Ну, не сошлись в жизненных концепциях — бывает. Ну, не хочет Шаман рассказывать, откуда на самом деле берутся в Лунном Кругу дети. Может, сам не знает и искренне верит в Мать Доброты. А может, прекрасно знает, кто стоит за Матерью, но не хочет делиться информацией? Как бы там ни было, то и другое вполне объяснимо. В конце концов, у Шамана есть полное право хранить молчание. Человек он неординарный, это несомненно. Цивилизация на юге, под его руководством, процветает, население по-своему счастливо. Кириллу и Джеку Шаман ясно дал понять, что идти своей дорогой им не помешает. Так чего еще-то требовать?
Кирилл был благодарен уже за то, что Шаман не попытался их остановить. И решил не обсуждать скользкий момент с испорченной переправой над пропастью. Не стоит портить подозрениями отношения, которые едва удалось наладить — тем более, что Шаман тут, скорее всего, не при чем. О приближении чужаков он, безусловно, знал — не просто так ведь отправил им навстречу Ангелину. Но, спрашивается, что стоило отправить вместо хрупкой женщины дюжих мужиков с оружием — если уж хотел избавиться от незваных гостей? Это всяк проще и надежней, чем колдовать над крюками. Кирилл понимал, что при желании их, всех троих, могли перестрелять во время переправы легко, будто куропаток. Над пропастью они, двигающиеся по узкому карнизу, были абсолютно беззащитны, никуда бы не спрятались и ничего не сумели бы сделать.
Но их не тронули. Их встретили, проводили в поселок, дали кров и постель. Рассказывать Шаману о своих подозрениях — тогда, две недели назад — показалось Кириллу верхом неблагодарности, и он промолчал. Они обсудят это позже. Время еще будет — так думал Кирилл, даже не догадываясь, что по возвращению попадет в плен.
***
Когда Кирилл и Джек возвращались из Сочи — определив место будущего поселения, обсудив с Виктором детали и пообещав вернуться как можно скорее — их снова встретили на дороге, все та же Ангелина. Проводила в тот же дом, из которого ушли две недели назад. Рассказ Кирилла о том, что происходит у Виктора, выслушала внимательно, но на встречные расспросы по-прежнему не отвечала, лишь кротко улыбалась.
Горшки и кувшины с едой уже стояли на столе, заботливо укутанные полотенцем, чтобы не остыли. Сколь-нибудь необычного привкуса ни Кирилл, ни Джек в еде не заметили — хотя та, судя по всему, содержала мощное снотворное. Через полчаса они оба вырубились намертво. А потом Джек — он проснулся первым — обнаружил, что рюкзаки, одежду и оружие гостей унесли. Вместо камуфляжных брюк и маек на спинках кроватей висели уже знакомые домотканые рубахи и штаны.
Джек растолкал осоловелого Кирилла. Подергал дверь — собирался выскочить и сказать первому же встречному спасибо за то, что с них хотя бы трусы не сняли. Ну и в туалет сходить не помешало бы. И в целом уточнить, что за хрень.
Но дверь оказалась запертой. Джек метнулся к окну, раздернул занавески. Кирилл, с трудом продравший глаза и наблюдающий за другом пока еще обалдело, готов был поклясться, что в прошлый их визит в рамы были вставлены стекла. Сейчас стекол в рамах не оказалось, а снаружи окна были забраны металлическими решетками.
— Зашибись. — Джек попробовал пошатать решетку. — Ссать, что ли, тоже в окно?
Кирилл сел на кровати. Кивнул на ведро в углу — тоже новый элемент декора, прежде его в доме не было:
— Вон туда. Наверное.
— Зашибись, — повторил Джек. Подошел к ведру — жестяному, помятому, явно из времен до того как все случилось. Поднял с пола, осмотрел — внимательно, изучив даже дно. Объявил: — Если попыхтеть, можно на полосы разорвать. Край острый получится, по горлу полоснуть — в самый раз.
Кирилл вздрогнул:
— Не смей! Ты чего?
— А они чего? — Джек кивнул на окна, закрытые решетками. — Ты еще не понял? Хрен нас отсюда выпустят!
— Подожди. — Кириллу очень хотелось верить в собственные слова. — Скорее всего, это какая-то ошибка. Помнишь, в Новосибе нас тоже поначалу в подвале заперли? Придет Шаман, мы поговорим, и все станет ясно.
