– Я… – начала Рин и запнулась, не зная, что ответить.
Ей пришлось признать, что такие проблемы и в самом деле существуют и с ними нужно разобраться, хотя все это казалось таким далеким, что Рин даже не задумывалась. Эти проблемы станут действительно насущными, только когда она победит. Какой смысл грезить об империи, пока на юго-западе до сих пор правит Нэчжа?
– Я не…
– Ой, да не пугайся ты так, – снисходительно похлопала ее по плечу Муг. – Очень скоро ты будешь сидеть на мешках с деньгами. Вот что я пытаюсь тебе втолковать. Альянс явился сюда не просто так. Наш шелк и фарфор… И вольфрамовые рудники. И старинные вазы. Гесперианцы готовы заплатить за это огромные деньги.
– Но они не будет с нами торговать, – сказала Рин. – Так ведь? В смысле, если мы победим, разве они не устроят нам блокаду?
– На бумаге – да, они откажутся торговать с Никанской империей. – Муг раскинула руки в щедром жесте. – Но у меня много кораблей, и я знаю миллион способов тайной торговли, так что товары не будут считаться твоими. Всегда можно найти лазейку для продажи, если есть спрос. Конечно, я возьму свою долю…
Рин все равно это смущало.
– Но если они купят никанские товары, то разве не поймут…
– Конечно, поймут. – Муг покачала головой и опять снисходительно улыбнулась. – Всем прекрасно это известно. Таково искусство управления государством. Страны возникают и рушатся, но аппетиты остаются прежними. Поверь, спирка, ты начнешь покупать у гесперианцев зерно через неделю после того, как выгонишь их со своих берегов, а взамен будешь посылать сокровища Арлонга. Торговля правит миром. Пришли гонца, когда будешь готова начать.
По мере продвижения армии южан на восток сражения становились все более ожесточенными, как и ожидала Рин. Теперь она уже стояла у Нэчжи на пороге, к Арлонгу они подойдут через несколько месяцев. И в каждом городе их встречали закаленные республиканские войска. Артиллерия регулярно обстреливала их опиумными снарядами, и Рин приходилось изобретать все новые способы использования шаманов. В половине битв она вообще не задействовала Пипацзы или Дулина, полагаясь на привычные военные технологии. Или из всех шаманов в бою участвовала только она одна, потому что Рин уже привыкла к опиуму и могла выдержать в дыму почти двадцать минут, а их хватало, чтобы нанести врагу непоправимый ущерб.
Сражения все чаще шли не по плану. Противник больше не сдавался так быстро, защитники города стояли насмерть, убивая южан, пока хватало сил. Потери росли, десятки убитых превратились в сотни.
Но Рин радовалась тому, что войска Нэчжи так неповоротливы. Они лишь оборонялись, засев за городскими стенами, но ни разу не попытались контратаковать, создав армии южан настоящие проблемы.
– Наверное, это потому, что у них слишком много гесперианского вооружения, – предположил Катай. – Стационарные аркебузы, пушки. Слишком тяжело перевозить, не хватает транспорта, чтобы тащить их по земле, вот и приходится сидеть на одном месте.
Это превращало армию Нэчжи в неподвижную цель и сглаживало технологическое неравновесие – хорошо вооруженные солдаты Нэчжи сидели за стенами, а быстрые и подвижные отряды Рин всегда наступали. Это была борьба черепах и волка – одна пряталась в постоянно сжимающийся панцирь, а другой постоянно проверял границы, выискивая любое слабое место для удара.
Такое положение вполне устраивало Рин. В конце концов, ее, Катая и Нэчжу весь первый год в Синегарде учили, что атакующий всегда получает преимущество.
Несмотря на сопротивление, южане неделю за неделей завоевывали все новую территорию, а Нэчжа отступал.
Рин понимала, что потери Нэчжи – не вполне его собственная вина. Он унаследовал раздробленность Республики и неприязнь людей к его отцу, а также огромную, неповоротливую армию, уставшую от гражданской войны, в которую они вступили, надеясь на скорую победу. Круг его друзей все сжимался, теперь в нем остался только гесперианский посол, который мало чем помогал, лишь отпускал язвительные реплики о том, что Нэчжа вот-вот потеряет страну, и кучка старых советников Вайшры, сожалевших, что Нэчжа не похож на отца. До Рин доходили слухи, что после событий на горе Тяньшань он уже подавил две попытки переворота, и, хотя бунтовщиков быстро заключили в тюрьму, оппозиция режиму лишь усилилась.
