"Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Насута Екатерина

— И он начал окружать себя мертвецами? — догадался Наум Егорович.

— Не сразу. Сперва он старался служить живым, но раз за разом находились недовольные и несогласные. Но да… чем дальше, тем больше их становилось. Стража. И слуги. Живой постельничий, подкупленный недовольными, попытался зарезать спящего князя. А следом и повар отравить. Тогда и решил Кощей, что мёртвые готовят не хуже живых, а отравить не способны. Мёртвые конюхи следили за мёртвыми лошадьми. Мёртвые сокольничьи чистили перья мёртвым птицам. Мёртвые псари выводили на сворках мёртвых псов, чья шерсть была черна, а очи горели ярким пламенем…

Жутковато, если так.

— Да и сам город менялся, — сказала Калина Врановна. — И князь с ним. Чем больше смерти становилось вокруг, тем меньше жизни в нём. Огонь в сердце его ещё горел, но уже не так, чтобы способен он стал защитить от холода той стороны. И тогда Кощей, чувствуя, что того и гляди замёрзнет, решил жениться. Разослал он гонцов по землям своим, объявил великий смотр, повелев, чтобы привезли в Китеж-град девиц молодых да красивых. Плач женский понёсся по-над землёй… было время, когда любая с радостью назвала бы Кащея мужем, да только прошло. Ныне же имя его внушало лишь ужас. Слезами да причитаниями провожали в путь дочерей своих жены. Хмуры были мужья. И многие говорили, что не такого правителя желали они. И что пришёл час освободить живых от гнёта мертвеца.

Она замолчала, пусть и ненадолго.

— Но не нашлось того, кто посмел бы бросить Кащею вызов. Да и как убить того, кто давно уж смерть принял, но не ушёл? Ведь и сила его такова, что любое войско одолеет, когда поднимет павших, и твои же воины под его руку встанут.

Жутковато.

Наум Егорович попытался представить. Да… такие вещи лучше сказкою смотрятся.

— Съехались тогда ко двору Кащееву девы со всех концов земли. И каждая была хороша собой. Но одна отличалась от прочих. Глядела она на него по-особому, без страха, без упрёка. И улыбнулась. И первой протянула руку. И заговорить осмелилась легко, как с живым. Вспыхнула в сердце его любовь пламенем горячим, согрела заиндевевшую душу. И вновь всё переменилось. Огляделся Кащей. И сам удивился тому, что сотворил. Даровал он тогда мертвецам покой заслуженный, а живых в город вернул. Вновь зазвенели голоса людские над площадью, вновь закачались корабли на волнах озёрных, загремели кузницы, засияли свежим товаром стекольные мастерские, поднялись башни магов… жизнь пошла. И в тереме княжеском стало людно да весело. Спешил радовать Кащей молодую жену. А она радовалась и светом на свет отвечала, множила жар…

— Но не всем это понравилось, — проворчал Наум Егорович.

— Верно. Люди… порой странны весьма, — Калина Врановна коснулась стены. — То одно им не по душе, то другое. Нашлись такие, кто сказал, что утратил Кащей свою силу. А значит, не след его более бояться. И такие, кто увидел на месте его жены любимой свою дочь или вот ещё иную родственницу, через которую многое получить можно было бы. Жена же Кащеева понесла. Сына ждали, наследника. Или дочь, которую он любил бы не меньше жены. Ибо понимал Кащей, что чудо это великое, милость богов дарованная, ибо тому, кто есть сама смерть, тяжко жизнь подарить. Что, может, и не будет у него другого дитяти.

Она снова замолчала, глядя, как расползается по стене позёмка ледяная. А люди, живые, на той стороне, ёжились. И кто-то истошно завопил, требуя выключить кондиционер.

— Ей немного уже доходить оставалось, когда случилась беда. Я не знаю, как не знала и матушка, и бабушка моя… то ли чашу с ядом поднесли молодой княгине, то ли платок отравленный, а может, бусы проклятые. Но одним утром очнулась она и закричала она страшно, как птица раненая. И на крик тот криком Кощей откликнулся. Бросился он к любой своей, да понял, что отходит она, а с нею — и дитя нерождённое. Боль его была столь велика, а страх остаться одному и вовсе необъятен. Именно поэтому и сотворил он то, что сотворил… он и прежде поднимал мёртвых, но те знали, что мертвы. И маялись средь живых. Он же пожелал сделать так, чтобы не вспомнила княгиня о беде, и дитя его было, если не живым, то почти… силу отдал он, какая только была. Но и её не хватило. Тогда собрал Кащей жизни. Сперва тех, кто был близ княгини, после тех, кто в тереме оставался. Не искал он виновных и невинных, не делил, но собрал души, до каких только дотянулся… но и их оказалось мало. Взял он и дальше…

— Вот поэтому и не люблю некромантов, — пробурчал Женька. — Вроде человек человеком, а потом раз, мозги перемкнуло и всё.

