— Особый отдел, что ли? — прогудел бритоголовый.
— Вроде как да…
— Тогда добре.
— А ты кто таков будешь?
— Ильюха. Илья Куманов, — мертвец протянул руку и Наум Егорович пожал. Крепкая рука. Только холодная такая, что прямо сердце закололо. А после налилось жаром.
И выходит, что не пустые это были слова, про огонь.
— Меня сюда дружок старый позвал. Я так-то служил, но давно. По ранению комиссовали. Пошёл в водители, фуры гонял, но не моё это. Тяжко. А он сам меня отыскал. Мол, у приятеля его агентство есть. Охранное. И там толковые люди нужны. Я и согласился. Сперва-то и вправду на охране был. Потом учить начал молодняк. А то ж понабирают с миру по нитке, с бору по сосёнке, да лес кривым по итогу выходит…
Смех Калины Врановны заставил нервно подскочить паренька в лабораторном халате. Тот существовал в мире живых, но что-то такое почуял. И выронил папки с бумагами. А те рассыпались, словно нарочно, раскрываясь. Калина же Врановна рученькой махнула, и закружил, завьюжил ледяной ветер, подхватил листочки, раскидывая их по коридору.
— Прощупывать пробовали, вроде как если с должниками работать стану, то и оклад повыше, и… да не по душе оно. Я так и заявил, что не по этому делу. Думал, уволят. Но нет. Сюда предложили. Сказали, будет это… место, где богатых наркоманов лечить станут. И надо охрану наладить, чтоб ни сюда никто не мог, ни отсюда. А у меня опыт был. Я и поехал. Пока одно-другое… сперва вроде и ничего, внутрь не пускали. Но… как-то оно нехорошо тут было. Да и я не тупой, понял, что совсем иные дела творятся. А какие… — он погладил бритую голову. — Пошёл к дружку старому, который в полиции, чтоб, мол, разобрался по-тихому. Он меня, верно, и сдал. Выслушать выслушал, а после велел, чтоб вернулся, работал и это… собирал информацию. Мол, как срок придёт, он даст мне знать. Только тем же вечером меня вниз позвали… ну и вот.
Он развёл руками.
— Дружка твоего как зовут? — уточнил Наум Егорович. А ещё подумал, что вряд хитроумная система фиксации будет работать и в мире мёртвых. Так что надобно на себя полагаться.
На память.
— Тоже Ильёй. Ильюха Михайловский. В третьем участке… найдёшь?
— Найду.
— Ты только это… скажи… если он и вправду сдал, что он — скотина.
— Скажу, — Наум Егорович коснулся груди. — Слово.
— От и ладно…
— А знаешь, на кого здесь работали? — уточнил он. Потому как вдруг и знает. Вдруг вышло у парня собрать доказательства и всё такое.
Или не у него.
Наум Егорович обвёл стоящих. Мертвецы… сколько ж эта падла людей угробила? И нельзя позволить ему уйти.
— Или хоть кто-то… кто-нибудь знает?
— Извините, — женщина в халате подняла руку. — Мне… несколько неловко… странные ощущения… признаться, никогда не думала, что жизнь после смерти действительно есть. И… я не уверена до конца, поскольку исследования курировал Лев Евгеньевич. Он и знает, на кого работа ведётся, кто заказчик, но… как я понимаю, связан клятвами. Я даже не уверена, что ментальное сканирование поможет…
— А вы…
— Нина. Нина Бестюжева. Старший научный сотрудник… была. Работала в университете. Переписывалась со Львом Евгеньевичем. У нас темы пересекались. И он мне предложил работу. Частная лаборатория. Отличное оборудование. Зарплаты… — она явно смутилась. — Я не знала… не знала, что они ставят здесь опыты на людях. Я… так растерялась… утратила контроль. И… мне надо было, наверное, иначе, но… я не могла! Это неэтично! Это… отвратительно… и вот…
Она развела руками.
— Я успела проработать две недели. И не знаю, как зовут человека, который это придумал. Но, кажется, я знаю, как сделать так, чтобы он сюда приехал. Если вам это, конечно, интересно…
Нина сделала вдох, как человек, который собирается нырнуть куда-то.
— Только я очень прошу вас, не обижайте мальчика. Он… он не виноват, что такой. И ему плохо. И убивать меня он не хотел. Так расстроился потом… он славный. Я даже понимаю, почему так всё получилось. И не уверена, что не поступила бы так же, будь он моим сыном… но…
Она стиснула кулачки.
