— Девочка права, я уже давно не Александр Павлович, — улыбнулся монах. — Пришлось сменить несколько имен, пока я не очутился здесь.
— Боюсь спросить, как вас сюда занесло, — хмыкнул я.
— Если есть ворота, кто-то должен быть привратником. Почему бы и не мне?
А в следующий миг он сделал едва заметный жест пальцами, и неведомо откуда налетел вихрь снега. Это было очень странно: небо над нам прояснилось, выглянуло солнце, а на головы моих спутников свалился мелкий сухой снег. И как только он касался из голов, все они замирали — глаза закрылись, а сами они превратились в живые статуи. Их тела и одежду покрывала лишь тоненькая корочка прозрачного льда.
Но со мной все было в порядке — ни одна снежинка на меня не попала. Я помотал головой, оглядывая спутников, а затем уставился на монаха.
— Зачем?
— Пусть отдохнут. Они просто спят, не беспокойся. Болото не забирает себе лишних людей. А мы с тобой потолкуем, Алексиус.
Странно, что я вообще не замечал щупальцев чужой силы, что пробиралась бы мне в мозг и вытаскивала воспоминания. Понять бы, как работает эта сила и на каком уровне?
Монах тем временем медленно побрел в сторону двух застывших в центре озера фигур.
— Идем, Алексиус. Из всех вас ты единственный поймешь, что все это значит. София тоже поймет. Со временем. Девчонка еще слишком юна, а вот с тобой мы, вижу, почти ровесники.
Столь глубокая осведомленность начинала меня напрягать.
— Откуда вы все это знаете?
— Не я знаю. Болото. И то, что в нем живет.
— И что еще вы обо мне знаете?
Монах усмехнулся.
— Что твоя душа пришла сюда ровно на семьдесят пять лет. Что ты воин и маг и считаешь смыслом своей жизни борьбу с силой, что губит жизнь в этом и твоем родном мирах. Мы уже можем поговорить о действительно важных вещах, или мне рассказать, на какой ягодице была родинка у той рыжей мадемуазели, которую ты завалил на чердаке после выполнения задания в Нойбеке?
Я застыл как вкопанный. Этого не знал даже Стагнис. Я никому не рассказывал о том маленькой приключении, ибо прикюбчение… Скажем так, закончилось оно тем, что мне пришлось сматываться, на ходу натягивая штаны, ибо у этой мадумуазели, как выяснилось в самый интересный момент, оказывается, был муж. И он решил вернуться раньше.
Но монах-государь, не сбавляя шага, направлялся все дальше к центру озера.
Я не мог оторвать взгляда от его лица. Возрастные морщины избороздили его кожу, а в глазах отражалась глубокая печаль и бесконечная глубина знаний. И еще нечто, что я пока не мог распознать.
— Значит, ты… — мой голос прозвучал глухо, заглушённый ветром. — Ты — император Александр Первый.
Монах не отвёл взгляда. В его глазах мелькнула тень улыбки — лёгкая, едва уловимая.
— Уже давно нет, — ответил он наконец. — Теперь же я лишь схимонах Серафим. Для людей — чудотворец с причудами. Для Болота — страж этого места.
— И давно?
— Столько не живут, — улыбнулся он.
Мы все знали легенду. Император Александр Павлович якобы скончался в Таганроге в 1825 году… Но уже тогда ходили слухи, что это было подстроено, а он сам ушёл в монахи, решив отмолить грехи молодости.
И теперь передо мной стоял человек, чьё лицо, хоть и состарившееся, я видел на портретах в Зимнем дворце.
— Что это за место? Я хочу понять. София говорит, что слышит силу. Я ее почувствовал лишь когда мы пришли к озеру.
— Потому что ты не из этого мира, вот и не слышишь. Болото… — он прищурился, словно вглядываясь в глубины собственного разума. — Ты назвал бы его аномальной зоной, верно? Это не совсем так. Это место — разрыв в энергетическом пространстве. Портал и воронка одновременно. Здесь встречаются слои реальности, здесь изменчив сам порядок вещей. Потому и ландшафт, и погода здесь непостоянны. Ты можешь видеть снег, а через миг — зеленую траву. Но с энергией Искажений, которой ты так плотно занимаешься, это не имеет ничего общего.
