– Вы должны понимать, на какую жертву идете, – сказала им Рин. Конечно, она слегка преувеличивала. Но должна была их предупредить. Ей не понадобятся сразу четыре шамана. Но нужны люди, которые не спасуют на полпути и не отпугнут других во время обучения. – Я прошу вас поставить на кон собственный рассудок. Там, в бездне, вы столкнетесь с чудовищами. И у вас может не хватить сил, чтобы выбраться обратно. Мои наставники погибли, прежде чем успели научить меня всему. Я не очень-то надежный проводник.
Никто не проронил ни слова. Они проглотили языки от ужаса или им просто было все равно?
– Вы можете утратить контроль над своим телом и рассудком, – сказала Рин. – И если это случится, мне придется вас убить.
И снова никто не ответил. Дулин поднял руку.
Рин кивнула:
– Да?
– Мы сумеем делать то же, что и ты? – спросил он.
– Не так хорошо. И не с такой же легкостью. Я уже привыкла к своим способностям. А для вас они поначалу будут болезненными.
– Насколько болезненными?
– Такую страшную боль вы никогда не испытывали. – Рин была честна с ними, не желая заманивать в ловушку против воли. – Если вы совершите ошибку, то можете навсегда потерять рассудок. Если добьетесь успеха, то никогда уже не станете прежними. Вы будете существовать на грани безумия. Постоянно бояться его. И лауданум станет единственным способом нормально спать по ночам. Вы можете убить невинных, не сознавая, что делаете. Или покончить с собой.
Все четверо невозмутимо смотрели на нее. Рин ждала, что кто-нибудь встанет и уйдет.
– Генерал! – снова поднял руку Дулин. – Прости за грубость, но, может, все-таки хватит ходить вокруг да около? Давай уже приступим.
И Рин начала готовить шаманов.
В первый вечер они сели в круг на полу хижины, как сельские школьники, изучающие первые иероглифы. Сначала Рин спросила, как их зовут. Ляньхуа из провинции Собака была тонкой, как тростинка, с большими глазами. Обе ее руки, ключицы и спина были покрыты жуткими шрамами. Девушка не говорила, откуда они взялись, и никто не набрался храбрости спросить.
Рин в ней сомневалась. Девушка выглядела такой хрупкой, даже говорила она дрожащим, едва слышным шепотом. Но Рин прекрасно знала, что под тонкой оболочкой может скрываться сталь. Либо Ляньхуа докажет свою полезность, либо сломается через два дня, и не придется тратить на нее время.
Мерчи, высокий и поджарый молодой человек на несколько лет старше Рин, был единственным опытным солдатом в их рядах. Когда в Никан вторглись мугенцы, он служил в Четвертой дивизии императорского ополчения, а после падения острова в форме лука освобождал восточное побережье и видел судьбу Голин-Нииса. В своей первой битве он сражался еще при защите Синегарда.
– Я был там, когда ты спалила полгорода, – сказал он Рин. – После этого и пошел слух про спирку. Никогда и представить не мог, что окажусь здесь.
Их связывал только невыразимый ужас. Все они повидали самое худшее, и все уцелели.
Это важно. Если у человека нет якоря, что-то должно держать его дух в этом мире, помочь ему вернуться – нечто, присущее исключительно смертным. У Алтана это была ненависть. У Рин – месть. А у четырех ее рекрутов – яростное, несгибаемое стремление выжить, несмотря ни на что.
– И что теперь? – спросила Пипацзы, когда закончилась вводная часть.
– Теперь я объясню вам, что такое религия, – ответила Рин.
Рин и Катай целый день спорили о том, как лучше представить новичкам Пантеон. В Синегарде Рин почти целый год готовила свой разум к общению с богами. По указаниям Цзяна она решала загадки, часами медитировала и прочитала десятки текстов по теологии и философии, и все это, только чтобы понять – ее представления о природе вещей основаны на иллюзиях.
Она не могла предоставить рекрутам столько времени. Им придется локтями пробивать путь к небесам.
