— Я болею, — объяснил пацан, — у меня температура. Ну, как будто — вообще-то, нет.
— Ясно, — сказал Кирилл. Хотя ясности пока не было ни малейшей. — И зачем же ты заболел?
— Меня Джек научил, что так можно. — В голосе пацана послышалась гордость, смешанная с восхищением. — Что надо градусник под горячую воду сунуть и ходить смурному. А мать Серафима хорошая, она больных жалеет. Велела на Доброту не ходить, выздоравливать. И лекарство дала, только я его в туалет вылил. — Мальчишка подождал и добавил: — Меня зовут Лазарь, — отчего-то густо покраснев.
— Очень приятно, — само собой вылетело у Кирилла, — Я Кирилл. — Если верить Джеку, «бункерные закидоны» ему предстояло унести с собой в могилу.
— Знаю, ага. Джек сказал.
— Так ты... Тебя он прислал?! — дошло до Кирилла.
— Ну да. Сказать, что живой. И еще... Ща, погоди. — Лазарь крепче вцепился руками в решетку. Зажмурил глаза — видимо, чтобы получше сосредоточиться. И зачитал: — Бункерный, рви отсюда. Быстро, пока силы есть. Будешь тянуть — этой дрисней, которую они жратвой называют, заморят насмерть. Еще месяц — и даже лопату поднять не сможешь. Затяни с работой подольше, к рассвету поближе, и рви. Два часа продержишься, а дальше, по светлому, догонять не станут. Обо мне не парься, разберусь... Всё.
— Спасибо, — только и смог выговорить ошалевший Кирилл.
— Да пребудет с тобой Мать Доброты. — Лазарь подождал. И требовательно спросил: — Ну?
— Что — «ну»?
— Чего в ответ-то передать? Джеку?
— Что он ненормальный! — осознав смысл послания, в сердцах бросил Кирилл. — Что значит «разберусь»?! Да его тут за то, что я сбежал, элементарно голодом уморят!
— Эре... эри... — нахмурив брови, попробовал повторить Лазарь, — эритарно?
— Элементарно, — машинально поправил Кирилл. Тут же оговорившись: — Подожди, это не запоминай! Ты вот что скажи. — Он задумался, подбирая слова. — Жека, мы не одни. Есть еще Олеська. Два месяца закончились шестнадцать ночей назад, и вряд ли она вернулась домой. Наберись терпения и жди! Наша задача — продержаться до ее прихода и передать информацию. Это приказ!.. Вот теперь всё. Запомнил?
— Угу. — Лазарь быстрой скороговоркой повторил слова Кирилла. Не удержавшись, похвастался: — У меня хорошая память! Джек сказал, офигенная.
— Здорово... Только ты все подряд-то за ним не повторяй, — опомнился Кирилл, — а то такого нахватаешься!
— Джек крутой, — восхищенно объявил Лазарь. — Он на голове стоять умеет и на руках ходить. Сказал, что меня тоже научит. А еще, когда сбежит, с собой заберет — мы с ним на корабле за море поплывем.
— Чего-о? — обалдел Кирилл.
Лазарь открыл было рот, но тут же посерьезнел, оглянувшись. В окно лились слова последнего псалма.
— Потом расскажу, бежать надо. Джеку все передам, не ссы, — и мальчишка соскользнул с подоконника.
Глядя на щуплое тело, пробирающееся вдоль стены — Лазарь крался на цыпочках, наверняка воображая себя крутым разведчиком, — Кирилл подумал, что последнее слово в лексикон пацана вряд ли пришло от матери Серафимы.
***
— Ждем еще неделю, — доложил Кириллу Лазарь, появившись в окне на следующую ночь. — Олеське за глаза хватит, чтобы сюда добраться. Если не придет, рви!
Кирилл, не сдержавшись, выругался. Спохватился:
— Это не передавай. А Джеку скажи, что я всё понял. Как он сам-то?
— Говорит, нормально. Только ворчит, что нашу еду жрать невозможно. И что ему вместо баб отбивные снятся. — Лазарь помолчал. — А, если с вами жить — не обязательно же зверей есть, да? Я раз жеребенка дикого видел — смешной. Я бы такого не смог есть.
— Лошадей не едят, — успокоил Кирилл. — И других животных есть совершенно не обязательно. У нас каждый ест то, что хочет.
— А если я простоквашу не люблю, то можно не есть? — обрадовался Лазарь.
— Можно. Простоквашу я сам терпеть не могу, хотя она полезная. — Сердце вдруг зачастило — пацан до боли напомнил Серого, когда тот таким же мелким был.