Джек недоверчиво хмыкнул. Но спорить не стал.
— Ну, окей. Ждем Шамана.
Однако Шаман не появился.
Ближе к утру пришла Ангелина, которая принесла ужин. В сопровождении двух крепких мужиков — на вид, ровесников Кирилла и Джека. И мелодично озвучила условия:
— Мы предлагаем вам погостить у нас.
— Ага, — кивнул Джек, — мы так и поняли, что погостить. Тоже всегда гостям на окна решетки ставим, а в угол — парашу.
— Мать Доброты любит всех. — Ангелина смотрела на Кирилла, Джека по-прежнему игнорировала. Кроткий голос звучал напевно и мелодично. — Нам жаль, что сейчас вы не готовы принять Доброту. Но, возможно, жизнь здесь и служение во благо Матери поможет вам встать на Истинный Путь. — Кириллу показалось, что женщина выделяет голосом слова, которые писала бы, иди речь о письме, с большой буквы.
— Я правильно понимаю, что мы в плену? — уточнил он.
— Вы в гостях, — все так же кротко отозвалась Ангелина. — И пробудете здесь столько, сколько потребуется для того, чтобы принять Мать Доброты.
Кирилл постарался улыбнуться:
— А может, давайте считать, что мы уже ее приняли? Честное слово, ничего не имеем против ваших... э-э-э... верований.
— Мать Доброты сама заглянет в ваши души, — непреклонности в мягком голосе Ангелины хватило бы на пятерых Германов в лучшие годы. — Ужин, пожалуйста. — Женщина расставила на столе принесенные с собой горшки и кувшины. — Питайтесь и отдыхайте. Завтра, после Вечерней Доброты, за вами придут.
— Ух ты! — обрадовался Джек. — А кто придет? Расстрельная команда?
Ангелина не ответила. Тихо скользнула к двери. Мужчины — за ней. Дверь заперли снаружи, судя по звуку, на засов.
А вечером за «гостями» действительно пришли. Как и обещала Ангелина, после Вечерней Доброты — то есть псалмов, дружно исполняемых населением поселка ежеутренне и ежевечерне у Лунного Круга, молельни Матери Доброты.
Псалмы потрясали своей корявостью. Человек, сочинявший их, едва ли имел хотя бы приблизительное представление о стихосложении.
Кирилла и Джека участвовать в хоре не приглашали — эту честь, вероятно, нужно было заслужить. В отличие от другой возможности участвовать в жизни поселка — Ангелина, которая и в этот раз явилась с двумя сопровождающими, оставила на столе завтрак и предупредила, что у гостей есть полчаса на то, чтобы его съесть. После завтрака их позовут «служить Матери Доброты».
Служение Матери оказалось банальным рытьем канавы. Кириллу и Джеку выдали по лопате, приставили к ним хмурого дядьку с калечной, высохшей рукой, размечавшего рытье с помощью сантиметрового полотна — когда-то скрученного в рулетку, а сейчас намотанного на щепку — и сказали, что копать надо отсюда и до обеда. Дядька оказался полуглухим и с рабочей силой общался преимущественно жестами.
После обеда «служение» продолжилось — до ужина. На следующую ночь ситуация повторилась. И на следующую тоже.
Джек бесился, Кирилл, как мог, его утихомиривал. Пытался поговорить с Ангелиной, но так и не получив в ответ ничего, кроме «это наказ Матери Доброты», потребовал на переговоры Шамана.
Шаман не пришел. Кирилл объявил, что сегодня рытья не будет.
В ответ Ангелина — она навещала гостей по-прежнему в сопровождении охраны — все так же кротко улыбаясь, убрала со стола принесенный завтрак и ушла. Обеда и ужина в ту ночь Кирилл с Джеком не дождались. Возможности вынести ведро с отходами жизнедеятельности — тоже. Им даже воды не дали.
А на следующий вечер Ангелина снова, с выжидательной улыбкой, появилась на пороге. В руках она держала запотевший кувшин.
— Нет, — отрезал Кирилл.
Пить хотелось страшно. Они с Джеком попытались соорудить дистиллятор — растянули на дужке, вынутой из ведра, кусок простыни и выставили за окно — в надежде, что на ткань осядет ночная роса, которую можно будет собрать. Приспособление не прожило и часа. К окну подошел один из охранников, сопровождавших Ангелину, и молча вырвал дужку вместе с простыней.
