— Что за план? — вмешался парень, сидящий у края заграждения, всё ещё настороженно смотря на меня.
— Я отвлеку внимание часовых, если получится, сниму их, а вы нападёте на охрану. Они привыкли считать вас слабыми и беспомощными. Но если мы ударим быстро и решительно, у них не будет времени понять, что происходит. Я помогу вам обезвредить их. У меня есть оружие, и вы получите его. Это наш единственный шанс.
Пленники переглянулись, и на лицах некоторых я увидел зарождающуюся решимость. Постепенно взгляд каждого начинал светиться огоньком, гаснувшим, возможно, в течении этих дней. Один из мужчин, пожилой и худощавый, с коротко остриженными седыми волосами, сжал кулаки и кивнул.
— Что ж, хуже нам уже не будет, — сказал он тихо, обводя остальных взглядом. — Я за.
За ним последовали и другие, шёпотом поддерживая его, пока, наконец, не остались лишь двое, смотрящих в пол с сомнением. Им не нужно было объяснять, что они рискуют, но я видел, как внутри каждого из них пробуждается желание бороться за свою свободу.
— Отлично, — сказал я, почувствовав уверенность. — Когда я подам сигнал, вы должны быть готовы. Мы ударим быстро и решительно, так, чтобы они не успели сориентироваться.
Скрываясь в темноте, я передал пленникам оружие, которое собрал с поверженных бандитов. Среди них были ножи, цепи и несколько самодельных дубин — всё, что осталось от прежних хозяев. Мужчины, получив своё вооружение, ощутили в руках реальную силу и, похоже, впервые за долгое время начали верить, что теперь у них есть шанс.
— Держитесь вместе, — тихо произнёс я, раздавая ножи и объясняя каждому, как и где лучше держать оружие, чтобы не потерять его в схватке. — Нападайте одновременно, не давайте им времени прийти в себя. Они привыкли считать вас беззащитными, и это их слабое место.
Лица пленников начали преображаться. В глазах каждого вспыхнула решимость, которую они таили в глубине души. Люди переглядывались и молча кивали друг другу, признавая готовность к действию. У всех в глазах читалась смесь страха и гнева — эмоций, которые, когда подкреплены оружием, превращаются в опасный порыв.
Освободив пленников из загона, я жестом подал сигнал, и мы начали действовать. Один из пленников, держа самодельный нож, подкрался к ближайшему охраннику у ворот и быстро всадил клинок в его бок. Охранник даже вскрикнуть не успел и рухнул, издав лишь короткий хрип. Остальные бросились вперёд, как только первый охранник пал, нападая на ближайших отмороозков, которых заставили врасплох. Стук ударов и короткие выкрики резали тишину ночи, но, несмотря на это, лагерь оставался погружённым в сон. Весь расчёт был на внезапность.
Я незаметно двинулся к вышке, где дремали два часовых, у которых даже не было мысли, что прямо под их носом начался бунт. Поднявшись по лестнице, я замер у края вышки, оценивая, как лучше всего напасть. Скрытность прятала меня и я проскользнул за спиной одного из них и, не теряя времени, ударил его топором по шее, оставив противника беззвучно рухнуть на пол. Второй охранник, услышав шорох, развернулся, но я уже метнул сюрикен, который вонзился ему прямо в горло. Часовые устранены, и теперь над лагерем не было наблюдателей, способных подать тревожный сигнал.
Снизу раздавался гул. Пленники, преодолевая свою неуверенность, нападали на остальных членов банды. Один из них выхватил дубину, но тут же оказался окружён четырьмя уже бывшими пленниками, которые сбили его на землю и начали яростно наносить удары. Огонь костра отражался в их глазах, и в их движениях чувствовалась решимость, превращавшаяся в силу с каждым ударом. Этим людям не нужно было ничего объяснять — они использовали свою ярость и отчаяние как оружие, отбивая каждый удар и атакуя с неожиданной для них жестокостью.
