Ксюня лежит на койке. Бледная, но уже вылеченная. Укутанная в одеяло, будто пытается спрятаться от всего, что случилось. Но, как только я переступаю порог, она подскакивает.
— Сава-Сава! — вскрикивает она и бросается ко мне.
Обнимает крепко, неожиданно сильно.
— Ксения Тимофеевна, отпустите княжича, — вмешивается Ефрем, чуть покашливая. Голос у него ровный, но в глазах беспокойство. — Его нужно осмотреть, вдруг он ранен.
Ксюня нехотя разжимает пальцы, остаётся рядом, не сводит с меня глаз, будто пытается убедиться, что я точно целый и не исчезну, если отвернётся.
Я прохожу к врачу, сажусь на койку.
— Буду вас осматривать, княжич, — деловито говорит лекарь, уже закатывая рукава.
Я киваю. Порядок есть порядок.
Боли я не чувствую, но тело у меня новое, непривычное. Слишком хрупкое для таких испытаний. Лучше убедиться, что где-нибудь не торчит колотая рана или не открылась порезанная артерия.
Лекарь быстро осматривает меня, двигает суставы, проверяет реакцию. Его взгляд сверлит, будто он ищет скрытые раны, заодно пробегается магическим свечением.
Наконец, он кивает.
— Всё в порядке. Ранений нет.
Я перевожу взгляд на Ефрема.
— Это бил сглотень.
Старший дружинник мгновенно хмурится.
— Та женщина?..
— Дя.
— Откуда ты…Как ты понял, княжич? — похоже, он хотел сначала спросить, откуда я знаю про сглотней, но не стал. Что ж, честный ответ бы его удивил. Да просто потому что когда-то я их уничтожал тысячами.
Пожимаю плечами.
— Плосто поняль.
Ефрем смотрит на меня пару секунд. Затем коротко кивает, принимая ответ без лишних вопросов.
— Наши дружинники останутся здесь для расследования, а мы с вами должны ехать, княжич.
Я киваю и встаю. Ксюня тут же хватает меня за руку. Цепко. Крепко. Мы следуем за Ефремом вниз. Ксюня хлопает глазами на лужу крови в раздевалке. Лестница скользкая, на ступеньках ещё темнеют пятна крови.
Вход в садик уже оцеплен полицией, у ворот — толпа зевак, шёпот, вспышки камер, встревоженные лица. Возможно, это члены родов детей из садика. Кто-то достал телефоны, снимает.
Рядом с нами резко тормозит машина с гербом Опасновых. Из неё, не дождавшись полной остановки, выскочила мама.
— Господи, Слава! — её голос дрожит, она кидается ко мне. Глаза расширены, лицо белое, будто она меня уже потеряла. — Кровь!
Блин. Надо было умыться.
Ефрем пытается успокоить княгиню, говорит спокойно, мягким голосом:
— Всё позади, Ирина Дмитриевна. Княжича осмотрел лекарь, на нём ни царапины.
Мама с трудом отрывает взгляд от меня:
— Но он весь в крови!
— Это кровь убитого врага, — без единой эмоции отвечает Ефрем, не меняя выражения лица. — Княжич Вячеслав лично уничтожил вредителя. И, судя по всему, это был сглотень.
— Сглотень⁈ — опешила княгиня, голос сорвался, дыхание сбилось. — Как это случилось?
— Мама, дома поговолим, — отрезаю я, а то слишком много народу вокруг.
Мама, застыв, моргает, словно только сейчас поняла, что болтать при свидетелях — не лучшая идея.
— Да-да, конечно, — сразу соглашается Ирина Дмитриевна. — Тогда едем домой.
Без лишних слов мы загружаемся в машину. Все, кроме Ефрема.
— Я ещё здесь побуду, Ирина Дмитриевна, — бросает он. — Проведу расследование, опрошу свидетелей.
Мама только кивает. Пока садимся в машину, бросаю взгляд вправо. Дорога стоит в пробке. Всё оцеплено. Полицейские машины, мерцающие огни, кучки людей. Дальше посреди шоссе лежит накрытый полицейскими труп. Сглотень. Я убил его. Я. В год и семь месяцев. По-моему, это мировой рекорд.
Глава 10
В машине Ксюня вырубается почти сразу. По приезду дружинник Семён аккуратно подхватывает её как пушинку и уносит в кроватку. В детской её укладывают, натягивают одеяло до самого подбородка. Лицо расслабленное, дыхание ровное, губы чуть приоткрыты.
Я остаюсь рядом, наблюдая, как она посапывает во сне. В углу разбросаны детали конструктора, а рядом Ден спит, с лапами кверху. Сегодня я оставил эхопаука дома.