Необходимо кардинально изменить их представления об устройстве природы. Гесперианцы и большинство никанцев считали, что вселенная четко разделена между телом и разумом. Материальный мир им виделся чем-то отдельным, неизменным и неподвижным. Но чтобы вызвать богов, нужно понять – мир текуч, само существование изменчиво и мир живых – не более чем история, которую можно написать, если выбрать нужную кисть, узор, который можно нарисовать другими цветами, если знать, как плести нити судьбы.
Самое сложное в обучении – вера учеников. Но так легко поверить в сверхъестественную силу, когда она прямо перед твоими глазами.
– Мы верим, что утром взойдет солнце, хотя и не знаем, по какой причине оно движется, – сказал Катай. – Так покажи им солнце.
Рин протянула к новобранцам открытую ладонь. Между пальцами заплясал огонек, огибая их, словно карп заросли тростника.
– Что я сейчас делаю? – просила Рин.
Она не ожидала правильного ответа, просто хотела узнать об их предубеждениях.
– Это магия, – сказал Дулин.
– Неточно. Словом «магия» мы называем все явления, которые не можем объяснить. Но как я это делаю?
Все обменялись неуверенными взглядами.
– Ты вызываешь на помощь богов? – отважилась Пипацзы.
Рин сжала кулак.
– А кто они, боги?
Новобранцы снова задумались. Рин чувствовала нарастающее раздражение в их рядах. Она решила пропустить следующий раунд вопросов, вспомнив, что всегда ожидала от Цзяна прямых ответов, а он месяцами от них уклонялся. Рин не станет так измываться над учениками.
– Перво-наперво вы должны признать существование богов. Они реальны и осязаемы, их можно увидеть, как любого из нас. Пожалуй, они даже заметнее. Вы в это верите?
– Естественно, – ответил Дулин.
Остальные закивали.
– Хорошо. Боги обитают в потустороннем мире. Можете называть его небесами. Наша задача как шаманов – призвать богов, чтобы изменить материю вокруг нас. Мы выступаем в качестве проводников, вратами для божественной воли.
– И что это за место – небеса? – спросила Пипацзы.
Рин помедлила, размышляя, как лучше объяснить. Как когда-то описывал небеса Цзян?
– Это единственное реальное место. Место, где ничего еще не решено. Место, куда вы попадаете во снах.
Она увидела озадаченные взгляды. Рин поняла, что так ни к чему не придет, и решила начать заново, подбирая правильные слова, чтобы объяснить концепции, которые теперь были для нее такими же привычными, как дыхание.
– Нужно перестать считать наш мир единственной реальностью, – сказала она. – Он не вечен. Он не существует объективно, что бы это ни значило. Мудрец Чжуан-цзы однажды сказал, что не знает, то ли он видит сон о том, как превращается в бабочку, то ли всегда жил во сне бабочки. Наш мир – это сон бабочки. Сон богов. А когда нам снятся боги, это означает, что мы проснулись. Так понятнее?
Рекруты выглядели ошарашенными.
– Ни капли, – признался Мерчи.
И то верно. Рин поняла, насколько бредово прозвучало это заявление, хотя сама верила каждому слову.
Неудивительно, что когда-то она считала Цзяна чокнутым. Как объяснить устройство мироздания, оставаясь в здравом уме?
Она решила зайти с другой стороны:
– Не размышляйте над этим. Просто примите как есть. Наш мир – это театр марионеток, и то, что мы считаем объективным и материальным, – всего лишь тени. Все постоянно меняется и течет. А за экраном шныряют боги, управляя марионетками.
– И ты хочешь, чтобы мы перехватили контроль над куклами, – сказала Пипацзы.
– Точно! Молодец. Именно в этом и заключается шаманизм. В изменении реальности.
– Но почему боги это позволяют? – спросила Пипацзы. – Будь я богом, я бы не стала делиться властью с кем попало.
– Богам все равно. Они мыслят не так, как люди, они не эгоистичные актеры. Они… Они – это чистые инстинкты. Каждым движет единственное побуждение. В Пантеоне все боги уравновешивают друг друга. Но когда вы откроете врата, то позволите им навязать свою волю миру.
– А какова воля твоего бога? – спросила Пипацзы.
– Он хочет все сжечь, – с легкостью ответила Рин. – Пожрать все вокруг без остатка. Но каждый бог индивидуален. Бог Обезьяна творит хаос. Дракон жаждет обладать.
