— Осторожно! — выкрикнул я и тут же оттолкнул императора подальше от места, где колдовал монах. Но Серафим-Александр и бровью не повел. Он продолжал сидеть, склонившись надо льдом, словно пошедшее трещинами озеро нисколько его не пугало.
Оглушительный треск заставил нас отшатнуться. Лёд под руками монаха затрещал, заворочался, и, наконец, проломился. Из озера вырвались потоки энергии, похожие на бурлящий водоворот. Они извивались, словно живые, наполняя пространство звуком древней силы. А затем начали формироваться в гигантскую воронку.
Болото наконец-то явило себя.
— Я готова, отец Серафим, — решительно сказала она.
— Ты должна войти в поток силы, — велел монах. — Ничего не бойся. Боли и правда не будет.
— А что будет? — спросила старуха с надеждой.
— Свет. И покой. Ты его заслужила.
Вдовствующая императрица сделала шаг вперёд, не колеблясь. Свет энергии окутал её фигуру, заставляя платье и тонкие седые волосы взметнуться в воздух. Она посмотрела на нас последний раз, и в её глазах я увидел умиротворение.
— Живите, — её голос прозвучал мягко, но отчётливо.
И шагнула прямо в вихрь силы.
Её фигура растворилась в потоке силы, уносимая в глубины древнего ритуала.
Николай вскрикнул, рванувшись вперёд, но я удержал его. Ледяной ветер пронёсся над озером, разметая снег и погружая нас в тишину.
Я чувствовал, как холод пронзал меня насквозь, словно острые иглы пробивали кожу, проходя через кости. Озеро, ходило ходуном, и мы с трудом удерживали равновесие на скользком льду, а над его поверхностью зависла гигантская гудящая воронка. А под ней — бездна черных вод.
Отец Серафим, мрачный и неподвижный, словно изваяние, поднял голову. Его глаза, два угля, вспыхнули странным светом. Голос его прозвучал тихо, но каждое слово разрезало этот невыносимый гул:
— Николай Петрович, подойди.
Государь вздрогнул. Он только что видел, как поток силы безжалостно поглотил его бабушку — и теперь сам должен был ступить в эту неизвестность. Я видел, как его пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Он покачал головой, делая шаг назад, и его нижняя губа предательски дрожала. Слёзы покатились по его щекам.
— Нет… — прошептал он. — Я не могу… Мне. Мне страшно!
Еще бы! Даже я, прошедший через многое, чувствовал глухой ужас перед этой первобытной и необузданной силой. По сравнению с ней даже смертоносные Искажения — так, развлечение.
Я медленно подошёл к государю и осторожно взял его за руку. Тёплая, лишенная мозолей ладонь дрожала в моей. Я сжал её крепче, давая опору.
— Мы пойдём вместе, — сказал я мягко. — Вместе не страшно, Николенька. Я буду рядом с тобой. Обещаю.
Он смотрел на меня широко раскрытыми, блестящими от слёз глазами. Потом, сглотнув, медленно кивнул. Его пальцы сильнее сжались вокруг моих пальцев.
— Обещай, Лёша…
— Идём.
Перед нами разверзлась сама стихия.
Огромная воронка силы, ревущая и кипящая, вздымалась над озером, закручивая пространство в бешеном хороводе. Вода не просто колыхалась — она жила, двигалась, дышала, словно пробудившийся древний зверь. Энергия, расползающаяся по воздуху, казалась почти осязаемой. Она обжигала кожу, прожигала лёгкие, заставляла сердце бешено колотиться.
Отец Серафим не шевелился. Он лишь водил руками над льдом, дирижируя этим хаосом, удерживая его в узде.
— Подойдите ближе, — сказал он.
Государь замер, всё ещё сжимая мою руку. Я чувствовал, как его страх вибрирует, словно натянутая тетива.
— Всё будет хорошо, — тихо повторил я. — Эта сила сделает тебя сильным, умным и здоровым. Она — твоя.
— Ты должен войти в этот поток, — велел монах. — Шагни в вихрь силы, чтобы он тебя наполнил.
— Мне страшно…
— Ничего не бойся, — шепнул я. — Я буду рядом.
Он с трудом проглотил слёзы, но кивнул и сделал шаг вперёд. Ещё один. Перед самой воронкой он вытянул руки, словно боялся натолкнуться на невидимую преграду. Я наклонился, положил ему руки на плечи — и подтолкнул.