Я вслушивался в его слова, анализируя каждую деталь.
— Но ты связан с ним, — произнёс я. — Ты не только привратник. Ты — проводник, верно?
— Да. Когда я был болен, когда скитался уже как монах, это место приняло меня. Оно сохранило мне жизнь, но теперь я существую, пока существует Болото. Я его страж. Я ограждаю людей от этого места и место от людей.
Я посмотрел на ледяную гладь под ногами.
— И ради этого ты делаешь его опасным?
Серафим-Александр кивнул.
— Люди не должны приходить сюда без необходимости. Болото может быть губительно для тех, кто не знает, как с ним взаимодействовать. А никто уже не знает. Те, кто знал, обратились в прах еще до Рюрика. Болото может разрушить этих незваных гостей. Поэтому я сделал его таким опасным, чтобы случайные путники не имели соблазна здесь разгуливать.
Я нахмурился.
— Но ты сам приводишь сюда людей. Почему?
— За исцелением, — просто ответил он. — Сюда приходят лишь отчаявшиеся. Те, кому терять уже нечего. А это место помогает. Если направить энергетические всплески верно, можно избавить человека даже от смертельной хвори.
— Тогда почему ты всегда возвращаешься без одного человека? — спросил я, переходя к сути.
Глубокая тень легла на его лицо, но он не отвёл взгляда.
— Болото, как и любая другая сила, подчиняется законам баланса. Если я беру силу, чтобы сохранить то, что умирает, то должен отдать жизненную силу взамен.
Моё дыхание сбилось.
— То есть одного ты всегда убиваешь.
Он покачал головой, его губы дрогнули в печальной улыбке.
— Не убиваю. Не даю дороги назад, в мир. Люди, которые остаются здесь, делают это добровольно. Они понимают цену. И на самом деле они не остаются в Болотe… Их затягивает в энергетическую воронку, на дне которой… Дверь. Ты бы назвал это порталом. Куда ведет эта дверь — неизвестно. Одни говорят, что это путь к Богу. Другие ведомы лишь любопытством. Но всегда находится тот, кто желает остаться.
— А ты сам был там, на этом дне?
— Нет. Однажды и моё время придёт. Но пока не нашёлся тот, кто смог бы занять моё место. Лишь единицы способны услышать голос этой силы. Лишь в единицах течет кровь тех, кто когда-то умел пользоваться этой силой и ее дарами.
Я глубоко вдохнул морозный воздух.
— Что это за сила? Откуда она? Это не эфир и не Искажение. Что тогда?
Серафим посмотрел вверх, на серое небо.
— Это сама Земля. Она древнее людей, древнее животных. Если эфир — это жизненная сила живых существ, то эта сила — жизнь самого мира. К ней нельзя обращаться часто, иначе рискуешь все же нарушить баланс. А если нарушить его в этом месте, быть беде.
Тишина окутала нас. Только ветер стонал над ледяной гладью.
— Кажется, придется пересматривать целые разделы магической теории, — пробормотал я.
— Не придется, — отозвался схимонах. — Я рассказал тебе об этой силе лишь затем, что ты способен понять ее масштаб и угрозу. О ней не должны знать лишние люди. Но ты, Алексиус… Ты умеешь хранить тайны.
Итак, что мы имеем. Еще одну аномальную зону размером с Питер, причем с непостижимой природой силы, что здесь орудует. Одного императора, который, якобы, две сотни лет как преставился. И еще одного императора, которого нужно вытащить отсюда живым и, по возможности, здоровым. Пока он окончательно не поехал кукушкой от этих энергетических всплесков.
— А другие подобные места существуют? — спросил я, пока мы брели по скользкому льду. Он был таким гладким, что впору было надевать коньки и крутить тулупы.
— Есть несколько. Но они надежно защищены от людей.
В подробности схимонах не ударился. Ибо мы наконец-то почти добрались до центра большого озера.
Лёд под моими ногами был прозрачным, словно витраж, через который пробивался солнечный свет. Под гладкой поверхностью озера покоились замороженные коряги, водоросли, застывшие в вечности пузыри воздуха. И две фигуры, застывшие в непреклонной неподвижности.
Император Николай Петрович и вдовствующая императрица.
