Пленник. Война покоренных. Книга 1. Милость богов

С того места, где стоял Дафид, лица Тоннера было не разглядеть. Как и лица стоящей рядом с ним женщины в изумрудно-зеленом платье. Илси Аннализа Янин, отказавшаяся от собственного проекта, чтобы присоединиться к команде Тоннера. Когда она улыбалась, у нее появлялась ямочка на левой щеке и две – на правой. Задумавшись, она выбивала носком ноги сложный ритм, словно ее тело танцевало, пока разум был чем-то занят.

Илси Янин, помощник научного руководителя группы, известная всем также как любовница Тоннера Фрейса. Илси, с которой Дафид надеялся повидаться, хоть и знал, что совершает ошибку.

– Радуйся, пока есть время, – бросил Лларен Морс, глядя сверху на Тоннера и его поклонников. Волоски на загривке Дафида встали дыбом. Морс обращался не к нему, а к Тоннеру, и в его голосе звучала злая издевка.

– Пока есть время?

Но по лицу долговязого уже было видно, что во второй раз фокус не пройдет. В глазах Лларена Морса снова возникла настороженность, как в начале их разговора.

– Пора мне вас отпустить. И так весь вечер продержал, – сказал он. – Рад был познакомиться, Алькор.

– Я тоже, – ответил Дафид и проводил взглядом уходившего в комнаты собеседника. Шампур остался на перилах. Небо потемнело, стали видны звезды. Мимо Дафида проплыла женщина чуть старше его, подобрала шампур и скрылась в толпе.

Дафид постарался отогнать подозрения.

Он устал: конец года, и вся группа работает сверхурочно, заканчивая составлять отчеты. Он чувствует себя не в своей тарелке среди выдающихся интеллектуалов и политиков. Его эмоционально придавила неуместная страсть к недоступной для него женщине. Он стыдится впечатления (отчасти верного), которое произвел на Лларена Морса: он, Дафид, здесь только потому, что его родственница распоряжается деньгами.

Любого из этих доводов хватало, чтобы отнестись к предчувствиям без большого доверия. Вместе они выглядели неопровержимо.

А на другой чаше весов – тень презрения в словах Морса: «Радуйся, пока есть время».

Дафид выругался про себя, поморщился и направился к эстакаде, что вела наверх – к частным салонам, где принимали администраторы и политики.

Пятиуровневый Дом ученых вырастили из лесного коралла. К востоку от него был пустырь, к западу – площадь. От природы криволинейный, он не имел ни одного прямого угла. Невидимые опорные линии и линии натяжения – фундамент переходит в стену, в окно, в элементы декора – делали здание на вид движущимся, живым: что-то среднее между скелетом и лианой, структура, которая закручивается и тянется вверх.

Просторные коридоры, по которым гуляет ветерок, открытые внутренние дворы, частные комнаты для проведения небольших собраний и для проживания, просторные залы для презентаций, танцев и банкетов… Пахло кедром и аккеей. Лирные ласточки, гнездившиеся наверху, пели гостям свои песни.

Большую часть года Дом ученых служил Ирвианскому научному медри и всем научным учреждениям города. Не считая неловкости, которую он допустил – по неведению – в первый год, Дафид с удовольствием вспоминал каждое посещение Дома. Но праздник окончания года – другое дело. Сплошная череда лжи. Минное поле, засеянное золотыми самородками, дававшее надежды и грозившее поражениями.

Смысл праздника состоял, во-первых, в том, чтобы ведущие ученые и исследователи Анджиина могли пообщаться в непринужденной обстановке. На деле «непринужденность» оборачивалась сложными и малопонятными правилами поведения, различиями в статусе, которые были плохо прописаны, но учитывались абсолютно всеми. Одно из множества твердокаменных правил этикета гласило: притворяйся, будто никаких правил этикета не существует. Кто должен говорить, а кто – слушать, кому положено шутить, а кому – смеяться, с кем можно флиртовать, а кто всегда остается далеким и неприступным – все это не озвучивалось вслух, но собравшиеся отмечали любую оплошность.

