Дрюня вдруг замер, закатил глаза.
— Точно! — гаркнул он. — Ты слышишь её?
— Её?
— Ну да, волчиху. Ты слышишь её?
— Мне казалось, что я схожу с ума, а оказывается всё это время ты прятал в глубине пещеры волчиху?
— Червяк, мы все сходим с ума. Я много чего еще прячу в пещере. И многое я бы не хотел выставлять на всеобщее обозрение.
— Тот волк, я называл его Альфой. Мы были друзьями…
— А мы были врагами! — разговор задел Дрюню за живое. — Уж прости! Или мне нужно было бросить ему кость?
— Этот волк рвался сюда. В какой-то момент он потерял контроль над собой, чем удивил меня. Его разум был непоколебим перед окружающими нас проблемами. И тут вдруг полная потеря контроля, которая привела его к гибели.
— Червяк, ты хочешь сказать, что мне повезло?
— Нет. Я хочу сказать, что Альфе не повезло. И теперь мне ясно, что эпицентр его невезения находится в этой пещере.
— Ты прав. Эпицентр его невезения находится не просто в этой пещере. Вся деревня — и есть эпицентр его невезения. Когда я обосновался тут, у меня сразу же начались проблемы. Эта грязная дворняга терпеливо выжидала в лесу целыми днями, когда на моей ферме появятся куры, коровы, овцы. И поверь мне, Червяк, завести скотину, и тем более вырастить её — это огромный труд! Неимоверный! Ты хоть знаешь, какая зараза обитает вокруг? Одна курица подцепила неведомую дрянь — считай всю птицу резать придётся. Просто так. В пустую. И никто тебе потери не компенсирует. Так вот я сумел победить одну чуму, как появилась другая. Белая, со стаей. Тогда я разместился в теле обычного мужика. Работяга, с семьёй. Прям в этой деревне. Времена были тяжёлые, мои знания особо не помогали. Наоборот. Когда знаешь как лечить простой насморк и грипп, а помочь больному никак не можешь, его смерть ложится тяжким грузом на твою душу. Всё то время, пока человек помирает в мучениях, ты словно стоишь в сторонке. Знаешь как помочь, но молчишь. Наши с тобой знания — очередное проклятье. Мне бы жилось спокойнее, не знай я всего того, что знаю. У нас нет лабораторий, нет больниц, нет огромных заводов! Но знаешь…
Дрюня вытянул перед собой руки ладонями вверх и посмотрел на них. Его взгляд метался по корке засохшего гноя, он о чём-то мучительно размышлял. Думал. Фраза уже готова была сорваться с его губ, но он медлил. И снова думал, погружаясь в какие-то глубокие размышления. Затем он посмотрел на меня. И с полной уверенностью произнёс.
— Теперь я верю в Бога. И я считаю нас его детьми. Знаешь какое место мы занимаем в пищевой цепочке?
— Нет.
— Никакого. Мы можем поставить себя в любое место. Хоть в начало, хоть в середину. Да хоть в конец! Мы сжираем тех, кто пытается сожрать нас. Мы лучшее, что смог создать этот мир и мы обязаны сделать этот мир лучше. Очистить его от грязи и ненависти. Понимаешь? Это наш крест! Мы здесь, чтобы искупить наши грехи прошлой жизни. Этот ужасный мир… мы просто обязаны его исправить. Но знаешь, что ужаснее всего?
— Наше существование?
Дрюня рассмеялся.
— Мы с тобой даже не знаем: смертные мы или нет.
— Всё смертно. Мы не исключение.
— Не смей так говорить! — взревел Дрюня, чуть не кинувшись на меня. Белые глаза почти вылезли из орбит. — Я водрузил на себя больше обязанностей, чем все смертные на этой земле! Такой крест не по силу снести на своей шее никому! После того, как жена и дети этого мужчины, — Дрюня ткнул себя пальцем в грудь, — умерли в собственном доме, я испытал ужасную душевную боль, каждый день рвущую на куски это теле. Разум мужчины увидел всё происходящее через мой разум. И это тело начало медленно умирать. Я ничего не мог поделать. Ничего не помогало. Силы ушли, упало зрение, руки и ноги тряслись как у наркомана во время ломки. Я никогда не думал, как сильно эмоции влияют на наше здоровье. Говорят: время лечит. Так вот в этом случае — время меня убивало. Еще чуть-чуть и сердце бы остановилось. Я был вынужден убить незримого убийцу. Разум мужчины был упокоен. Безболезненно. И началась новая жизнь. Обстоятельства вынудили меня превратить это тело в гнойное орудие против надоедливых вредителей, и обрушить всю свою силу на стаю волков!