— Пообещайте, — сказала она, обращаясь к Калине. — Пообещайте, что вы позаботитесь о нём… просто… ваша сила и его так похожи. Это… это, возможно, иррационально и ненаучно, но я призрак, а это тоже иррационально и ненаучно. Поэтому… я просто чувствую.
— Ничего не понял, — признался Наум Егорович, обращаясь к Женьке.
— Я не знаю, кто заказчик, но знаю, что Богдан — его сын, — Нина виновато пожала плечами. — И каким бы чудовищем не был его отец, Богдана он любит. И если вы его заберете, то… то об этом станет известно. И его отец появится. Лаборатория — это ведь ерунда, если на самом-то деле… пустяк. Все для него тут пустяк. А вот Богдана он не оставит. Понимаете? Только… есть одна сложность.
Одна?
Как-то она слегка лукавила.
— Понимаете… Богдан не контролирует это. Он пытается. Пробует. Но… стоит ему коснуться живого человека, и тот перестаёт быть живым. Но он хороший мальчик. Просто не повезло.
Не повезло.
Чтоб вас всех…
А вот губы Калины Врановны растянулись в улыбке:
— То-то мне почудилось духом знакомым тянет… что ж, светлая душа. Веди. Показывай, где заперли Кощеева сына.
Глава 35
Кое-что о ведьмах
Слегка покачиваясь, Правительство встало.
Политические будни.
Бабушка выглянула в приоткрытое окно.
— Не идёт? — поинтересовалась Ульяна. — Он странный. Я спецслужбы иначе себе представляла. Там… люди в чёрных костюмах…
— Попроси, он наденет. Но в чёрных костюмах по лесам бегать несподручно. Да и тут будет в глаза бросаться, потому как человек в чёрном костюме и без повода выглядит странно, — откликнулась бабушка. — Но они не совсем, чтоб спецслужбы, если я правильно поняла твою мысль. Это скорей особый отдел, который приглядывает, чтобы договор соблюдался. Во времена прежние государи нас не жаловали.
— Почему?
— А потому что сидим далеко, живём по своему закону. Налоги платить готовы, а вот людей государевых над собой терпеть не станем, точнее не всяких, ибо если именем царским несправедливость творится, то вопросы к самому государю возникают. Случалось, что пытались на нас и войной идти, и так-то… но как Договор сладили, так и поспокойней стало. Мы в их дела не лезли, они в наши. Оно-то и понятно. Раньше-то до нас попробуй ещё доберись. Не было ж ни дорог, ни машин, ни самолётов. А верхами ехать умаешься.
— А теперь?
— А теперь… скажем так, худой мир лучше доброй ссоры, а хороший — лучше худого. К нам вон и дороги подвели, и поликлиники построили со школами, и прочее всякое-разное. Так уж сложилось, что и в наших краях обычные люди живут. Более того, большею частью обычные. Кто лучшей жизни когда-то искал, кто прятался, а кто и от наших. Дар в семье тоже повывестись может. А обычным людям для жизни много всего надобно. Они и сделали. Теперь и самые упёртые из наших признали, что так оно лучше. С торговлей опять же полегче. Через интернет-то всяко сподручней и заказы собирать, и товары выставлять, чем ехать три дня до торговой ярмарки, которая ко всему случается раз в год. И то, коль погода позволит.
Ульяна подумала и согласилась.
— А институтские помогают. Ищут, как оно сделать, чтоб и нас не обидеть, и им выгода… так что ухо держи востро, у них свои интересы, но и бояться не след. И помощи попросить, если вдруг нужда будет.
— Но за помощь потом платить придётся? — уточнила Ульяна.
— Верно. Придётся. Однако и им тоже помощь понадобится. Так что… — бабушка развела руками. — Сама думай. Тебе тут жить.
— А… вы? Вы уедете?
— Мне тут, девонька, тяжко. Я в другом месте выросла. Туда и тянет. Чем старше становишься, тем сильнее тянет. Ведьмы ведь тоже с годами не молодеют. И сила стремится к тому источнику, из которого вышла. Твоя ж будет к этой земле привязана. Может, оно и к лучшему, потому как в нашем городишке уже, говоря по правде, тесновато. Давно следовало бы расшириться, да там у нас народ, скажем так, большей частью консервативный.