— Это хорошо, — выдохнул Лазарь. — А еще Джек говорит... — он вдруг покраснел.
Кирилл напрягся:
— Что?
— Что на женщин смотреть — не стыдно, — отводя глаза, пробормотал Лазарь.
Кирилл недоуменно нахмурился:
— То есть?
— Ну, что у вас не считается, что это стыдно. — Лазарь оторвал от подоконника одну руку. Попробовал изобразить. — У них, там... грудь, — покраснел еще гуще, — и все такое. — Пояснил: — У нас нельзя смотреть. — И зачастил: — Мать Доброты любит всех. Мужчины, женщины — перед Матерью все равны. Нельзя позволять глазам видеть лишь внешние прелести, они не отражают красоту души.
— Нда, — только и сумел сказать Кирилл.
То есть, в общую концепцию Шамана это заявление вполне укладывалось. Удивляло то, что пророк Матери Доброты сумел настолько глобально заморочить голову пастве.
Хотя... За время своего пребывания в поселке Кирилл не видел никого старше Шамана. Все нынешние обитатели выросли у наставника на глазах, не зная других учений — кроме того, которому поклонялись с детства. В данном случае удивляться следует скорее присутствию в поселке любопытного Лазаря, чем отсутствию любопытства у остальных.
— Лазарь, а сколько тебе лет?
— Тринадцать, — от этого невинного вопроса Лазарь почему-то стал совсем багровым.
Ого. Кирилл думал, что меньше.
Нагло соврал:
— Мне в твоем возрасте тоже очень хотелось смотреть на женщин, и я тоже жутко этого стеснялся. У тебя в организме сейчас идет гормональная перестройка. Ты превращаешься из мальчика в мужчину.
Лазарь забавно нахмурил брови:
— Гормональная?
— Э-э-э... — Кирилл почесал в затылке. Подумав, решил начать с самого начала: — Твой организм состоит из клеток. Клетки — это такие крошечные... скажем так, детальки. Очень-очень маленькие, на кончике мизинца их поместится около миллиона. Клетки делятся на несколько типов, и у каждого — своя функция. В частности, гормоны...
— Миллион?! — Лазарь обалдело посмотрел на свой мизинец. — Это же с ума сойти, как много?!
— Ну да, много. Хотя, представляешь, каждая из клеток состоит из еще более мелких вещиц — атомов. А внутри атомов тоже есть частицы.
— Врешь! —глаза у Лазаря горели.
— Честное слово, сам видел. Есть такой прибор, называется «микроскоп». С его помощью можно рассмотреть любую поверхность увеличенной во много раз.
Лазарь восхищенно взвизгнул:
— А мне дашь посмотреть?!
Кирилл кивнул. С грустью подумав, что такого восхищения от перспективы заглянуть в микроскоп у собственного сына не наблюдал никогда. Серый все больше книжки читал, а потом пересказывал прочитанное Мраку и другим приятелем — добавляя историям таких подробностей, что Кирилл, пару раз случайно подслушавший, только диву давался.
Года четыре назад он, помогая сыну перетаскивать барахло в другую комнату — вырос мальчик, объявила Лара, скоро девки пойдут, неужто сам не замечаешь? Пусть отдельно живет, — заметил среди стопки книг пачку рукописных листов, скрепленных бельевой прищепкой. Сочинение было озаглавлено: «Эра Огня. Продолжение книги Василия Криптонова»*. Пачка оказалась увесистой, но дальше заголовка Кирилл читать не стал. Захочет Серый — расскажет о своем сочинительстве. А не захочет — ну, значит, хреновый из Кирилла получился отец.
Серый так и не рассказал. А сам Кирилл разговор не начинал — все казалось, что сейчас не время, и как-нибудь представится более удобный случай... Идиот. Сколь многое он сейчас вернул бы. Сколько всего сказал бы сыну.
— Шухер, — вдруг встрепенулся Лазарь. И слетел с подоконника, мгновенно пропав за углом дома.
Кирилл, пока не понимающий, из-за чего насторожился мальчишка, псалмы вдали еще не смолкли, на всякий случай отпрянул от окна.
Стянул с себя одежду. Сел на кровать, но ложиться не стал — нырнуть под одеяло всегда успеет. Напряженно прислушивался к происходящему на улице.
Просидел так с полчаса, не услышав ничего необычного. После Утренней Доброты население поселка разошлось по домам — за окном светало. Скоро показался первый луч солнца.