Во-вторых, это было время, когда все отбрасывали политес и начинали открыто гоняться за грантами перед началом нового семестра. Поэтому каждый разговор, каждая реплика были пронизаны намеками и сведениями относительно того, какие исследования будут в приоритете, какие нити на следующий год будут вплетать в большой интеллектуальный ковер, а какие – обрезать, кто станет возглавлять научные группы, а кто – трудиться под началом блестящих умов.

И наконец, на праздник мог явиться любой член сообщества: теоретически даже зеленый подмастерье. На деле же Дафид оказался здесь самым молодым и к тому же единственным ассистентом-гостем. Другие люди его положения зарабатывали, разнося напитки и тапас более достойным.

Одни надели пиджаки со строгими воротничками и жилеты цветов своих медри и институтов. Другие явились в костюмах из некрашеного полотна, введенных в моду руководством. Дафид придерживался строгого стиля: длинный угольно-черный пиджак поверх вышитой рубахи и облегающие брюки. Нарядно, но не слишком.

В части здания, отведенной для высших, имелась почти невидимая охрана, но Дафид шел с ленивой уверенностью человека, привыкшего, что перед ним почтительно открывают двери. Было бы совсем несложно запросить у местной системы местоположение Доринды Алькор – но тетка могла увидеть запрос и понять, что он ее ищет. Если ее предупредили… что ж, лучше бы ей не знать.

Окружавшие его люди незаметно стали чуть старше: вместо простых ученых, клерков, репортеров и писателей – руководители, политики, высокопоставленные офицеры. Строгие пиджаки здесь были скроены чуть лучше, вышитые рубашки были чуть ярче. Оперение говорило о статусе. Он продвигался сквозь средоточие власти, как микроб, что пробирается к сахару: руки в карманах, вежливая, ничего не выражающая улыбка. Нервозность была бы сразу замечена, поэтому Дафид постарался отвлечься. Он шел медленно, любовался произведениями искусства в округлых нишах, которыми были усеяны стены из лесного коралла, брал с подноса бокал и оставлял его на следующем подносе, заранее зная, что́ найдет в следующей комнате.

Тетка стояла на балконе над площадью, и он увидел ее первым. Она распустила волосы – такая прическа была призвана смягчать очертания лица, но строгий рот и сильный подбородок взяли верх. Ее собеседник был незнаком Дафиду: старше ее, с аккуратной седой бородкой. Он говорил быстро, подчеркивая слова сдержанными жестами, тетка внимательно слушала.

Дафид описал круг, приблизился к арочному окну на балкон и только тогда изменил походку, направившись прямо к ней. Она подняла глаза, увидела его, слегка нахмурилась, но тут же улыбнулась и помахала ему.

– Мур, это мой племянник Дафид. Работает у Тоннера Фрейса.

– А, молодой Фрейс! – Бородатый пожал Дафиду руку. – Команда, в которую стоит вступить. Первоклассная работа.

– Я большей частью готовлю образцы и прибираю в лаборатории, – сказал Дафид.

– Все равно. Это останется в вашем личном деле. И впоследствии откроет вам многие двери, не сомневайтесь.

– Мур из научного совета, – представила его тетка.

– О! – Дафид улыбнулся. – Что ж, очень рад с вами познакомиться. Я пришел сюда как раз ради знакомств, которые помогли бы мне продвинуться. Теперь могу отправляться домой.

Тетка поморщилась, но Мур со смехом похлопал Дафида по плечу:

– Дори хорошо о вас отзывалась. Все устроится. Но мне пора бы…

Он показал себе за спину и с понимающим видом кивнул тетке. Та кивнула в ответ, и мужчина удалился. На площади внизу царило оживление: тележки разносчиков еды, гитаристы… Музыка долетела и до них. Нити мелодии плавали в звонком, насыщенном запахами воздухе. Тетка взяла его под руку.

– Дори? – спросил Дафид.

– Опять это твое самоуничижение, – упрекнула она, не желая замечать его шутливого тона. У нее заметно напряглись мускулы шеи и плеч. Все претендовали на ее время и на деньги, которыми она распоряжалась. Видимо, она весь вечер отбивалась от них, и ее терпение было на исходе.

– Это не так здорово, как ты воображаешь.

– Зато всем спокойнее, – сказал Дафид.

– На этой стадии карьеры лучше внушать беспокойство. Ты любишь, когда тебя недооценивают. Это минус. Рано или поздно придется произвести впечатление на кого-нибудь.