— Я понимаю, когда сюрпризы на голову падают, но чтобы они из-под земли вылезали — это впервые, — призналась индианка. — Позвольте и мне представиться. Я американский аватар Кали. У меня здесь ресторанчик.
— Мне очень приятно познакомиться, достопочтенная Кали, — Яно приложила руку к сердцу и легко поклонилась. — Позвольте, я еще немного злоупотреблю вашей добротой. «Здесь» — это где?
— В Нью-Йорке, — улыбнулась Кали. Нежданный подасфальтовый выползень начинал ей нравиться. — Кицуки Яно, вам требуется сменить одежду, вымыться и отдохнуть. Пробиваться из Андеграунда прямой дорогой — это нелегкое занятие. Давайте вы пойдете со мной. Я предоставлю вам ванну и ужин, найду для вас сари и что-нибудь из обычных вещей. А кроссовки отстираем. У нас большое жилище, вам найдется место. Только вот…
— Я надеюсь, ваши родные не будут против? — Яно небезосновательно подозревала, что в индийском доме народа должны быть толпы.
— Нет, конечно. Однако нам очень нужно купить молока, — Кали расчесала волосы Яно пальцами, придав им более-менее приемлемый вид, достала из сумки влажные салфетки и, приведя внешний вид своей находки в нормальное состояние, стукнула пяточкой, убирая барьер. — Об одежде не волнуйтесь. Здесь как только не ходят. На вас никто не обратит внимания.
* * *
Вообще-то я искренне хотел истребить его. Если бы мне удалось зарядить родовой Источник на максимум, я мог бы стереть его в порошок. Время есть смерть. Смерть приносит конец всего. Для Капитала это будет последнее приключение.
Однако…
«Костя, последствия».
Именно, Карачун, именно. Я тоже не хотел этого.
Это будет не просто смерть какого-то аватара ЛГБТК, которая принесет смену повестки и исчезновение армии борцов за социальную справедливость.
Смена капиталистической системы принесет мировую войну.
Придут за мной местные подземочные полисмены, посадят меня за металлический стол и будут интересоваться: мол, мистер Кошшшеев, что ж вы наделали, это же был глобальный мировой порядок. Потом придут супергеройские аватары, потом на свет приползут жидорептилоиды и прочие ластоногие глиномесы с планеты Нибиру, и все они своими мерзкими англоязычными голосами будут объяснять, что вот был порядок какой-никакой, а теперь и вовсе никакого…
Я не хотел. Я не был уверен, что моих сил хватит на противостояние такого масштаба. Придется звать деда в случае чего, а там дедка за бабку, бабка за прабабку, тетушки подтянутся, батя, мама, сестры… устраивать преждевременный конец света не дело. Молодой я еще, жениться собираюсь.
И, что самое главное: не надо было подставлять мистера Baba Yaga. Я уеду, а ему оставаться.
Пока от меня ползли волны разложения, Капитал отступал на шаг. И еще. И еще.
Однако за его спиной рано или поздно должна была вырасти стена. Так оно и случилось.
Я приближался, смотря в его крошечные глазки над пухленькими щечками.
— По меркам Кицуки Яно, ты ками. Сильный, мощный, властный. Но всего лишь ками. Не абсолют.
Он не сопротивлялся.
— Ты лишь один из аватаров, что способен прятаться за чужой спиной. За спиной ЛГБТК-сообщества, которое, при всей своей малочисленности, до вторжения экономических причин в их слабо налаженную жизнь было способно и выдерживать нападки, и вести себя так, чтобы не предавать общечеловеческие принципы.
Белозубая улыбка давно стерлась. Его брюки стали истлевать по ниточке.
— Если бы не ты, их бы не считали любителями привлечь внимание. Если бы не ты, они бы не казались фриками на фоне «абсолютно нормальных» американских и не только граждан. Если бы не ты, то, может, они бы сражались за принципиально другое. Ты виноват перед ними. Но ты не знаешь, что такое чувство вины. Оно неведомо тебе.
От его пиджака начала подниматься тонкая ржавая пыль. Ровно в это превращается ткань, если оставить ее полежать лет на двести.
— Ты один из сильнейших богов Земли. И Мардук, и Зевс, и Амон-Ра были такими. Прошло время. Помнишь их? Где они? Я бы мог рассказать, что у всего есть смерть.
