Огромные рукава висели до самого газона.
Я не видел таких одеяний.
Она обернулась ко мне и ожгла взглядом до самых костей. Меня не просто пробрало. Я перестал дышать на секунду.
Мир мигнул.
Во всем мире осталась одна она. И больше не было никого.
Я был уверен, что продолжаю спать. На ходу я снял рюкзак и положил его на траву. И продолжал идти к ней уже налегке.
Она стояла на месте, не говоря ни слова и по-прежнему вонзившись в меня взглядом.
Я подошел и подавил желание подобраться поближе и потрогать рукав ее одежды. Она не двинулась ни единым мускулом, ее глаза не бегали по мне изучающе, я даже не был уверен, что она дышала.
С расстояния не более пяти метров я смотрел как зачарованный на ворот ее кимоно и отчетливо видел то, что не заметил с самого начала.
Он был запахнут на левую сторону. Так одевают мертвецов.
Когда по мне первый раз пришлось ее аурой, я почувствовал себя наковальней в легендарной кузнице. По мне било так, что я собрал все свои силы, чтобы не согнуться под атакой. А ведь это даже ударом не было, лишь фоновое давление.
Перед глазами проскользнула светлая горница, где на вязаном половике было принято разуваться перед входом. На столе стоял горшок с извечным пучком бессмертника.
Я сморгнул. Наваждение исчезло.
Я надавил в ответ.
Мы прессовали друг друга из последних сил. Каждый видел, что делает другой. На расстоянии, наверное, мы выглядели просто как стоявшие друг напротив друга люди…
— ЯНО, ПЕРЕСТАНЬ МЕРЦАТЬ!
— КОСТИК, ПЕРЕСТАНЬ МЕРЦАТЬ!
Мы синхронно вздрогнули и подняли глаза в небо, откуда исходили чудовищные глубочайшие голоса, звучавшие только для нас.
— Мама?
— Бабуля?
С неба раздался звонкий женский смех на два голоса. Я был готов поклясться, что со мной разговаривала Морана Смерть.
И если для меня Мора была бабулей, то несложно было догадаться, к кому обращалась моя соперница.
Голоса смолкли.
* * *
Удивленный прохожий смотрел на странной конфигурации облака, подсвеченные розовыми лучами солнца. Одно из них напоминало скалящуюся Годзиллу, а второе — фигуру Мрачного Жнеца из европейских фильмов. Полюбовался блин рассветом. Тьфу, примерещится же.
* * *
Дева вытянула руку. Я угадал: рукава ее кимоно, в котором никто и никогда не должен был ходить, доставали до земли. Одними губами она прошептала что-то, и в ее руке оказался посох.
Она стукнула концом оружия по земле, и этот жест я видел, видел не единожды. В ее руке прорастала тень — тень дерева, размазанного по стене ядерным ударом.
Вокруг нас возник исполинский барьер, скрывающий от внешнего мира.
И если ее оружие было тем, что я подумал — спасающий внешний мир от нас обоих.
Я понял, что, может быть, другого шанса не предвидится. И, натянув маску, представился.
— Я Константин.
— Я Яно, — сказала она в ответ низким грудным голосом. И это был самый сладкий звук в моей жизни.
Я выставил перед собой косу. Неведомый ветер трепал мое черное одеяние.
Она напала.
Глава 9
Она определенно владела техниками, принятыми в семье Кицуки. Я достаточно спарринговал с шинигами, чтобы утверждать наверняка. Но ни Казуя, ни Ичика никогда не упоминали…
«Костян, не о том думаешь!»
Свист посоха, я едва успел заблокировать удар лезвием косы и отскочил назад.
«Напомни, зачем мы вообще сражаемся?»
Шинигами чудовищно сильного уровня была запечатана десятки лет. Как я понимаю сейчас, проблема была той же, что мешала жить Ичике: недостаток контроля собственной силы. И если моя школьная подруга из-за этого имеет лишь занятную привычку раздеваться, то здесь страхи людей возвели Яно в абсолют. Она боится собственного могущества. Но она ошибается. И я должен это продемонстрировать.
«Звучит… сложно».
Ох уж эта культура восточной нечисти с привычкой гнуть спины перед силой. Может, я смогу доказать ей, что со мной ей не о чем беспокоиться?
«Во-первых, зачем? А во-вторых, уверен, что сможешь?»