А самое главное, он терял поддержку среди сельского населения. Никанская элита – аристократы, провинциальные и городские чиновники – осталась верна Арлонгу. Но простонародью не было никакого прока от Республики. Новая торговая политика Нэчжи не принесла народу процветания, а вкусив жизнь при гесперианской оккупации, люди предпочитали поддержать кого угодно, только не Нэчжу.
В результате, продвигаясь на юг, Рин обнаружила огромную разведывательную сеть. В сельской местности каждый находился в дальнем родстве с соседями. Сплетни на базарах стали источником ценной информации. И не важно, что никто из ее лазутчиков не имел доступа к разговорам на высшем уровне и не видел карт расположения войск. Они видели все необходимое своими глазами.
«Два дня назад реку пересекли три колонны», – сообщали ей.
«Утром мы видели, как фургоны с порохом едут на восток».
«Республиканцы строят временные мосты через реку вот тут и вот тут».
По большей части эти сведения были бесполезны. Деревенские жители – не чета опытным разведчикам, не могли начертить точные карты и часто приукрашивали свои рассказы для пущего эффекта. Но информации было так много, что из нее можно было извлечь пользу – Рин получала доклады как минимум из трех разных источников, и они с Катаем могли составить достаточно верное представление о том, где Нэчжа укрепляет оборону и где готовит удар.
И это снова подтверждало уверенность Рин: пусть южане и слабы, зато их много, и, объединившись, они могут свернуть горы и свергать империи.
– Не может же Нэчжа вести себя так специально, – сказал однажды вечером Катай, когда очередной город в провинции Заяц сдался южанам почти без боя. – Он как будто даже не пытается.
Рин зевнула.
– Может, это самое большее, на что он способен.
Катай бросил на нее суровый взгляд:
– Не будь такой заносчивой.
– Ну да, ну да.
Рин понимала, что не может приписать их победы себе. Они оба знали, что продолжают побеждать только потому, что Нэчжа не задействовал все свои войска и возможности.
Но почему?
Пока что они пришли к выводу, что Нэчжа решил засесть в Арлонге и сосредоточить все силы там. Но он же прекрасно понимал, что не стоит складывать все яйца в одну корзину. Арлонг мог похвастаться отличными естественными укреплениями, но предпочесть стратегию осады на таком раннем этапе – полное безумие.
– Наверняка у него есть какой-то козырь, – размышлял Катай. – Иначе его тактику можно объяснить только тем, что он свихнулся. Он что-то прячет в рукаве.
Рин нахмурилась:
– Новые дирижабли?
Но это выглядело маловероятным. Если гесперианцы снова предоставили Нэчже поддержку, то он давно бы поднял дирижабли в воздух, пока армия южан находится на виду и вдалеке от Арлонга, драгоценной столицы провинции.
– Может, он сделал ставку на Дракона? Или какую-нибудь новую военную технологию, более смертоносную, чем шаманы?
– Или на технологию, способную противостоять шаманам, – предположил Катай.
Рин бросила на него резкий взгляд. Уж больно быстро Катай ответил – он не придумал это только что.
– Ты что-то знаешь?
– Э-э-э… я не вполне уверен…
– Нэчжа что-то сказал? – спросила Рин. – В Новом городе, когда Петра… То есть он…
– Он не знал. – Катай смущенно потеребил локон. – Петра ничего ему не говорила. Он прошел все ее тесты. Гесперианцы дали ему оружие. Они предложили ему такую сделку, и он согласился. Они считали, что ему не следует знать о результатах исследований.
– Он мог солгать.
– Мог. Но я знаю, как выглядит Нэчжа, когда лжет. Он не врал. Он был в отчаянии.
– Но что могла изобрести Петра? – напирала Рин. – У них ничего нет. Их теология – чушь. Творца не существует. Если бы они нашли что-то против шаманов, то воспользовались бы этим для защиты своего флота, а они не воспользовались. У них есть только обычное оружие, порох и опиум, и мы знаем, как ему противостоять. Так ведь?