Тем временем я направился к самому добротному дому, который, судя по всему, принадлежал лидерам банды. Подкравшись, я откинул занавес и, не теряя времени, бросился на одного из мужчин, что в панике хватался за оружие. Топор в моей руке просвистел и пробил его броню, и он рухнул на пол, не успев ничего предпринять. Его напарник среагировал быстрее и замахнулся на меня коротким мечом. Я уклонился, метнув топор, который вошёл ему в плечо и откинул его на стену. Подходя ближе, я поднял топор и нанёс последний удар.
Покидая дом, я видел, как оставшиеся охранники пытались отбиваться от пленников, но силы были неравны. Пленники превратились в организованную массу, сметавшую всё на своём пути. Один из них, тот самый крепкий мужчина с резкими чертами лица, к которому я обратился первым, вёл остальных, как настоящий лидер, направляя атаки и вселяя уверенность в тех, кто колебался.
— Давайте! — кричал он, размахивая дубиной. — Чтоб ни одна тварь не ушла!
Темнота ночи, нарушаемая лишь слабым мерцанием костров, превратилась в ожившее поле битвы. Это был шанс для тех, кто слишком долго терпел унижения и боль, но вместе с тем — смертельно опасное столкновение, в котором выжить суждено не каждому.
Один из отморозков, напал на бывшего пленника и вонзил нож ему в бок, тот сгорбившись, едва успел схватиться за рану, упал. В это же время несколько других пленников накинулись на нападавшего, сбив с ног и утопив в волне ударов. Ярость в глазах мужчин выдавала всё, что накопилось за дни неволи, а лица застыли в мрачной решимости. Их руки, измазанные в крови, не останавливались — они действовали с яростью, которая только усиливалась с каждым падающим противником.
— Не давайте им шанса! — крикнул я, подавая сигнал к следующей атаке.
Я направился к очередной группе врагов, метнув сюрикен в одного из них. Лезвие вонзилось ему прямо в горло, и он, издав глухой хрип, рухнул на землю. Второй, осознав опасность, выхватил дубину и ринулся на меня. Я активировал Перемещение и в одно мгновение оказался у него за спиной. Секунда — и мой топор, обрушившись на него, рассёк его броню и пробил плечо, заставив противника согнуться от боли.
Но тут раздался крик с другой стороны лагеря. Один из пленников, молодой парень, сжимавший нож, отчаянно пытался отбиться от двоих, которые прижали его к забору. Его удары были порывистыми, неумелыми. Прежде чем я успел подбежать, один из этих мразей нанёс ему удар по голове дубиной. Парень пошатнулся, и тут же второй истязатель пронзил его грудь ножом. Парень, тяжело дыша и захлебываясь, упал, медленно оседая на землю, и его глаза остекленели. Остальные, увидев его гибель, закричали, но, вместо того чтобы отступить, ринулись вперёд с ещё большей яростью.
Один из мужчин, крепкий и жилистый, с обветренным лицом, вцепился в охранника, который пытался взвести арбалет. Ударив его кулаком в лицо, он выбил оружие из рук противника и, схватив дубину, принялся наносить удары с такой силой, что дерево едва не разлетелось на куски. Лицо его покрылось потом и грязью, но он не останавливался, пока не превратил врага в сплошное месиво.
В это время центральная часть лагеря превратилась в настоящее поле сражения. Отморозки, охваченные отчаянием и злостью, сгрудились вокруг костра, отбивали атаки бывших пленников. Они пытались сражаться, но паника и численное превосходство освобожденных лишали их преимущества.
Старший среди них, с седыми волосами, яростно орудовал дубиной, направляя остальных. Он кричал им подбадривающие слова, каждое из которых вселяло уверенность в тех, кто ещё недавно колебался. Его дубина со стуком встречалась с телами тех, кто еще вчера издевался над ними, пробивая их защиту и оставляя противников корчиться на земле.
Но бой еще продолжался и не обходился без потерь. Еще одни из освобожденных, женщина с короткими волосами, пыталась прикрывать своих товарищей, когда на неё набросился мерзавец с ножом. Она отбивалась изо всех сил, но противник оказался сильнее. Один из пленников попытался помочь ей, но не успел: лезвие отморозка пронзило её бок, и она, тяжело дыша, рухнула на колени. Её руки сжались в последние мгновения, и она тихо прошептала что-то, прежде чем жизнь покинула её.