Не знаю раз, не знаю два. По крайней мере постараюсь свести к паритету.
А для этого придется поменять тактику. Слишком мало практики, чтобы на равных сражаться с мастером ударно-дробящего оружия.
Я вытянул косу перед собой, преобразуя ее в кость-рукоятку. Вспыхнуло одно зеленое лезвие, за ним другое. Шаг — и на шинигами обрушился шквал ударов со всех сторон. На этот раз ей пришлось отступить.
Замешательство длилось недолго. Смена стойки. Яно подняла посох над головой — и из навершия выросло лезвие.
Шинигами взмахнула нагинатой, и я содрогнулся от внезапной боли. Сквозь меня словно прошла невидимая волна кимэ. Хотя почему словно?
— Ты… почему ты не умираешь? — раздался тот же чарующий голос.
Кицуки Яно (в ее полном имени я уже был уверен) явна была удивлена тем, что я получил удар и продолжал стоять на ногах.
— Нас, кощеев, не так легко убить, — усмехнулся я. — Давай, не сдерживайся.
— Хватит. Просто… остановись. Я… не хочу причинять тебе боль.
Прости, дорогая.
— Придется. Открыть Источник.
Я превратился в череду мельтешащих по всему барьеру силуэтов. Она ответила множеством ударов и шквалом волн кимэ — полномасштабная атака по площади, не оставляющая никого в живых. Снова патовая ситуация.
Настало время больших калибров.
— Не сдерживайся, шинигами, — я занес для замаха заряженную косу Жнеца. — Или умрешь.
И все же она продолжала колебаться.
— Не волнуйся за меня, — я ободряюще улыбнулся, сверкнув глазами.
На этот раз она мне поверила.
— Ядерная Теневая Сакура. Высвобождение.
В следующий момент я ударил. Две силы, два воплощения смерти столкнулись и прошли мимо друг друга.
Никто из нас не хотел смерти другого.
Сражение было бессмысленным.
Она прерывисто дышала, и ее высокая грудь вздымалась в такт. Платок с головы она потеряла, поэтому ее гладкие черные волосы раскинулись прядями по белому кимоно.
Я не мог оторваться от нее и был готов смотреть вечность. Высокие узкие скулы, бархатные темные глаза, пропорционально широкий лоб и идеальный овал лица. Ее остренький носик был будто выточен лучшими скульпторами всех миров — одновременно ли, или они выбрали кого-то наилучшего среди них, я не знаю.
Я знаю только, что мы были абсолютно равны по силе.
— Я не могу тебя победить, — вслух произнес я.
— Я не могу тебя победить, — эхом отозвалась она.
И вдруг меня озарило. И я, сложив глефу, быстро побежал к рюкзаку, оставленному по дороге.
— Никуда не уходи! — и почему в такой ответственный момент я вел себя как полный дебил?
Подумать только, вчера — буквально вчера я смеялся над Казуей. Был готов изгаляться над его импульсивностью. Случайно чуть не оскорбил его. Он по-японски стоически выдержал мои западные манеры… отсутствие манер. Буквально вчера я смотрел на то, что для меня было немыслимо.
Буквально вчера я был другим. А ведь я даже поспать не успел.
Сущая мелочь. Вот он, рюкзак. Открыть главный отсек. Даже искать не надо, вот она торчит.
Я вернулся на исходную. Яно внимательно наблюдала за мной.
Выдохнуть. Сконцентрироваться. Поцарапать палец. Зачем? Черт его знает. Надо.
Я размахнулся так сильно, как только умел, и со всей дури швырнул стрелу в небо.
Яно неуловимо стремительным жестом вскинула руку перед запахом ворота кимоно. Пробив ее ладонь насквозь, стрела торчала в направлении середины груди — там, где на четыре пальца выше мечевидного отростка должно располагаться сердце.
— Знаешь, — она задумчиво отломила наконечник у неубиваемой стрелы и, вытащив древко, переводила взгляд с идеально гладкой поверхности непораненной руки на оперение. — Я как-то не привыкла, чтобы в меня кидались острыми предметами. А что за птица? Сокол?
Пальцы сами создали навью веревку узорчатого плетения. Самую тонкую, самую мягкую. Нужно-то было всего ничего. А перенервничал и замылился, будто пять километров каната вручную бухтовал.
