторон.
А вот Сколотура, как будто вообще не атаковала безумного бога. Сначала я даже не понял, чем она в целом занята. Гигантская многоножка находилась у края разлома и что-то там искала, водя жвалами.
Лишь потом я заметил: богиня Сколотура, начав с самого края, как будто собирала, стягивала края разлома и делала каменную перемычку. Она сращивала разлом, медленно, шажок за шажком. Делала стежки, будто зашивала разошедшуюся по шву ткань. Мне это даже напомнило шитьё, которое я только что видел на руках моей матери. И вспомнил, как когда-то она говорила мне, зашивая мои собственные порванные портки:
«Если делать крупные стежки, они быстро порвутся и недолго выдержат. А чем меньше шаг, тем дольше продержатся твои штаны. Хотя, Витя, на тебе вся одежда горит».
И вот сейчас, прямо на моих глазах, Сколотура практически не двигалась. Она крохотными, чуть ли не микроскопическими шажками продвигалась по направлению к Бельзияру, но при этом медленно, но верно смыкала расщелину, пока остальные замедляли безумного бога.
В моей груди поселилось ликование. Я подумал: может быть, не скоро, но всё будет кончено. Они победят кровавого безумца.
Да, в прошлый раз было двенадцать богов. Но не факт, что сейчас кто-то из них остался. Возможно, именно потому, что богов осталось совсем немного, Бельзияру и удалось выбраться.
По сути, здесь, в мире, были Саламандра с огнём, Арахна с менталом, Сколотура с магией земли, и всё. И сейчас им придётся нелегко: нужно выполнить работу, которую раньше выполняла дюжина богов.
Значит, мои усилия до сих пор нужны. Однако и требовать от богов многого не выйдет, не тот случай. Поэтому надо держаться.
И я держался.
И удерживал, сколько мог, силой самого мира, от расширения ту самую расщелину, которую с другой стороны медленно, но верно латала Сколотура. У нас всё должно получиться.
А потом как-то сам собой мой взгляд опустился вниз. И я увидел, что мои руки, которыми я упирался в землю, просто-напросто выгорают. Снаружи они уже почернели, а сквозь трещины в коже, где-то внутри, трепыхались языки пламени.
Перед внутренним взором снова встала статуя моего прадеда Арена Адена. Вот почему он стал таким. Видимо, совсем скоро я повторю его судьбу, тоже превращусь в застывшую скульптуру. В целом и общем, отлично. Это даже не стыдно.
По крайней мере, прадед стоял, сдерживая напор противника, и я уйду так же. Да, конечно, на одном колене так себе статуя. Но зато я померялся силами с безумным богом.
Все эти мысли уже были как будто отстранёнными. Сознание потихоньку затуманивалось, потому что искры, отлетавшие от тела, ясно говорили: оно постепенно замирало, и жизнь в нём останавливалась. Я не хотел отключать сознание, я хотел до последнего наблюдать за тем, как действуют боги.
Внезапно я почувствовал какое-то движение рядом с собой. Вокруг зашевелились слои пепла. Сначала я даже ничего не понял. А что вообще происходит? Может, сейчас вылезут какие-то странные твари? Я уже не ждал ничего хорошего.
И тут вдруг вверх взметнулись белые облачка золы, и на поверхности, смешно отплёвываясь от пепла и тихо себе под нос что-то выговаривая, чуть ли не матерясь на своём языке, выскочили небольшие ледяные гномики.
Я поначалу даже сказать ничего не мог, лишь наблюдал за крохотными, суетящимися фигурками. Причём они действовали слаженно, хотя и стремительно, и казалось бы, хаотично: кто-то плюнул себе на палец и приложил его к моей руке, раздалось шипение.
— Вот ведь какой горячий! — проговорил гномик, отдернув руку. — Давай-давай, обкладывай его! Туши его!
— Взяли! Давай вместе!
— И сюда, сюда давай!
— Да что ты делаешь? Ты обожжёшься!
Я в какой-то момент даже подумал, что из-за перегрева просто сошёл с ума, вот и мерещится мне различное.
— Ай-яй-яй, ну что же ты делаешь! — продолжался деловитый гомон среди ледяных гномиков.
А я, наконец, понял, откуда они взялись. Гномиков, которые обкладывали меня льдом буквально со всех сторон маленькими участками, пытаясь хоть как-то охладить, прислал сюда Белоснежка. Это была его странная магия, так она работала.
Но ведь у него же контроль, как я помнил, километров пять. По крайней мере он так рассказывал. А вот же он прислал их сюда. Я понял, что это его подарок. Даже будучи на таком расстоянии, он начал меня остужать, подмораживать.
Друзья, судя по всему, почувствовали, что я начал со всеми прощаться. Что связь со мной теряется. И вот друг не придумал ничего лучше, чем попытаться охладить меня, чтобы выиграть хоть какое-то время.
Тем временем гномики развернули, на самом деле, кипучую или, вернее, леденящую деятельность. Я стоял по-прежнему на одном колене, не давая расходиться разлому, а меня со всех сторон обкладывали льдом, обплёвывали и обмазывали. На лоб прилаживали компрессики, устраивали ледяные души.
С одной стороны, мне от всей души было смешно от происходящего: вокруг меня суетились семь небольших гномиков. С другой, я испытывал тёплое чувство благодарности к своим друзьям, которые даже в такой ситуации не отсиживались за стенами, куда я их отправил, а пытались помочь.
Ну и, кроме всего прочего, я чувствовал над собой ментальную защиту от всё ещё распространявшихся волн безумия Бельзияра. И оттого, что Белоснежка пытался меня охладить, мне на душе стало спокойно: всё не зря, решил я. Даже положив свою жизнь, не только ради семьи, но и ради близких людей, ради друзей, я сделал это не зря.
Мои ребята, как вторая семья. Все эти люди достойны того, чтобы отдать за них жизнь.
