– А сколько всего богов? – не унималась Пипацзы.
– В Пантеоне шестьдесят четыре бога. Их противовесными силами сотворен мир.
– Противовесными силами, – медленно повторила Пипацзы. – Так, значит, у каждого свои желания. Каждый хочет чего-то своего.
– Да! Именно так!
– И как же мы выберем своего бога? – поинтересовалась Пипацзы. – Или они выберут нас? Бог огня выбрал тебя, потому что ты спирка, или…
– Погоди, – прервал ее Мерчи. – Мы можем уже перейти к практической части? Боги, Пантеон – все это замечательно, но как их вызвать?
– Всему свое время, – ответила Рин. – Начать нужно с теоретических основ.
– Ключ ко всему – наркотики, верно? – спросил Мерчи. – Так я слышал.
– К этому мы еще придем. Наркотики открывают доступ к богам, это верно, но сначала вы должны понять, к чему получаете доступ…
– Выходит, что способности ты получаешь благодаря наркотикам? – снова вмешался Мерчи. – А какие наркотики? Веселящие грибы? Маковые зерна?
– Это не… Мы не… Нет. Ты вообще слушал? – Рин внезапно захотелось треснуть его по голове, как порой делал Цзян, когда она становилась слишком нетерпеливой. Теперь она начала понимать, какой, наверное, невыносимой была ученицей. – Не наркотики дают вам способности. Они лишь позволяют увидеть мир таким, какой он есть на самом деле. Боги обладают властью. Они и есть власть. Мы лишь можем впустить их.
– Почему же тогда ты не принимаешь наркотики? – спросила Пипацзы, застав Рин врасплох.
– Откуда ты знаешь?
– Наблюдала за тобой во время перехода. Ты зажигала в ладони огонь и днем и ночью, но никогда не была под кайфом. Ты просто не могла постоянно глотать маковые зерна. Иначе свалилась бы в пропасть.
Остальные рекруты нервно захихикали. Но Пипацзы выжидающе уставилась на Рин. Ее пронизывающий взгляд смущал Рин.
– Я уже прошла этот этап, – ответила она.
Пипацзы это явно не убедило.
– Почему же мы не можем сразу начать с нужного этапа?
– Исключено. Вам такого не надо. Вы сами не захотите.
– Но почему…
– Потому что тогда бог постоянно будет находиться у тебя в голове, – огрызнулась Рин. – Постоянно кричать в твоем разуме, пытаясь склонить к своей воле. Пытаясь стереть твою личность. И убежать от него невозможно. Твое тело перестанет быть смертным, то есть ты не сможешь умереть, но и не будешь себя контролировать, и единственный способ уберечь мир – это запереть тебя в каменной горе с сотнями других шаманов, совершивших ту же ошибку. – Рин оглядела хижину, заглянув в глаза каждому новобранцу. – Но прежде чем до этого дойдет, я вырву тебе сердце. Так милосерднее.
Хихиканье прекратилось.
Рин еще несколько часов объясняла, как рекруты будут себя чувствовать, попав в Пантеон, и тем же вечером дала им первые дозы маковых зерен.
Ничего не произошло. Все просто погрузились в глупый дурман. Катались по полу, чертили пальцами в воздухе какие-то узоры и бормотали всякую чушь, так что Рин хотелось выдавить им глаза. Ляньхуа закатывалась пронзительным хихиканьем, стоило кому-нибудь сказать ей хоть слово. Мерчи хлопал ладонью по земле, удивляясь ее мягкости. Пипацзы и Дулин, зажмурившись, сидели неподвижно. Рин надеялась, что это нечто вроде медитации, пока Дулин не захрапел.
Когда они очнулись, всех стошнило.
– Ничего не вышло, – простонала Пипацзы и потерла налитые кровью глаза.
– Потому что вы не пытались увидеть, – отрезала Рин. Она и не ожидала, что кому-нибудь из них удастся попасть в Пантеон с первого раза, но все-таки надеялась хотя бы на что-то. Какой-нибудь слабый намек на встречу с божественным. А не просто несколько часов в состоянии полуидиотов.
– Там не на что смотреть, – пожаловался Мерчи. – Как я ни пытался, я видел только темноту.
– Это потому что ты не сосредоточился.
– Я старался.
– Нет, ты старался недостаточно сильно, – в сердцах ответила Рин. Наблюдать за группой запинающихся идиотов не очень-то весело, оставаясь единственным трезвым человеком среди них. – Вы могли хотя бы подумать о Пантеоне, вместо того чтобы делать всякие глупости.