— Будто с такими, как ты, братец, легче, — Калина Врановна глянула с насмешкой. — Сила, она сила и есть. Когда её немного, то и великих бед натворить тяжко. А вот когда её и избытком… не осталось живых в Китеж-граде. Но открыла княгиня глаза. И дитё родила. Детей. Дочь да сына. Взяла на руки, заглянула в глаза чёрные, Кащеевы, да и поняла всё, как есть. Что не жить ей человеком, что мёртвое, сколь ни корми его, живым не станет. И тогда-то приняла княгиня решение. Сказала, что нельзя ей, да и Кащею тоже, средь живых быть…

Кто-то там, в мире живых, упал в обморок.

А вонь вдруг ослабла, точнее переменилась: больше запах не казался столь уж неприятным.

— Тогда-то и поставлен был терем каменный. И потекла река-Смородина, миры разделяя, чтоб живые более не беспокоили мёртвых и наоборот. И где-то там, на мёртвых землях, ещё стоит Китеж-град. И озеро держит ладьи, кормит чаек да людей. Звенит вечная ярмарка. Там распахнуты ворота, с радостью принимает город новых гостей. Правда, случаются те редко, потому что далеко не всякому дано так далеко за реку зайти. Но те, кто бывали, говорят, что сидит на троне князь-Кощей, а подле него — любимая жена. Что правят они мудро, по закону. Когда утомлюсь среди живых быть, тогда, может, и сама погляжу, проверю. Услышу, как оно на самом деле было.

Правда, сказано это было без радости. Видать, не тянуло Ягинью в мёртвые прекрасные земли.

— А дети… что с ними стало?

— Княгиня, поняв, что случилось, душу свою меж детьми разделила. Будь ребенок один, хватило бы, чтоб живым сделать. Ибо и боги, и мир не посмеют перечить, когда мать себя отдаёт. Да только двое их. Вот каждому и досталось по половинке. А детей Кащей ведьме отнёс. С тех пор мы всех ведьм за сестёр почитаем.

Глянула на Женьку хитро.

— Или вот за братьев, коль уж уродился. Ведьма тогда крепко своей силой подсобила. Душа душой, да вот одной бы не хватило. Она же зачерпнула, сколько было, от мира да источника и подарила детям… — Калина Врановна положила руку на грудь. — Тогда и появился дом на берегу реки-Смородины, который одним окном на мир живых глядит, а другим — на мёртвый. И мост поднялся, через который пройти любой способен, да вот в одну лишь сторону. И редко у кого души хватит, чтобы вернуться… так мы и живём с той поры. Сидим в тереме, ждём, не появится ли богатырь. Коль найдётся такой, который силён душой да ярок, так и хватит его огня, чтоб двоих удержать. Тогда и мне будет дано право на жизнь человеческую. День в день, час в час…

— И умерли они… — начал было Наум Егорович.

— Верно. Так оно и будет, — кивнула Калина Врановна. — И не гляди, ведьмак. Отец мой тоже не всегда Лешим был. Мог бы и умереть, но вместо этого душу отдал, нелюдью стал, чтоб за мной приглядывать. Рано его приговорили люди недобрые. А матушке потому пришлось мир живых оставить, потому как без его души в нём ей заказано. Да и подле меня она быть боялась. Но то моё, другое. Что до сына Кащеева, то и для него сыскался способ. Ведьма посадила его на лопату да в печь сунула.

— Радикальненько.

— Жар земного пламени обнял и согрел младенчика, и сердце его огнём наполнил, которого хватило надолго. И после уж, взрослея, с огнём этим и учился сын Кащеев с силою управляться. Учился жить живым, а не мёртвым. А как срок пришёл, то подросла и дочь ведьмина. Тогда взял он её в жёны…

— Тут и сказке конец, — проворчал Наум Егорович.

— Не совсем. Скорей другой сказки начало. Свой сын у Кощеева сына родился. Дитя, оно в теле матери долго зреет. И не только кровь берет, но и души частицу. Вот во внуке Кащеевом и стало живого больше, чем мёртвого. А в его сыне — и того больше… а там и вовсе уснула сила злая.