— Но ты не дал мне подчинить Смерть, — осклабился он, храбро сделав шаг вперед.
Мама, почему ты не родила меня женщиной? Тогда я бы умел раздавать лещей.
Только об отсутствии этой магии сейчас я жалел. Впрочем…
Нужно ведь всего лишь хорошенько замахнуться, да? С моей физической силой этого должно хватить…
— Десять шакалов из десяти, — оценил Виктор четверной тулуп, что изобразил Капитал после выданной оплеухи.
— Фух, полегчало, — выдохнул я, встряхнув гудящей рукой.
— Заслужил, — Капитал перестал крутиться и, смотря на отползающие от него смертные тени, поднял правую руку. — Твоя взяла.
— Принимай, — услышал я в ухе и отступил, освобождая Виктору площадку для посадки. Летал он лихо. Интересно, пошла бы ему ступа?
— Костя, ты в замок. Я пока останусь здесь.
Я кивнул и, не отпуская косу, побежал внутрь. Светя глазами, я осматривал каждый угол и не забыл даже о подвале. Кажется, обитаемых комнат здесь вообще не было. Какие-то признаки деятельности скрывались на кухне, совмещенной со столовой. Со стола я схватил чуть потрепанный японский журнал. Совершенно интуитивно я встал посреди этой комнаты и резко выпустил смертную ауру. Керамогранит под ногами подернулся пылью времен.
— Вик, здесь никого нет.
— Работа сначала, страдание потом, — резко бросил он. — Капитал, полезай обратно.
Американский бог страдальчески посмотрел на тушу, раскинувшуюся перед дверью замка.
— Давай-давай, — поторопил его Виктор, для убедительности пошевелив стволом СВД. — Иначе сам засуну.
— Да иду я, иду…
— Ну, теперь нормально, — мы обозрели окрестности.
— У тебя от силы минуты две, — предупредил меня напарник.
— Успею.
— Я тебя запомню, Кошшшей, — раздалось из еще не остывшей утробы.
— Приезжай в гости, — не остался я в долгу.
— Непременно. Жадность останется в человеческой природе. Я никуда не денусь, пока живо человечество.
— Как и смерть.
На это возразить было нечего. Наконец-то он заткнулся.
Воскрешение семиглавого дракона прошло достаточно легко. А задело там внутри Капитал или нет — я знать особо не хотел. Мы вышли из зоны видимости Тиамат.
— А что дальше? — шепотом спросил Вик.
— Смотри, — ответил я.
— Спать охота, — невозможно широко зевнув, сообщил дракон. Кое-как сражаясь с отчаянно слипающимися глазами, он проковылял внутрь и захлопнул за собой дверь.
— Ну и напоследок. Вик, оторвись от земли на секунду.
Я встал посреди площадки и заставил истлеть от времени буквально все следы, которые мы могли оставить.
Мы прокололи облака и по воздуху уже направлялись обратно к тому месту, где лежали все наши вещи. Где-то внизу выли сирены и мелькали синие и красные огоньки.
Спасибо, мистер Боулер Нест.
Перед глазами стояла картина. Худая девушка со светлым лицом держит в левой руке карту. Длинные разноцветные ногти, привлекающие внимание, на собранных в щепоть пальцах будто образуют пирамидку. Браслеты, унизывающие тонкое запястье, молчат. Изображенные на карте два моста скрывают неведомое.
— А ведь предупреждала она, что не произошло некое событие, которое определит исход ситуации, — я сидел, вцепившись руками в череп. Коса лежала рядом, пристроившись на камнях. Журнал ярким пятном украшал серые камни. Виктор, раздевшись, поплавком болтался на поверхности воды в горячем озере.
— Костя, помнишь, я тебе сказал: работать сейчас, страдать потом. Только давай так: для каждой рефлексии есть время. Тебе хватит часа, чтобы перебеситься?
— Наверное, хватит. Какого ж черта мы не допросили этих американских бакланов?! У тебя есть предложения на потом?
— Времени у нас не было, вот и не допросили. Разумеется, у меня есть предложения, — пробулькал он. — Планы строить, что делать дальше. Вариантов-то больше одного.
Я завел внутренний таймер и ушел страдать.
Через час я убрал косу, вымылся, спрятал журнал в первую попавшуюся сумку, переоделся в ту одежду, в которой пришел в долину, и в целом был почти адекватен.
