Разорванная и продырявленная плащ-палатка всё равно уже толком от дождя не защитит, а приспособить её под переноску для медвежат… Да пожалуй, что эта идея выглядела лучше, чем волочить их за хвосты. Выбравшись наружу, устроился у стены хижины и соорудил из кусков плотной ткани подобие просторного мешка с широкой горловиной — на первый взгляд нелепого, но на этом этапе вполне подходящего для моих нужд.
Запихнул туда сначала одного — крохотный рыжий зверёк аж взвизгнул от такого непочтительного обращения с собой, а потом закинул и оставшихся двоих.
— Ладно, малышня, потерпите, — буркнул я, затягивая узел так, чтобы, они не выскочили и не свалились. — Или все сдохнем, или сумеем выкрутиться, особого выбора у нас нет.
Пора было сваливать из этой сырой и вонючей берлоги. Казалось, Старичок за дни, проведённые с медвежатами под одной крышей вполне, освоился. Налегке мы двинулись в путь по раскисшей земле.
Езда вызывала приступы тупой боли в ноге, так что я не торопил тауро, и тот с превеликим удовольствием плёлся неторопливым шагом. Время от времени приходилось сверяться с Атласом, нужный маршрут я отобразил синей, едва мерцающей линией. С пути не сбиться при всём желании, если не приключится ещё раз такой непогоды.
Но буря, уже давно стихла, так что оставались лишь лужи и внезапно воспрявшая чахлая растительность. Места эти казались совсем безлюдными. Внезапно украсившиеся цветами самых ярких оттенков поджарые кустики Кровавой Пустоши, выглядели жутковато.
Когда я, наконец, добрался до точки, в которой сбился с курса, душа просила остановиться и просто поскучать — я устал и уже не мог видеть этих дорог. Но предстоящий путь был долог, и интуиция подталкивала меня заглянуть обратно в Последний Приют, маленький посёлок, где я так замечательно провёл время перед этими своими злоключениями. Хотелось поесть чего-нибудь горячего и увидеть людей, которые хоть и не рады чужакам вроде меня, но с которыми можно было бы перекинуться парочкой фраз. Кроме того, надо бы и купить корма для старичка.
Так, я и поступил. Миновав пару естественных преград, представленных оврагами, сейчас наполненными дождевой водой, я въехал в городок ближе к ночи. Ветхие домики ничуть не изменились, и общий дух поселения остался прежним — полутёмные переулки, подворотни, хмурые личности. Я знал дорогу до знакомого заведения.
Остановившись перед огромным сараем с обшарпанной древней вывеской, гласившей: «Тауро и цезари Лукса Грита», я аккуратно выбрался из седла. Магазин скотины и всякого-разного для проходимцев вроде меня выглядел так же, как и во время двух прошлых моих посещений. Очереди так же не наблюдалось. Улица была пуста, как дырявый кошель нищего.
Как мог, аккуратно сполз вниз, и чуть не воткнулся коленями в землю. Боль прострелила от бедра до стопы, чёрные пятна промелькнули в глазах, но я упрямо стоял, держась за упряжь. Видел я ранения и похуже.
Привязал тау́ро у специального столба, и затянул узел мешка так, чтобы медвежата не задохнулись внутри. Мы почти сразу встретились взглядами с Мокари.
Вот тощий парнишка лет пятнадцати отличался от себя прежнего. Прежде всего опухшим от синяков лицом, но тёмные глаза, как и прежде, были умными и смотрели дерзко.
— Кровавый Генерал? — он словно вынырнул из своих дум и вгляделся в меня. — Извините, сударь. Вы живы? Вот это да…
Я пожал плечами и криво усмехнулся.
— Не дождётесь. Поможешь мне, а, пацан?
— Какой базар? — кивнул он. — Ой… Простите, сударь. Конечно, помогу. Но вы видок имеете… Хм, как сказать-то повежливей?
— Говори как есть, пацан, — подбодрил я его. — Чего ты осёкся?
— Как некрос и выглядите, сударь. Убитый, а потом восставший.
Я проковылял в сарай и тяжело опустился на грубую табуретку, которую придвинул Мокари, и благодарно кивнул ему.
279
— Попал в небольшую переделку в Пустоши, — сообщил я собеседнику. — Пришлось залечивать перелом ноги.
— Перелом ноги за две с небольшим недели? — усмехнулся парнишка.