– Я о нем думал, еще как, – возмутился Мерчи. – Ты могла бы дать нам более четкие указания, чем наесться маковых зерен и вызвать бога.
Рин понимала, что он прав. Она плохо их учит. Рин просто не знала, как объяснить яснее. Ей так хотелось бы, чтобы рядом был Чахан, знающий вселенную и ее загадки как свои пять пальцев, который мог бы с легкостью объяснить им сложные концепции. Это получилось бы и у Дацзы, и у Сорган Ширы – те просто внедрили бы в головы учеников нужные образы. Рин нужно было каким-то образом сломать их привыкший к определенной логике разум, как когда-то поступил с ней Цзян, но у нее не получилось бы повторить даже его годичный курс, не говоря уже о том, чтобы сократить его до двух недель.
Она вытянула руки над головой. Рин уже несколько часов сидела в одной позе, и у нее ныли плечи.
– Идите в свои шатры и поспите, – велела она. – Утром попробуем еще раз.
* * *
– Может, это была дурацкая затея, – призналась она Катаю после того, как уже третий вечер подряд безрезультатно давала рекрутам маковые зерна. – Их разум – как скала. В него ничего не засунешь, и все мои слова им кажутся глупыми.
Катай сочувственно похлопал ее по плечу.
– Взгляни на происходящее с их точки зрения. Ты тоже считала это глупостью, когда начала заниматься на курсе Наследия. Считала Цзяна чокнутым.
– Но я-то понятия не имела, чем мы занимаемся!
– Кое-что все-таки представляла.
Он попал в точку. На втором году обучения Рин еще не знала подлинного Цзяна, но понимала – он может делать то, на что обычный человек не способен. Она видела, как он сгущает тени, даже не шелохнувшись. Чувствовала, как по его приказу дует ветер и бежит рябь по воде. Она знала, что он обладает неведомой силой, и желала тоже ее заполучить, какие бы препятствия ни стояли на пути. И у нее это заняло целый год.
Однако бо́льшую часть того года отняли бесконечные предупреждения Цзяна, чтобы она не стала тем, кем в итоге стала. Сейчас Рин не задумывалась о безопасности или о долговременной стабильности рекрутов. Ей нужно было войско, на которое она могла бы рассчитывать хотя бы несколько месяцев.
– Отвлекись на минутку, – предложил Катай. – Нет смысла биться головой об стену. Посмотри лучше, над чем я работаю.
Рин вышла вместе с ним из шатра. В десяти минутах от лагеря Катай устроил себе мастерскую под открытым небом, которая состояла из разбросанных на земле инструментов, рисунков, прижатых камнями, чтобы их не унесло беспощадным степным ветром, и какого-то массивного сооружения, накрытого тяжелым холстом. Катай обеими руками сдернул ткань, и глазам Рин предстал расколотый надвое дирижабль, лежащий набоку. Его внутреннее устройство было выставлено напоказ, как кишки вспоротого животного.
– Не ты одна пытаешься выровнять асимметрию сил, – сказал он.
Рин подошла ближе, чтобы осмотреть механизм двигателя, провела рукой по внутренней части корпуса. Она никогда прежде не видела такого материала – не древесина, не бамбук и точно не тяжелый металл. Двигатель выглядел еще более чужеродным – сложная паутина шестеренок и винтов, напоминающая круглые часы сестры Петры, идеальный механизм, который гесперианцы считали доказательством того, что мир создан по замыслу Творца.
– Это единственный дирижабль, оставшийся относительно целым, – объяснил Катай. – Остальные сгорели или рассыпались на мелкие кусочки. Но у этого, видимо, двигатель отказал уже совсем близко к земле. Механизм до сих пор работает.
– Погоди, – резко вскинулась Рин. Она думала, что Катай изучает, как работают дирижабли, а не пытается их запустить. – Ты пытаешься сказать, что можешь на нем летать?
– Возможно. Пробный полет можно устроить через несколько дней. Как только мы подсоединим гондолу, теоретически возможно поднять его в воздух.
– Тигриные сиськи! – Пульс Рин участился при одной мысли о том, что это может значить. Если у них будет работающий дирижабль, это открывает массу тактических возможностей. Они по-прежнему не справятся с гесперианским воздушным флотом на открытой местности, потому что у того будет численное преимущество, но путешествия по воздуху можно использовать и для других целей. – Это решит многие проблемы. Перевозка войск. Быстрая переброска припасов. Пересечение рек…
