Страж Ордена (СИ) - Семин Никита

Дважды в день, утром и вечером, я совершал короткие, стремительные вылазки на Ведьмину поляну, каждый раз рискуя нарваться на что-то посерьезнее «червей». Тут всегда можно было подзарядиться столь нужной мне энергией. Возвращался я, как ишак, нагруженный, корой, мхом, грибами-аккумуляторами, и особенно — травами, о свойствах которых здесь никто и не догадывался. Сарай Кузьмича превратился в настоящую алхимическую лабораторию, а над двором постоянно витал запах трав, настоек и варев.

Я варил остро пахнущие, жгучие мази для суставов, от которых проходила самая лютая ломота. Я готовил горькие, как полынь, микстуры, что останавливали кровавый кашель и снимали лихорадку. Но главным моим изобретением стали «целебные пластины». Для этого я брал два тонких среза металлической коры, соединял их проволокой, а между ними вкладывал крошечный кусочек гриба-аккумулятора, предварительно нацарапав на меди простейшие руны-стабилизаторы. Эти примитивные приборы электротерапии, приложенные к больному месту, создавали слабое, но постоянное электрическое поле, которое стимулировало нервы и ускоряло заживление. Они действовали медленнее, зато надежно, и, главное, не требовали моего прямого участия.

Дни слились в один нескончаемый поток человеческого страдания. Вереница больных, казалось, никогда не закончится. Я работал от рассвета до глубокой ночи, едва успевая поесть. Илейка, с восторгом принявший на себя роль моего «подмастерья», без устали растирал в ступке травы. Аглая, молча и почти незаметно, по несколько раз в день появлялась в дверях сарая, ставя на верстак то кувшин с холодным квасом, то миску с горячей похлебкой. В ее взгляде я видел смешанное с тревогой восхищение. На заднем плане все это время, не умолкая ни на час, звучал стук топоров. Там, на отшибе, у самого леса, всем миром строили мой дом.

В одну из таких ночей, когда гул во дворе наконец стих, я вышел из душного, пропахшего травами сарая. Воздух был прохладным и чистым. В темноте, на фоне звездного неба, вдали, за околицей чернел силуэт моего почти достроенного дома. Я опустился на крыльцо, чувствуя, как гудит все тело. Да уж, тяжела ты, доля сельского знахаря! По окончании этой скорбной недели надо будет от нее как-то отходить — я все-таки пришел в это прошлое не для того, чтобы лечить крестьян от ревматизма. Мне нужно остановить конец света, не дать Лордам Света превратить эту планету в свою кормушку.

Похоже, нужно поставить себе четкие рамки: полгода, максимум — год я проведу в этой деревне. За это время я должен был до предела развить свой дар, используя близость Грани, которая была лучшим из всех возможных полигонов. Надеюсь, что смогу накопить стартовый капитал на продаже артефактов, чтобы не зависеть ни от кого. Изучить аномальную зону, составить ее карту, взять под контроль. А потом — в город. В Пермь, или, еще лучше, сразу в столицу. В центр интриг, политики, где и будут решаться судьбы мира.

И дворянин Верхотуров будет очень немаловажным фактором моего будущего возвышения. К его следующему приезду я должен был подготовить нечто большее, чем просто лечебные пластины и зажигалки. Надо так его впечатлить, чтобы он напрочь забыл мое «мужицкое» происхождение и навсегда увидел во мне не просто полезного помощника, а равного партнера.

Где-то со стройки снова донесся одинокий, упрямый стук топора — кто-то из особо усердных мужиков решил поработать и ночью, чтобы успеть в срок. Я усмехнулся. Судя по всему, мне тоже придется в ближайшее время поработать сверхурочно!

К концу недели поток страждущих иссяк, превратившись из бурной реки в тонкий ручеек из самых тяжелых или самых упрямых больных. Во дворе Кузьмича наконец-то воцарилась относительная тишина. В тот же день, ближе к вечеру, ко мне подошел староста Федот, вытирая о штаны потные от волнения руки.

— Готово, лекарь. Принимай работу. Всем миром старались, не покладая рук, как уговорились.