Я ушёл в лес и бродил до тех пор, пока не наткнулся на оборзевшее зверьё. Я не хотел пить. Я не хотел есть. Мой организм требовал отмщения. Месть — вот моя пища. И я вдоволь насытился. Лапы волков ломались не хуже сухих веток. Шеи хрустели подобно звону хрусталя. Я рвал их шкуры. Потрошил одного, когда другие висели на моих руках, схватившись клыками за непробиваемый гнойный доспех. А когда дело дошло до вожака — за него заступилась его самка. Сучка кинулась на меня, вцепилась в шею. И ты знаешь… она была сильна. Сильнее остальных. Я почувствовал, как её зубы почти касались моей кожи, утонув в доспехе. Она хлебнула моего гноя. Я обхватил огромное пушистое тело руками и с силой прижал к своей груди. И не отпускал! Надеялся, что сломается позвоночник, или она задохнётся. Но ничего подобного не происходило. Но вдруг волчиху охватил озноб. Дикая конвульсия трясла её сильное тело с такой силой, что, когда её белый дружок прыгнул на меня, мы втроём рухнули на землю.
Охваченная судорогой волчиха отлетела в сторону, а её место тут же занял благородный защитник. Свято место пусто не бывает. Ему досталось не меньше. Как и его подружка, он нахлебался моим соком вдоволь. Но в отличии от своей пассии, его организм оказался сильнее. Ему хватило сил убежать. И что с ним стало — мне было неведомом. Мою деревню больше не тревожили звериные набеги — и я был спокоен. Занимался своими привычными делами. В тот день сучку я забрал собой. Из любопытства. Её трясло дня два. На третий — слезла вся шерсть. На четвёртый — я рассчитывал увидеть труп, но не тут-то было. Её довольно мускулистое тело заплыло блестящим гноем. Предвидя, что будет дальше, пришлось запереть её. Непослушная дрянь! Я уже и не помню, сколько мы вместе живём, а привыкнуть ко мне всё никак не может. Но её перевоплощение заставило меня взглянуть на самого себя с другой стороны. И эта сторона оказалось далеко не такой, как мне хотелось бы. Слишком амбициозной. Спокойная жизнь нам только снится! А дальше ты и сам знаешь, к чему привели мои амбиции.
— Я могу попробовать поговорить с волчихой.
— В этом нет необходимости. На данный момент точно. Может позже, когда мы вернёмся сюда за моими вещами в роли победителей.
Рассказ моего друга неожиданно успокоил меня. Раздающаяся в моей голове просьба о помощи больше не взывала к моей совести. Та женщина в кровавом доспехе была окончательна мертва не только физически, но и ментально. Мой разум был очищен от вредных причуд. Трезвость мыслей укрепляла.
К реке мы выдвинулись всемером. Дрюня приказал своим верным воинам тащить за нами огромный плот. Силы нам еще понадобиться. Я гордо вышагивал во главе группы, так как даже Рыжая смутно помнила дорогу. Не знаю почему, но я запомнил этот маршрут спасения, по которому меня вёл бедный волк, чья жизнь оборвалась как раз-таки из-за Рыжей!
Вначале мы услышали бурлящий рёв воды, и только потом увидели реку целиком. На наших глазах пенящийся и пузырящийся поток стремительно несся сквозь исхудавший от яда лес, неся на себе отломанные ветки и россыпь жухлой листвы. Четыре «труперса» спустились по песчаному обрыву и вошли в реку по колено. Вода шумно разбивалась о крепкий доспех, но ни один из воинов даже не шелохнулся. Они крепко держали плот до тех пор, пока Дрюня — а он залезал последним — не уселся в позе лотоса рядом с нами.
Плот был сбит «на отлично». Этот кусок бревенчатого забора мог бы разместить на себе еще человек пять и наши ноги даже бы не намокли. Возможно, я даже смогу поспать. Мой организм… вернее организм Инги за последние сутки вдоволь настрадался. Голода или жажды я не испытывал, но руки и ноги были ватными, а разум девчонки был на столько слаб, что мне даже не нужно было прикладывать дополнительных усилий для его усмирения. Я сжал кулак — он был мягче скисшего помидора.