Он смерил меня взглядом, полным сомнений, но потом на лице появилось понимание.
— Мне нужна пара мешков корма для Старичка. В общем-то, из-за этого я и вернулся в Последний Приют.
— Два мешка корма вам обойдутся в десять ун, сударь.
Я кивнул и, порывшись в карманах, извлёк плату. Пока он пересчитывал монетки, смешно морща лоб, в сумке-переноске, из плащ-палатки завозились и заворчали медвежата.
Парнишка приподнял брови:
— Что там у вас шевелится?
— Маленькие редбьёрны, — пояснил я, стараясь не показывать нервозности. — Нашёл в берлоге, они без мамаши остались.
Мне хотелось как можно быстрей выехать в Деревню Старателей. Предчувствия нашёптывали нехорошее.
— Решили вырастить? — Mокари нахмурился так, что чёлка из-под лихо заломленной шляпы рухнула на глаза. — Говорят, зверь опасный, но если приручить…
— Пока не думал об этом, — пробормотал я наконец. — Жалко стало этих засранцев. Подрастут немного, выпущу на волю.
— Можно посмотреть?
Глаза работника сверкнули таким интересом, что отказать ему было выше моих сил.
— Конечно, — кивнул я серьёзно, — но ты за это мне сделаешь скидку на зерно кхеры. Идёт?
— Три уны? — с замиранием спросил Мокари.
— Четыре. И по рукам.
Он ссыпал монетки мне в подставленную ладонь и взял на руки одного медвежонка. Тот прямо-таки вцепился в плащ-палатку лапками, отчаянно и жалобно урча. Мокари прыснул со смеху, опустил зверёнка на землю и почесал его за ухом.
— Ух ты, рыжая зверюга, — сказал он тёплым голосом, на мгновение забыв обо мне. — Они ведь способны вырасти до размеров тауро. Знаете?
— Ещё бы, — хмыкнул я. — Конечно… Как бы не сожрали меня, после того как повзрослеют.
— Нет, сударь. Это преданные и благородные звери. Когда они привыкают к тем, кто их растит, их можно обучить ходить под седлом, — увлечённо рассказывал парнишка. — Они хищники, да, но могут питаться почти всем чем угодно, когда нет мяса. Редбьёрн способен развивать невероятную скорость, даже цезарю от него не уйти. А уж шкура у взрослых особей какая прочная!
— А ты немало знаешь про редбьёрнов, — похвалил я его. — Как быстро они растут?
— Очень быстро! К первому циклу жизни они уже готовы охотится и ходить под седлом, но взрослеют в три-четыре года. Они уже готовы к этому возрасту принести первое потомство. Дожить могут до тридцати циклов.
Он улыбнулся, продолжая гладить медвежонка, а затем продолжил:
— Даже некоторые Восходящие стремятся заполучить этих медвежат…
— Зачем?
— Ну… Они умные, преданные и в младенческом возрасте их легко приручить. Неагрессивные. Например, те же цезари или гиппоптеры с другими людьми уживаются плохо, а редбьёрны могут быть и сторожевыми, и боевыми, и ездовыми животными. Вам повезло, кстати…
— Это ещё почему? — не понял я.
— Этот медвежонок — самочка, — мечтательно пояснил Мокари. — Да какая крепенькая! Пройдёт три-четыре цикла, и она сможет принести вам потомство. Даже одного медвежонка в Аркадоне можно продать очень дорого. Это вам не разведение каких-нибудь тауро или цезарей. У вас в руках настоящий капитал, сударь.
Пришлось посмотреть на моих медвежат совсем под другим углом. Я задумался, а может и правда мне послать всё к чертям свинским, засесть в какой-нибудь глуши, да и разводить там хм… Медведей.
— Даже не думайте, — истолковал моё молчание по-своему Мокари. — Это прекрасный зверь для Восходящего и Кровавого Генерала.
Я тяжело вздохнул:
— С чего ты взял, что я это он?
Парнишка встрепенулся.
— Как же…? Сударь, все знают, что вы это он. То есть — Кровавый Генерал.
Я покивал, но ответил другое.
— Поможешь мне навьючить мешки?
— Конечно!
Когда мешки надёжно были закреплены на спине Старичка, а медвежонок отправился в переноску, я начал примериваться, как бы мне забраться в седло, чтобы не растревожить, только успокоившуюся ногу.