— Лёшааа!
Мир взорвался вспышкой ослепительного света.
Государя затянуло в центр вихря. Он вскрикнул, но его голос захлебнулся в гуле силы и ветра. Волосы взметнулись, одежда развевалась, будто он попал в ураган. Свет оплёл его, проникая внутрь, наполняя до краёв, и тут же подхватил в вихре и потащил вверх, к небу. Воронка вспыхивала то золотым, то белым, то лазурным, словно отливала сталью.
А меня — откинуло назад, словно эта сила с раздражением от меня отмахнулась.
— Чёрт!
Меня ударило о лёд с такой силой, что я на мгновение я забыл, как дышать. С трудом сгруппировавшись, я перекатился, вскинул голову и увидел, как государь парит в нескольких метрах над землёй. Его глаза были широко распахнуты, а тело — словно охвачено пламенем. Энергия бурлила, подчиняя его себе, меняя, очищая.
И вдруг всё прекратилось.
Воронка исчезла. Тьма рассыпалась, воздух стал кристально чистым, неподвижным. Государь ещё на миг завис в воздухе, а затем… начал падать.
Я бросился вперёд. В последний момент успел схватить его, не давая удариться о лёд. Он молча посмотрел на меня и слегка улыбнулся.
Я помог императору подняться на ноги. Он был ещё слаб, но уже не тем растерянным ребёнком, каким мы привыкли его видеть. Я заглянул в его глаза и невольно вздрогнул — это были не просто глаза выздоровевшего юноши. Они горели осмысленностью и внутренней силой, которых прежде в нём не было. Глубокие, пронзительные голубые глаза, как у Александра Первого на портретах, но с той же мальчишеской непосредственностью, которой он пока ещё не успел лишиться.
— Алексей, — голос его звучал теперь ровно, твёрдо, с лёгким оттенком усталости. — Спасибо. За все, что ты ради меня сделал.
Я кивнул, удерживая его за плечо, пока он окончательно не обретёт равновесие. А затем, следуя неведомому внутреннему порыву, опустился на одно колено перед государем.
— Ваше императорское величество, — сказал я, склонив голову. — Прошу, примите мою клятву верности.
Николай Петрович внимательно посмотрел на меня, а затем с легкой улыбкой протянул мне руку.
— Поднимись, Алексей Иоаннович. Это я перед тобой в долгу и должен тебе кланяться.
Серафим-Александр медленно поднялся, не говоря ни слова, и лёгким движением рук сомкнул ледяную гладь озера. Разломы исчезали так же, как появились — неестественно быстро. Вода поднималась снизу, замерзая на глазах, стягивая прореху, будто её никогда и не было.
Монах неспеша отряхнул ладони, будто сбрасывая с них невидимую пыль, и поднял глаза на нас. Его взгляд задержался на императоре, внимательно изучая перемены, затем он слегка кивнул, удовлетворённый результатом.
— Всё встало на свои места, — наконец произнёс он. — Теперь я могу отпустить вас.
Император тяжело вздохнул, оглядываясь вокруг, и его лицо на миг дрогнуло — осознание происходящего пришло позднее, но с полной силой. Он ещё не понял, что именно потерял, но уже чувствовал пустоту там, где раньше была тёплая, незыблемая опора в лице его бабушки. Он опустил голову, кулаки его сжались.
— Она… ушла, — голос его дрогнул.
Я осторожно положил руку ему на плечо.
— Да, ваше императорское величество.
Он не заплакал, как прежде, когда что-то пугало или тревожило его. Но на мгновение сжался, как будто в нём что-то переломилось.
— Она сама так решила, — продолжил я. — Ради вас, ради всего рода.
Государь кивнул, не поднимая головы. Тишина давила, лишь ветер шуршал по заснеженному берегу, проникая под воротники.
— Я никогда этого не забуду и буду почитать ее жертву, — сказал государь.
Монах повернулся ко мне.
— Теперь ты знаешь, что делать, светлейший князь?
Я медленно выдохнул, ощущая, как напряжение, державшее меня весь ритуал, понемногу отступает.
— Да.
— Помни, что ты обещал вашей бабке.
Император должен был учиться. Он должен был стать сильным, не только в магии, но и в понимании того, что такое власть и ответственность. Я знал, что в какой-то степени мне придётся стать для него наставником. Мне нужно было как можно скорее научить его защищаться.
