Солнечный ветер - Рощин Валерий Георгиевич

За час до назначенного до стыковки времени космонавты заняли штатные места в спускаемом аппарате; внимание обоих было приковано к пульту управления. Ритвицкий, исполнявший обязанности бортинженера, следил за табло и приборами контроля системами корабля. Сергеев постоянно поглядывал на округлый монитор, именовавшийся «визиром». В центре видеоконтрольного устройства телевизионной системы имелось перекрестье, очень похожее на то, что обычно имеется в оптическом прицеле снайперской винтовки. Внизу картинки виднелся изгиб краешка планеты с тонким слоем подсвеченной атмосферы. На фоне этой красоты ярко отсвечивало в солнечных лучах вытянутое тело станции «Салют».

Закончив первый этап сближения, Сергеев доложил руководителю об установленной дистанции в триста метров и готовности к следующему этапу.

– «Орланы», запрещаю второй этап, – неожиданно возразил тот. – Предлагаю облететь станцию по кругу и осмотреть ее на предмет внешних повреждений.

– Понял вас, «Заря». Выполняем, – ответил Александр. И, не отвлекаясь от монитора, обратился к товарищу: – Влад, следи по дальномеру за дистанцией и делай снимки. Я начинаю движение…

Полный оборот вокруг «Салюта» занял восемь минут. Все это время Сергеев был занят пилотированием, а Ритвицкий внимательно осматривал станцию, производил фотосъемку и контролировал по дальномеру дистанцию.

– Полный оборот, Саша, – доложил он. – Расстояние до «Салюта» прежнее – триста метров.

Облет станции завершился, корабль вновь завис напротив стыковочного узла. Понятие «завис» оставалось довольно условным, так как «Салют» вращался. Синхронно с ним вращался и прибывший «Союз».

– «Заря», я – «Орлан», – позвал Сергеев. – Облет станции завершили.

– Понял вас. Вы в секторе причаливания? – поинтересовался руководитель.

– Да, точно в створе.

– Осмотр выявил повреждения?

– Нет, «Заря», снаружи корпус станции и элементы солнечных батарей выглядят нормально.

– Хорошо, «Орланы». Разрешаю второй этап сближения.

– Приступаем, – подтвердил разрешение командир и плавно подвинул левый джойстик, отвечающий за работу сближающего корректирующего двигателя.

Выпустив струйку газа, «Союз» двинулся к «Салюту»…

Станция медленно вращалась. Подводя «Союз» как можно ближе, Сергеев добился полной синхронизации движения и начал ловить в перекрестье визира так называемую «мишень» – специальную отметку, находящуюся немного ниже и правее круглого люка.

Сближение на последнем этапе происходило нормально, без накладок. Однако стыковка в ручном режиме, да еще в условиях постоянного вращения была непростым и крайне напряженным делом. Инженер диктовал метры таявшей дистанции, Сергеев с помощью двух джойстиков периодически посылал импульсы рулевым двигателям. Находящиеся на Земле специалисты, затаив дыхание, наблюдали за происходящим на орбите.

Спустя несколько минут нервной работы стыковочный узел «Союза» вошел в приемную воронку. Ощутив легкий толчок, Ритвицкий показал большой палец.

– Погоди радоваться, – проворчал Сергеев, следя за транспарантом «Механический захват».

«Подумав» пару секунд, транспарант ожил, подмигнув приятным зеленым светом.

– Вот теперь можешь шутить, смеяться и танцевать, – расслабленно выдохнул командир. И добавил: – Поздравляю, мы на месте.

А через секунду космонавтов поздравил радостный руководитель:

– Молодцы, парни! Отличная работа!..

– …Да я и сам точно не помню, как это началось, когда обнаружились мои способности, – отвечал на вопрос товарища Владислав.

Лениво потягивая из тюбика витаминный напиток, напоминавший клюквенный кисель, он плавал посреди бытового отсека и рассказывал:

– В старших классах школы начал что-то подозревать. А впервые по-настоящему ощутил потенциал предсказания событий сразу после школы. Даже запомнился один из моментов юности.

– Какой же?

– Приехал поступать в летное училище, абитуриентов – как говна за баней. Конкурс – человек восемь на место. Ну, медицинская комиссия и давай нас «резать» через одного. Малейшая зацепка – свободен. Давление чуть выше нормы или пульс частит – забирай документы и вали за КПП.

