Серафим-Александр, улыбнулся, словно вспоминал нечто приятное, и тихо произнёс:
— Екатерина Алексеевна… Так звали и мою бабушку. Она была женщиной сильной, властной. Но эта… Эта не столь великая, зато и правда любила своего сына. Моего отца мало кто жаловал. Даже я сам.
Я ничего не ответил. Мы приблизились. Сквозь тонкую ледяную корку, что покрывала их фигуры, было видно, что лица у них спокойные, даже умиротворённые. Словно они просто задремали в мягких постелях после тяжелого дня.
Серафим-Александр поднял руку и, замкнув пальцы в неведомом знаке, прошептал неразборчивые слова. Тонкая белесая дымка прошла по поверхности льда, распространяясь, словно туман. Лёд начал таять.
В следующее мгновение, будто проснувшись от долгого сна, император дёрнулся, а затем резко вдохнул. Его глаза, чистые, ясные, детские, тут же наполнились радостью. Он увидел меня и радостно воскликнул:
— Лёша! Ты тоже пришёл! Как я рад!
И, прежде чем я успел что-либо сказать, бросился ко мне с объятиями.
Я перехватил его руки, но слишком крепко сжимать не стал. Он обнял меня, как ребёнок обнимает старшего брата.
— У нас с бабушкой было такое весёлое приключение! — заговорил он. — Сначала мы тайком выбрались из комнаты, потом гуляли по льду, по настоящей реке! А потом мы путешествовали, и бабушка сказала, что отец Серафим сделает меня взрослым. Наденька будет рада! Я хочу, чтобы она обрадовалась. Она ведь плачет по ночам. Думает, что я не знаю, а я знаю. Я не хочу, чтобы она плакала…
Его голос звучал восторженно. Я едва заметно нахмурился.
Но бабушка… О, она была настроена совсем иначе. Едва очнувшись, она тут же навела на меня яростный взгляд и, поднявшись, буквально набросилась:
— Ты! Опять ты! Алексей, что ты здесь делаешь⁈ — она двинулась на меня, сжимая узловатые сухие пальцы в кулаки и шипя, как змея. — Не смей мне мешать! Только не сейчас…
— Довольно, — негромко, но твёрдо произнёс Серафим.— Оставь его, Екатерина.
Императрица тут же замолчала. Её взгляд метнулся к монаху, и я видел, как её пальцы снова сжались в кулак.
— Алексей пришёл не за этим, — продолжил он.
Я выпрямился, отпуская государя, который всё ещё не хотел разжимать рук.
— В таком случае позвольте мне задать вопрос, — произнёс я, внимательно глядя на монаха. — В чём именно заключается недуг государя императора?
Серафим-Александр усмехнулся.
— Разве ты сам не знаешь?
Я кивнул.
— Согласно официальному заключению, его разум, эфирное тело и ментальный план пострадали во время Трагедии на Ладоге. Именно поэтому его развитие остановилось на уровне пятилетнего ребёнка.
— Верно, но не совсем, — тихо сказал монах. — И ты знаешь, что заключение неверно.
Я сжал кулаки.
— Если он и правда пострадал от Искажения, то этот процесс обратим. Я знаю возможности тела сильного мага. Если Искажение не убило его в первые дни, значит, его организм способен справиться с этой нагрузкой. Пусть медленно, но он бы восстановился.
Серафим-Александр снова кивнул.
— Значит, восстановление затормаживают искусственно, — продолжил я. — Точнее, вовсе остановили. Иногда у него случаются вспышки просветления и чистого разума. Это значит, что вмешательство не абсолютное. Я не знаю, чем именно это делают — дурманными веществами, препаратами, но, возможно, терапия, которую он получает, как раз и предназначена для того, чтобы держать его в этом состоянии.
Император поёжился.
— Я устал от этих лекарств. Они невкусные. Голова от них шумит. Но лейб-медик Миних говорит, что надо. Надо пить всё из флакончиков. Иначе… иначе будет хуже. А я не хочу, чтобы было хуже. А то Петенька испугается, а Наденька опять будет плакать…
— Больше это не имеет значения, — тихо сказал монах, нежно потрепав государя по щеке. — Когда сила Болота наполнит это дитя, он выйдет из-под влияния всех этих веществ. И более они не смогут подавить его разум.
