— Шашлык говоришь? — задумался уголовник.
— Ну, да! — глупо улыбнувшись, вновь закивал лесоруб.
— Да мы и тут, вроде, неплохо сидим, — засомневался Ржавый.
— Да что вы, господа? — слегка надавил Борис. — Это же на свежем воздухе! Птички поют! Мясо на мангале шкворчит! Водочка холодная, словно родниковая водица, пьется за милую душу… Водочку льем, водочку пьем… — неожиданно запел песню Круга лесоруб.
— Водочкой только живем! — дружно подхватили известные всем слова городские бандюки.
— И музыка соответствующая у моего дядьки найдется! — добавил Борис. — А весь хавчик и бухло, что здесь не доели и не допили, можно с собой забрать. Правда же, Катерина? — громко крикнул он в сторону кухни.
— Конечно, вообще без проблем! — ответила, появившаяся в дверях хозяйка заведения. — Я сейчас вам все в одноразовую тару упакую.
— Ну, господа хорошие? Едем? — дрожащим голоском попытался додавить захмелевшую компанию бригадир лесорубов.
— А тебе-то с этого какой понт? — Ржавый, словно жопой почувствовав неладное, обратил внимание на чрезмерную навязчивость деревенского алкаша.
— Ну… так Бурят же! — словно само собой разумеющееся, выдал лесоруб. — Он мне пригрозил, что если я ему веселую компанию, то есть вас, не организую, мне лучше ему на глаза не попадаться… А если привезу — поить будет, сколько в меня влезет!
— В натуре серьезный аргумент! — заржал Паха. — Ну, че, пацаны, как насчет пожрать шашлыков на фанзе у Бурята?
— Ё-ё! Да! Говно вопрос! — Дружный веселый рев поддатых бандитов был ему ответом.
— Тогда, дернем еще по одной и покурим на улице, пацаны, — предложил Ржавый, — пока местные халдеи нам хавчик упакуют.
Зазвенело стекло, забулькало в стаканах. Борис тоже сунулся с пустой рюмкой в общую свалку и ему начислили безо всяких разговоров. Проверку на вшивость он успешно прошел. После того, как тара опустела, вся городская гоп-компания, разгоряченная сорокоградусным, поднялась из-за стола и неорганизованной толпой выплеснулась на улицу. За столом остался только Борис, с ненавистью глядящий на бандюков сквозь большое окно.
— Никогда не замечала, что ты у меня такой талантливый? — Катерина подошла к мужу и промокнула бумажной салфеткой его лицо, покрывшееся от напряжения крупными каплями пота. — Прямо заслуженный столичный артист из какого-нибудь с сериала!
— В гробу я видел такие сериалы! — отозвался Борис, наливая до краев стопку и одним махом опрокидывая в рот её содержимое.
Катерина недовольно поморщилась, но ничего не сказала мужу, прекрасно понимая, в каком состоянии он сейчас находится.
— Но, сука, это же наш дом, Катюха! — выдохнув, продолжил он. — И нехрен всякой мразоте топтаться в грязных гадах по нашим светлым чуйствам, да качать свои гребаные права!
— Согласна, — кивнула Катя, обнимая мужа за плечи. — Не стоило им вообще здесь появляться! Береги себя, Боря! И про мужиков не забывай!
— А то! — Лесоруб поднялся на ноги — Ну, с Богом, что ль?
— Прости Господи грехи наши тяжкие! — Катерина быстро перекрестила мужа. — Иди… Вазген, ну где тебя носит? — Заорала она во весь голос, чтобы не показывать Борису, как тревожно у нее на душе. — Со стола надо собрать!
Выскочив на улицу, лесоруб достал из кармана мятую пачку сигарет и, усевшись на ступеньках лестницы, с наслаждением закурил.
— Слышь, штымп[3], — окликнул его Ржавый, — ехать до берлоги твоего дядьки далеко?
— Да не… рукой подать, — натянув в очередной раз на лицо физиономию конкретного недоумка, произнес Борька. — Это у вас в городе расстояния, что только на тачках разъезжать. А у нас в деревне все на одиннадцатом номере передвигаются.
— Это на своих двоих, что ли? — усмехнулся бандит.
— Ага, — кивнул лесоруб. — Это и дешевле, и для здоровья полезно. Да вы не переживайте, я вас напрямки через лес по просеке как раз к самой дядькиной халупе выведу. И моргнуть не успеете, как на свежий шашлычок поспеете!
— Хех, а у вас в Гадюкино все так елдачить[4] любят?
