— И не говори! — согласился с ним Хлыстов.
За нервным разговором они и не заметили, как залетели в Нахаловку.
— Ты это, Тимка, смотри обо всем этом дерьме мамке не проговорись! — строго предупредил меня батек.
— А то, Владик, мать заругает[3]! — дико, словно бешеный конь, заржал Иваныч, а после долго не мог остановить напавшую на него икоту.
[1]Лимб (лат. limbus — рубеж, край, предел) — термин, использовавшийся в средневековом католическом богословии и обозначавший состояние или место пребывания не попавших в рай душ, не являющееся адом или чистилищем.
Согласно представлениям о лимбе, в нём пребывают души тех, кто не заслужил ада и вечных мук, но не может попасть в рай по независящим от него причинам. Считалось, что в лимбе пребывают души добродетельных людей, умерших до пришествия Иисуса Христа (limbus patrum — лимб праотцов, то есть предел античных праведников), а также души некрещёных младенцев (limbus puerorum — лимб младенцев). Понятие о лимбе широко распространилось в западном богословии, начиная с XIII века.
В «Божественной комедии» Данте лимб — это первый круг ада, где вместе с некрещёными младенцами пребывают добродетельные нехристиане — философы, атеисты, поэты и врачи Античности, а также герои языческого мира.
[2] Теосо́фия (др. -греч. — «божественная мудрость») — теоретическая часть оккультизма и оккультное движение; в широком смысле слова — мистическое богопознание, созерцание Бога, в свете которого открывается таинственное знание всех вещей.
[3] Цитата из черной криминальной комедии «Жмурки», реж. А. Балабанов, кинокомпания СТВ, 2005 г.
Глава 19
«Тундра» батька пронеслась по центральной улице поселка, словно метеор. И, как это всегда бывает, когда этого не ждешь, попалась под пристальный взор правоохранительных органов в лице вечно небритого участкового Сильнягина. Он, как чертик из коробочки, выскочил перед машиной на дорогу, едва ли не под самые колеса, и повелительно взмахнул рукой, словно заправский ГАИшник.
Тяжелый внедорожник, взвизгнув тормозами, и оставляя темный след от стирающейся резины на асфальте, остановился, едва не задев высоким бампером безбашенного мента.
— Митрофаныч! — высунувшись по пояс из открытой форточки, нервно заорал на участкового Валек. — Тебе чего, жить надоело? Прямо под колеса залез! А если бы я не затормозил?
— Нарушаем, гражданин Хлыстов? — невозмутимо произнес учасковый, поправив на плече ремень видавшей виды «базуки», которую Сильнягин неизменно таскал с собой вот уже не протяжении нескольких десятилетий.
Хотя, ему по должности было положено табельное оружие — стандартный пистолет Макарова. Но за все время никто и никогда не видел на поясе Митрофаныча кобуру с пистолетом. А вот с охотничьим карабином участковый практически не расставался, словно к нему прирос. Первое время по поселку ходила куча шуток и анекдотов по этому поводу, но со временем все жители Нахаловки к этому привыкли. А в уже ставшими легендой девяностых, этот карабин не раз выручал возрастного сотрудника милиции в многочисленных криминальных стычках. Да и пользоваться этим оружием участковый умел — стрелял едва ли не со снайперской точностью.
— А когда это я успел гражданином стать? — Ехидно прищурился Валек. — А, товарищ участковый? Я, как бы, не под следствием нахожусь, так что попрошу! Нарушение скоростного режима не отрицаю, и готов понести соответствующее взыскание, согласно КОАП РФ[1]!
— И куда же ты так летишь, словно оглашенный? А, Валька? — не обращая внимания на длинную тираду отца, наехал на него Сильнягин. — Тут, как бы, не скоростная трасса формулы один. Сорок кэмэ ограничение скорости! Где знак стоит, показать?
— Да ладно тебе цепляться, Митрофаныч, — примирительно произнес Валек, — если хочешь — выпиши штраф, только хорошее настроение не говняй!
— А от чего это оно у тебя хорошее? — спросил участковый. — Поделись, авось, и прощу я тебе этот маленький косячок…
— Так это, Тимку я от Лукьянихи сегодня забрал, — улыбнулся отец. — Все, Митрофаныч, — закодировала его старая ведьма от дури! Не будет больше эту гадость употреблять! Даже в её сторону больше не посмотрит!
