Рин встречалась с прежним наместником провинции Собака лишь однажды и очень коротко, на встрече у императрицы в Лусане, после войны. Он не произвел на нее впечатления, и Рин с трудом вспомнила его черты, но все же смогла отличить от человека, с которым сегодня ужинала – этот был выше, гораздо моложе и стройнее. Но она также заметила определенное семейное сходство в чертах лица – у Чолана были такие же большие узкие глаза и высокий лоб, как и у прежнего наместника, видимо, его отца.
Чолан вздохнул:
– Я говорил отцу, чтобы не отвечал на приглашение Вайшры. Он должен был догадаться, что наместник провинции Дракон вызвал его не для того, чтобы поговорить.
– Очень глупо с его стороны, – согласился Катай. – Вайшра прислал его голову?
– Вайшра никогда не был склонен к состраданию. – Голос Чолана отвердел. – Он прислал мне несколько свитков с угрозами, что он сдерет с моего отца кожу живьем и пришлет мне, если провинция Собака не капитулирует.
– Значит, ты предпочел смерть отца, – сказал Катай совершенно нейтральным тоном, без тени осуждения.
– Я знаю, каким был отец. Он скорее сам всадил бы в себя меч, чем склонился. Вайшра в самом деле прислал мне посылку. Я не стал ее открывать, а сразу захоронил.
Под конец фразы его голос едва заметно дрогнул. Рин поняла, насколько он еще молод. Чолан вел себя как генерал, и его люди обращались с ним соответственно, но голос выдавал хрупкость, которую не могли скрыть ни обветренная кожа, ни борода.
Он был такой же, как они сами. Молод, напуган и понятия не имел, что делать, хотя и всячески пытался показать обратное.
Катай обвел жестом лагерь.
– Как я понимаю, это не постоянная столица?
Чолан покачал головой.
– Горулан – красивое место. Высеченные в скалах храмы, огромные статуи высотой с дом, куда ни кинь взгляд. Мы покинули город, когда я получил отцовскую голову в корзине. Я не горел желанием быть зарезанным в собственной постели.
– Похоже, твою казнь пока отложили, – сказала Рин.
Чолан бросил на нее осуждающий взгляд.
– Только потому, что нас никогда не рассматривали как серьезные фигуры на доске. Никто просто не знает, что с нами делать.
И он был прав. Провинция Собака всегда находилась на обочине имперской политики. Слишком далеко она была от центров власти, чтобы ощутить на себе ярмо при любом режиме, ни один император не пытался усилить свою власть над провинцией – это засушливое, малонаселенное плато было так небогато, что это просто не имело смысла. Местные жители пасли скот и ничем не торговали. Земля была слишком бедной для вспашки, на этой каменистой почве росла только трава.
– Но ты наверняка понимаешь, что Республика не оставит тебя в покое, – сказала Рин.
– Прекрасно понимаю, – вздохнул Чолан. – Думаю, для них это дело принципа. Смена режима требует полного подчинения. А иначе в фундаменте образуется трещина, прежде чем начнешь править, возникнет неудобный прецедент.
– Дело не только в этом, – сказал Катай. – А еще и в ваших месторождениях. Нэчжа сказал мне, что гесперианцы это обсуждают. Они думают, что в недрах плато можно найти уголь, вольфрам и серебро. И уже начали суетиться – готовят механизмы, чтобы бурить под землей, как только это будет безопасно.
– Значит, мы в одной лодке, – пылко заявила Рин. Возможно, слишком поспешно, она и сама услышала в собственном голосе неприкрытый голод, но армия южан зашла так далеко только ради смутной надежды, и Рин отчаянно хотелось скрепить альянс. – Мы тебе нужны. И ты нужен нам. Мы с удовольствием воспользуемся твоим гостеприимством – мои солдаты оголодали, но они дисциплинированны, и мы можем предоставить все наши войска…
Чолан поднял руку, чтобы ее прервать.
– Здесь ты не найдешь союзников, спирка.
Рин запнулась.
– Но Республика – и твой враг.