— Правда? — государь обрадованно всплеснул руками. — Тогда давайте скорее меня лечить! Я хочу!
Но Серафим-Александр поднял руку, останавливая его. Затем перевёл взгляд на меня и вдовствующую императрицу.
— Вы оба знаете условие, — сказал он. — Из Болота выйдет на одного меньше. И вам предстоит решить, кто это будет.
Глава 13
Я стоял на гладком льду, вглядываясь в глаза вдовствующей императрицы. В них не было ни страха, ни сомнений — только спокойная решимость. Николай, едва осознав происходящее, цеплялся за её руку, слёзы крупными каплями стекали по его щекам.
— Бабушка, не уходи! — всхлипывал он, крепче сжимая её ладонь.
Она провела дрожащими пальцами по его волосам, улыбаясь с какой-то нежной грустью. Сейчас ее обычно суровое морщинистое лицо разгладилось и словно озарилось мягким светом.
— Дитя моё, — её голос звучал мягко, но твердо. — Это мой выбор. Я сделала ради тебя всё, что могла, и теперь настала моя очередь. Ты должен быть здоровым, ты должен жить…
Я, сжимая кулаки, напряжённо наблюдал за этой сценой. Сердце сжималось от странного чувства — смеси боли, уважения и бессилия. Я не мог позволить себе поддаться эмоциям. Должен был мыслить холодно.
— На берегу озера остались ещё несколько человек, — медленно произнёс я. — Каждый из них давал клятву погибнуть за императора. В конце концов, я сам готов шагнуть в неизвестность вместо вас.
Вдовствующая императрица бросила на меня пронзительный взгляд.
— Алексей, ты молод, тебе ещё многое предстоит сделать. Да и не подойдёт кто попало. — Она перевела взгляд на монаха. — Так ведь, отец Серафим?
Монах медленно кивнул.
— Кровь Романовых — царская кровь. Она особенно сильна. Жертва должна носить эту кровь, чтобы свершился равный обмен. Иначе равновесие будет нарушено, и Болото не ответит.
Я крепче стиснул зубы.
— В таком случае и выбирать не нужно. Я пойду.
— Нет, — резко оборвала меня бабушка. — Моё решение окончательное. Молодые должны жить, а старики — уходить вовремя. Наша задача — думать о потомках. Я прожила долгую и насыщенную жизнь. И если её завершение даст Николаю будущее — я приму это с радостью.
Я молчал. В конце концов, я мог уважать её выбор. Да и внутри себя понимал — это действительно правильнее.
— Алексей, — вдовствующая императрица посмотрела на меня долгим взглядом. — Ты останешься с Николаем. Охраняй его, оберегай его семью. Ты — один из немногих, кому он может доверять. Я оставляю его и Софию на тебя. Научи их сражаться с Искажениями, помоги им отточить своё мастерство, чтобы они могли защитить не только своих родных, но и всю империю.
Я сперва просто кивнул, а затем с почтением поклонился, выражая таким образом уважение к последней воле бывшей государыни.
Тем временем Николай прижался ко мне, его плечи вздрагивали от сдерживаемых рыданий.
— Лёша, я не понимаю, что происходит… Но я не хочу, чтобы бабушка уходила…
— Тише, Николай, — тихо сказал я, кладя руку ему на плечо. — Так нужно. Это закон природы. Она делает это ради тебя.
— Но я ничего не понимаю… — всхлипнул он, вцепившись в мою руку. — Ей будет больно?
Бабушка покачала головой и улыбнулась.
— Конечно, нет, Никольенька. Мне совсем не будет больно. Я отправлюсь в другой мир и, быть может, встречу там твоего отца. И я обязательно расскажу ему, каким замечательным вырос его сын… А потом, когда придет время, мы с тобой снова увидимся…
Тем временем Серафим-Александр опустился на колени. Он медленно коснулся ладонями льда, и тот тут же вспыхнул ослепительным светом. Под прозрачной гладью замёрзшей воды начали происходить немыслимые процессы. Вода зашевелилась, будто пробуждаясь, клубящаяся тина сливалась в причудливые формы, тёмные вихри силы проносились в толще льда.
А потом земля вокруг нас загудела — сначала низко, инфразвуком. Потом зарокотала — глубины болот под нами ходили ходуном, и словно целое озеро начало покачиваться. Затрещал лед.