– Знакомо, – кивнул Сергеев, отправляя опустевший тюбик в мусороприемник. – Мне тоже посчастливилось пройти через эти адовы дела…

Около часа назад закончилась процедура стыковки, прошедшая без замечаний и накладок. После доклада в ЦУП экипаж получил распоряжение в аварийную станцию не соваться. «Отдыхать! – однозначно приказал руководитель. – Сначала полноценный обед, затем четыре часа сна. А люки откроете на свежую голову».

Пришлось расслабиться и выполнять волю начальства.

– Так вот, – продолжал Ритвицкий. – Я в начале того марафона не верил, что осилю и половину специалистов в белых халатах – спортом в школе занимался, но особенно крепким здоровьем не отличался. Тем не менее дело потихоньку двигалось: одного врача прошел, второго, третьего… И чем ближе я оказывался к заветной печати председателя медкомиссии с единственным словом «Годен», тем сильнее одолевало волнение. Когда пошел на штурм последнего доктора, называвшегося «психотерапевт», – руки тряслись, а в глазах вспыхивали звездочки. Помню, захожу в кабинет – за столом сидит ученая седая бабуля лет шестидесяти. На носу пенсне, на столе известный молоточек. От приятелей уже знаю: валит даже не через одного, а троих из четверых.

– Постой, постой… – наморщил Сергеев лоб, – ее не Анной Ильиничной звали?

– Точно, Анна Ильинична! Ваш курс тоже пострадал от ее провокаций?

– От ее принципиальности многие страдали. Но вообще-то этой правильной женщине следует сказать спасибо.

– За что?

– За то, что среди выпускников нашего училища практически не встречаются психопаты.

Ритвицкий с готовностью согласился:

– А ну в этом смысле, конечно…

Тандем «Салют» – «Союз» уже не вращался, а был сориентирован строго по полету. Когда зеленый транспарант оповестил об успешном финале стыковки, Сергеев поработал рулевыми двигателями корабля и успокоил вращение.

Далее последовало указание из ЦУПа дистанционно проверить состояние «Салюта». Эту задачу экипаж выполнить не сумел. Электросистема станции не функционировала, ни один из датчиков не отзывался, и получить информацию о состоянии внутренней атмосферы «Салюта» не представлялось возможным. «Не беда, – решил Сергеев. – Наденем скафандры, вручную откроем клапан для выравнивания давления в станции и нашей «бытовке», а после займемся люком».

– И как же она тебя встретила? – прицепил себя ремнями к стене Сергеев.

– Никак. Постучал, вошел, положил на стол медицинскую карту. А этот божий одуванчик на меня ноль эмоций – сидит и что-то в журнале чернильной ручкой царапает. Ну, я постоял с минуту, решил присесть на стул. А она, не отвлекаясь от писанины: «Нехорошо, молодой человек, садиться без разрешения». Я пробормотал извинение, встал. Бабуля переключается на мою карту; посмотрев записи других врачей, открывает нужную страничку и начинает писать, бубня под нос: «Легко поддается влиянию…» Я аж дышать перестал от возмущения. «Позвольте, – говорю, – но вы же меня сами согнали со стула!» А она пишет себе дальше и, не отрывая носа от карты, приговаривает: «Не приемлет критику. Вспыльчив. Агрессивен…»

Сергеев посмеивался. За несколько лет обучения в высшем авиационном училище он наслушался историй об этой врачихе, но сегодня впервые встретился с одним из пострадавших.

– Тебе весело, а у меня в ее кабинете коленные суставы стали отказывать, – проворчал Ритвицкий. – Стою и думаю: «Капец моей мечте. Не носить мне красивой летной формы, не бороздить просторы Пятого океана и не сводить с ума девчонок». В общем, повесил нос и молча жду своей участи. А она, представляешь, выводит буковки в карте и опять гундосит, в точности описывая мое состояние: «Склонен к излишней самокритике. Легко впадает в отчаяние и депрессию…» Уже чуть не плача, я догадываюсь, что она в данный момент пишет обо мне какую-то гадость и через несколько секунд скажет: «Все, парниша, канай отсюда. Нам такие не нужны…» Лихорадочно соображаю, как ее разжалобить. Может, рассказать про тяжелую форму свинки? Или про падение с той самой березки, что во поле, под ветром склоняясь, растет?.. И прям нутром чувствую, как бабка на все мои уловки ответит: «Верю, верю. И про тяжкое детство, и про деревянные игрушки, и про то, что сахар на голове кололи. Только сути это не меняет – ты обыкновенный идиот безо всяких оговорок и оправданий. Пшел вон…»