– Как только вы сюда отправились, Республика ввела санкции против плато. – Чолан говорил без враждебности, лишь с настороженностью и смирением. – Мы и сами едва держимся. И у нас нет оборонительных сооружений. Наше население составляет ничтожную долю от населения других провинций, а из оружия у нас только луки и крестьянские орудия. И никакого пороха. Я могу предложить вам пищу и кров на одну ночь. Но если ты ищешь здесь армию, ты ее не найдешь.
Рин это знала. Она заметила явную нищету лагеря Чолана. И догадалась, что все войска провинции Собака – это личная охрана Чолана. Она поняла, что здесь невозможно организовать сопротивление – местность голая и открытая, они будут слишком уязвимы для воздушных налетов. Она знала, что здесь нет армии, уж точно не такой, которая способна победить орду дирижаблей.
Но Рин пришла сюда не в поисках армии.
– Дело не в численности войск, – сказала она. – Нам просто нужен проводник, знакомый с горами.
Чолан прищурился:
– Что ты задумала?
Рин мотнула головой на далекие горы.
Его глаза округлились:
– Гора Тяньшань?
– Там есть то, что поможет нам победить. Но ты должен проводить нас туда.
Взгляд Чолана наполнился сомнениями.
– И что же там, не расскажешь?
Рин посмотрела на Катая, и он покачал головой.
– Тебе лучше не знать, – сказала она со всей откровенностью. – Даже мои офицеры не знают.
Чолан молча смотрел на нее.
Рин понимала причину его колебаний. Он только что стал наместником, пытался разобраться с наследием убитого отца и сохранить жизнь своим людям, хотя все варианты выглядели шаткими. И тут явилась она, которую больше всего желают заполучить республиканцы, и просит отбросить осторожность и помочь ей взобраться на далекую гору, с неизвестной целью.
Смехотворное предложение. Но он должен понимать, тем более после гибели отца, что это его единственный шанс. Нелепо сопротивляться. Нелепо надеяться. Но чем дольше Чолан молча хмурился, тем увереннее становилась Рин в том, что он и сам все это понимает.
– О той горе ходят разные истории, – наконец произнес он.
– Какие истории? – спросила Рин.
– Что тамошние туманы плотные, как стены. А тропы – и вовсе не тропы, они петляют и водят путника кругами. Если собьешься с пути, то никогда не найдешь обратную дорогу. И никто не возвращался оттуда живым.
– Три человека вернулись, – возразила Рин. – И скоро будет четвертый.
* * *
Чолан предложил им расположиться на ночь в его поселении.
– Жилье здесь так себе, – извинился он. – Это лишь временный аванпост, не слишком уютный. И мы не можем разместить всех в домах, нет места. Но мы вас накормим, дадим одеяла, а лекари осмотрят ваших раненых. Мое жилище в твоем распоряжении, если желаешь.
Сначала Рин из вежливости отказалась, настаивая, что ей достаточно и шатра. Но когда Чолан пригласил ее и Катая в свою круглую хижину, крепкий дом показался куда лучшим укрытием от завывающего в ночи ветра, чем хлипкий, изодранный шатер, и она немедленно согласилась.
– Располагайся, – сказал Чолан. – А я сегодня посплю под звездами.
Рин так давно никто не оказывал подобного гостеприимства без всяких условий, что она на мгновение лишилась дара речи и не знала, как ответить.
– Спасибо. От всей души.
– Отдыхай, спирка. – Он направился к выходу. – На рассвете пойдем к горе Тяньшань.
В центре хижины лежал толстый матрас. Только от одного его вида у Рин заломило спину и плечи. После нескольких недель, проведенных на холодной и твердой земле вместо постели, он казался невообразимой роскошью.
– Неплохая берлога, – отметил Катай, словно откликаясь на ее мысли. – Хочешь, чтобы я постоял на карауле в первую вахту?
– Нет, иди спать. А мне нужно подумать.
Рин знала, насколько он измотан – во время встречи с Чоланом она не раз замечала, что Катай клюет носом. Она села на матрас, скрестив ноги, подождала, пока Катай свернется под одеялом, и взяла его за руку.
Катай стиснул ее пальцы.
– Рин.
– Что?
– Надеюсь, мы знаем, что делаем, – тихо прозвучал в темноте его голос.