— Серьезно? Вылечила пацана? — искренне обрадовался Сильнягин, словно Лукьяниха именно его внука излечила от пагубной привычки.
— Серьезно, Филимон Митрофаныч! — опустив тонированное стекло, произнес я. — За два дня всего! Представляете?
— Мы его просто проведать заехали, а Лукьяниха сказала, что все — теперь Тимка новый человек! Дескать, заново родился!
— Ну, по такому случаю, и нарушение списать не грех, — махнул рукой участковый. — Езжай, Валька, поскорее домой, обрадуй жену и деда!
— От души, Филимон Митрофаныч! — Прижал руку к груди Валек. — Ты это, заходи к нам вечерком, — пригласил он участкового. — Мы по такому поводу небольшой сабантуй организуем…
— Э-э-э, — отмахнулся от щедрого предложения Сильнягин, — я бы с радостью, да недосуг сейчас. Сам же знаешь, какие у нас в Нахаловке деле творятся. А сейчас еще и городское начальство примчалось…
— Таки в чем проблема, Митрофаныч? — удивился Хлыстов. — Бери свое ментовское начальство, и все вместе приходите. Мы люди гостеприимные. Ну, в самом деле, вы же не круглосуточно своих душегубов ищите? Пару-тройку часов можно и передохнуть. А я тебе такую свежину организую — пальчики оближешь!
— Кровь жареную с молоком и луком в казане Махмуд сделает? — спросил участковый, непроизвольно сглотнув выделившуюся слюну.
— Для тебя, Филимон Митрофанович — обязательно сделает! — пообещал Валек. — Так что ждем тебя с городскими ментами часиков к шести вечера.
— Уговорил, красноречивый! — кинул Сильнягин. — Но, Валек, я тебя предупреждаю в последний раз — больше не нарушай! А то я тебе устрою профилактику!
— Да хоть сейчас штраф выписывай — я на все согласный! — Не испугался угроз участкового Валек.
— Самый умный, что ли? — ощерился участковый. — Знаю я, что у вашей семейки денег — куры не клюют. И штраф — тьфу, растереть и забыть. Я тебе принудительные работы устрою, недельки на две, а то и поболя…
— Побойся Бога, Митрофаныч! — воскликнул папахен. — На ферме и без того дел невпроворот, а ты меня на две недели закроешь?
— Тебя посодют, а ты не воруй! — усмехнулся старик, попытавшись спародировать узнаваемый голос Папанова из «Берегись автомобиля». — Вернее, не нарушай! — И старик погрозил Вальку пальцем.
— Все-все, Филимон Митрофанович, больше не буду! Вот те крест! — произнес Валек, перекрестившись.
— А вот этого не надо! Все равно ведь когда-нибудь, да нарушишь. А Господь, он все потом припомнит.
— Тогда зуб даю, — усмехнулся Валек. — Подойдет?
— Подойдет, — Сильнягин показательно заглянул в рот Хлыстову, — Зубов у тебя еще много. Без одного-двух спокойно проживешь! Ладно, езжайте уже, — Сильнягин отошел на обочину дороги.
— Вечером ждем, — напомнил ему папахен, забираясь на водительское место.
— Постараюсь, — кивнул участковый, отправляясь дальше по своим делам.
* * *
Одновременному приезду любимого мужа и безмерно уважаемого начальника Светлана радовалась, как ребенок, которому вручили долгожданную и особо выпрашиваемую у родителей игрушку. По Игорешке она уже успела основательно соскучиться — никогда раньше они не разлучались на такой долгий срок, что даже несколько дней показались ей бесконечными. А без помощи умудренного опытом майора Поликарпова все расследование молодого следователя зашло в тупик. За последние дни она ни на йоту не приблизилась к нахождению драгоценностей. А обнаруженные трупы уголовников, хоть и пролили немного света на то, кто может за всем этим стоять, но ясности так и не привнесли.
Практически весь день после приезда Поликапова, они со Степаном Николаевичем и участковым Сильнягиным провели в опорном пункте, разбирая бумаги, да по очередному кругу вызывая свидетелей, для уточнения спорных моментов. Благо, что тех свидетелей, что называется, кот наплакал — Кирьян Бочкин, умудрившийся обнаружить оба трупа, да старый таджик-фермер Махмуд, которому принадлежала та злополучная свинья, в желудке которой и были обнаружены Бочкиным части тела Бурята — Бататумэна Янжимаева.