В сопровождении старосты и еще нескольких самых уважаемых мужиков я отправился на окраину деревни. Мой дом стоял на небольшом пригорке, у самой кромки леса. Он выглядел чужеродно, как гриб-переросток, выскочивший за одну ночь. Крепкий, ладный сруб из свежих, еще липких от смолы сосновых бревен, источал терпкий, здоровый запах. Вокруг дома, как я и просил, высился плотный, высокий частокол из заостренных кольев — серьезная преграда и для зверя, и для лихого человека. Отдельный, пристроенный сбоку просторный сарай-мастерская с широкими воротами довершал картину.

Федот, видя, что я с довольным видом осматриваю постройку, счел нужным добавить с хитрой, извиняющейся интонацией:

— Ты уж не взыщи, лекарь. Сложен дом на живую нитку, по-скорому. Год-другой, может, и простоит, а там уж, видать, и нижний венец проверить придется, и подконопатить надобно будет. Зато какой-никакой, а свой угол!

Я лишь усмехнулся. Год-другой. Мне большего и не требовалось.

Толкнув тяжелую, неоструганную дверь, я шагнул внутрь, и….А, черт! А дом-то абсолютно пуст. Ни лавок вдоль стен, ни стола, ни самой завалящей лежанки, а самое главное — нет печки. Лишь голые, пахнущие смолой стены, да тщательно выметенный от стружки дощатый пол.

Я сразу понял их замысел. Вот хитрецы! В нашем устном договоре про убранство и мебель не было ни слова. Они выполнили свою часть сделки буквально, до последней буквы. И оставили себе пространство для маневра. Теперь, когда у них снова появится повод обратиться ко мне, сразу была и оплата. Хочешь стол, лекарь? Исцели корову. Нужна лавка? Вправь вывих сыну. И так до бесконечности. Прагматично, по-крестьянски мудро.

Да ну и черт бы с ним. Пустой дом был даже лучше — меньше хлама придется выносить, когда придет время уезжать. А много барахла и не надо — я могу быть неприхотливым, если нужно для дела.

Выйдя наружу, я обернулся к замершему в ожидании старосте, на лице которого было написано и любопытство, и легкая опаска — а ну как «колдун» разгневается?

— Хорошая работа, Федот, — кивнул я. — Крепко сработано. Я доволен.

Староста и мужики облегченно выдохнули, заулыбались, и, довольно переговариваясь, убрались восвояси. Сделка состоялась к всеобщему удовольствию. Попрощавшись, они ушли, оставив меня одного в моем новом владении.

Я медленно обошел дом. Прикоснулся к шершавой, теплой поверхности бревен. Заглянул в просторную мастерскую, вышел на крыльцо и оглядел высокий частокол. Ну что же, стены есть, крыша над головой имеется. Впервые за все это время в прошлом у меня появилось нечто свое!

Но этого было недостаточно. Неизвестно, какие опасности ждут впереди. Несмотря на заступничество Верхотурова, этот сукин сын Ерофеев, наверняка, так просто не успокоится. А уж от тварей из леса, что подбираются с каждым днем все ближе и вскоре будут бродить всего в сотне шагов отсюда, этот частокол — не преграда, а смех.

У меня был дом. Но не было крепости.

Я вышел за ворота и посмотрел в сторону темнеющей стены Ведьминого леса. Там, в его молчаливых и опасных глубинах, было все, что мне нужно. Кора, впитывающая Силу. Камни, способные ее накапливать. Растения, из сока которых можно сварить зелье, делающее невидимое — видимым. Надо бы туда наведаться.

Приняв это решение, я вернулся в избу Кузьмича лишь за тем, чтобы забрать свой мешок и короб-ловушку, да договориться о покупке бытовой утвари на серебряные от Верхотурова. Все же Кузьмич — плотник, быстро должен мне и стол с лавками сделать и кровать. А мне пора было снова отправляться на охоту. Но теперь я шел в лес не за лекарствами для других, а за оружием и броней для своего дома. Пора было превращать эту деревянную коробку в неприступную цитадель.

Липкая грязь после прошедшего ливня хлюпала под разбитыми сапогами отца Иоанна, такая же серая и беспросветная, как небо над головой и горе в его душе. За его спиной, из низкой, почерневшей от времени избы, донесся задавленный, нечеловеческий вой — плач матери, у которой только что на руках умер любимый ребенок.