Смотрю на конструктор. Игрушки мне больше не нужны. Враг пришёл ко мне в садик. Какие ещё игры? Теперь всё по-взрослому.
Остаюсь ещё пару минут, слушаю тихое посапывание Ксюни, потом медленно разворачиваюсь и выхожу. Вдруг родовая сеть вздрагивает, сигнал пульсирует в сознании, словно тихий набат. Прибыл Рогов.
Спускаюсь вниз, оставляю позади коридор и не обращая внимания на ступающую следом няньку захожу в гостиную. В центре комнаты сидят княгиня и Мастер.
— Тимофей Тимофеевич, вы должны немедленно с этим разобраться! — голос княгини режет воздух, будто лезвие по натянутой ткани. — Это уже второе покушение. Ксюня не будет в безопасности, пока вы не найдёте заказчиков! Это ваши враги! Так почему из-за вас страдает ваша дочь?
Мастер хмурится, лицо напряжённое, кивает коротко, резко.
— Да, Ирина Дмитриевна, вы абсолютно правы. Я обещаю: сволочи, что это устроили, будут стёрты с лица Земли.
Подхожу к Рогову, его взгляд изучающий, пристальный.
— Спасибо, что спас мою дочь, княжич.
— Пасиба в калман не положишь, — хмыкаю. — Ты будешь нас с Ксюней учить. И дашь нам эхозвелей.
Мама моргает.
— Слава, но наша дружина сама может доставить вам эхозверей…
Мастер качает головой.
— Нет, он прав, Ирина Дмитриевна. Я наставник. Я знаю, что моим ученикам нужно лучше дружины.
Он встает с кресла.
— Звери будут, но позже. А сейчас простите, Ирина Дмитриевна. Я должен отлучиться и найти этих мерзавцев.
Видимо, Рогов уже знает, кто за этим стоит, осталось только дотянуться и перебить гадов. Застыв в дверях, Мастер переводит взгляд на меня.
— А пока у тебя задание, княжич. Научись кидать ножи. И Ксюню тоже научи, — пауза. — Ты бросал в того сглотня нож? На видео в «Царьграме» это было…
— Дя.
— С какой дистанции это было?
— Полтола.
— Полтора метра — это недостаточно. Вы должны с двух метров попадать в муху. Справитесь?
Киваю. Сам с ним согласен, нужна практика. Много практики. А также нож полегче кухонного тесака. Вон как те облегченные финки, что мне подарили в «Кольчуге».
— Дя.
Мастер кивает, губы чуть дрогнули — то ли усмешка, то ли тень эмоции.
— Полагаюсь на тебя. А меня ждут дела.
Разворачивается и уходит.
— Ме нужны финки с выимками для алтефактов, — говорю маме. — Те, что я взял в «Кольчуге». Пусть наши люди там же купят лепестковые ножи для Ксюни, тоже с выемками. И алтефакты под них купите.
Мама вскидывает брови.
— Слава, что ты еще успел посмотреть в оружейном магазине?
— Это сейчас не важно, мама, — отмахиваюсь. — Важно, что нам нужно быть готовыми к новым покушениям. А если Мастел не найдет заказчика, то они точна будут.
Мама смотрит на меня дольше, чем обычно, словно разглядывает что-то, чего раньше не замечала.
— Ты прав, Слава.
Я бросаю взгляд на часы на стене.
— Мне пола на съёмки.
Мама резко поднимает голову.
— Какие ролики после сегодняшнего⁈ Ты испытал стресс! Тебе нужно отдохнуть.
— Если я отложу съёмки, люди могут подумять, что Опасновых застали васплох, — обстоятельно объясняю, подавив тяжкий вздох — ох, уж эти мамы. — Никто не должен видеть, что мы подавлены или вастеяны. Тем же Милоновым знать это незачам.
Княгина изучает меня, будто видит впервые.
— Слава, откуда в тебе столько прагматичности?
Пожимаю плечами.
— Я ведь глава дома.
И это не просто слова. Дружина есть, но они лишь исполнители. Принимать решения должен тот, у кого есть право и компетентность. И какая разница, что ему нет и двух лет.
— Хорошо, на съемки так на съемки. Только сначала — в ванную, — поднимается мама.
Блин, и правда, я же до сих пор в кровище той киллерши. Идём смывать кровь, убирать грязь, приводить себя в порядок. Вода скользит по пальцам, капли тихо стучат в раковину, оставляя розовые разводы. Провожу рукой по лицу, чувствуя, как уходит липкая, тёплая влага. Словно стирая следы моего первого смертельного боя в теле русского княжича.