— Так скучно ж у нас… — пояснил Борис. — Новых людей почти не встретить, а остальные все друг про дружку знают.
— Настоящая дыра, — согласился Ржавый. — Жопа мира. И как вы тут только живете?
— Да так, живем — хлеб жуем, — пожал плечами лесоруб. — Да и не жалуемся особо.
Рыжий задумчиво посмотрел в окно, сквозь стекло которого был виден соблазнительный крепкий силуэт Катерины.
— А вот шалашовки у вас зачетные! — произнес, наконец, Ржавый. — Особенно вот эта цыпа из забегаловки… Вот закончим здесь дела, надо будет к ней яйца подкатить! Че так вылупился, болезный? — заметив косой взгляд лесоруба, оскалился уголовник. — Тоже, небось, вдул бы ей со всем прилежанием, да по самые помидоры?
— Да ей здесь полдеревни бы вдуло, — едва сдерживаясь, чтобы не засадить кулаком по наглой морде, отвел взгляд в сторону Борис. — Только у неё мужик лютый. Не только за такие слова, но и за один косой взгляд яйца открутит!
— Ладно, посмотрим мы попозже на этого лютого. — Ржавый презрительно сплюнул на землю сквозь щель в зубах. — И не таких подвигали…
Он хотел еще что-то сказать, но появившийся маленький кривоногий грузин, нагруженный пакетами еды, оторвал его от «приятной беседы».
— Куда покласть, уважаемый? — Качнул он шуршащим на ветру полиэтиленом. — Все для вас упаковал! Кушайтэ на здоровье!
— В багажник «Крузака» кидай, — с важным видом распорядился уголовник, идя следом за поваром. — Пацаны, по коням! — распорядился он, когда пакеты с едой заняли свое место. — Э! Болезный! — Ржавый окликнул лесоруба. — Падай на переднюю сидушку, — указал уголовник. — Дорогу будешь показывать.
— Эт мы можем! Эт мы завсегда! — Втянув голову в плечи, засуетился Борис, семеня к указанному джипу. Запрыгнув в салон, лесоруб обернулся к Паше, с комфортом развалившемуся на заднем кожаном сиденье. — Нам туда! — И он ткнул пальцем в сторону исчезающей в небольшом и редком лесочке грунтовой дороги.
— Трогай, Шумахер! — произнес Ржавый, обращаясь к водителю. От небольшой дозы выпитой в рыгаловке алкашки, его отчего-то слишком сильно развезло, и теперь неслабо кумарило. Если бы он был немного потрезвее, то уже давно догадался бы, что местным пойлом что-то явно не так. Но мозги, одурманенные «добавкой» Вазгена, отказывались нормально соображать.
Две дорогие машины мчали на всех парах по разбитой грунтовке, подпрыгивая на многочисленных колдобинах, временами даже слегка цепляя днищем землю, когда разбитая тяжелыми лесовозами колея становилась слишком глубокой.
— Мля, в натуре жопа мира! — выругался в очередной раз Ржавый, основательно приложившись лбом в металлическую стойку кузова. — Куда ты нас завел, Сусанин? — грозно прикрикнул он на Бориса, ухватив его за воротник клетчатой рубашки.
— Так уже все, почти приехали, — сжался в комок лесоруб, изображая испуг. — Еще пара километров, и выскочим…
Неожиданно «Крузак» резко тормознул, вылетев из-за крутого поворота.
— Твою мать, Шумахер! — завопил Паха, не ожидавший такого развития ситуации и со всего маху воткнувшийся носом в переднее сиденье. — Совсем зенки залил?
Водитель ехавшего сзади «Мерина» тоже не успел остановиться и воткнулся капотом в бампер затормозившего перед ним японского джипа. Что-то громко хрустнуло, а следом донесся недовольный вопль из открытых окон пострадавшего «Мерседеса».
— Похоже, точно приехали, бугор, — произнес водитель, отзывающийся на погоняло Шумахер. — Только я тут ни при делах! Вон, какой-то дятел на всю дорогу раскорячился! — Указал он рукой сквозь лобовое стекло. Действительно, дальнейший проезд по одноколейной грунтовке напрочь перекрывал огромный тентованный КРАЗ. И объехать его никаких вариантов не было. — Это я еще вовремя среагировал…
Рыжий, кипя «праведным гневом», рванул ручку дверки, вываливаясь на дорогу. Подскочив к грузовику, заблокировавшему проезд, он вскочил на ступеньку и заглянул в кабину, в которой не обнаружилось ни одной живой души.
