А если она прежде любила кого-то другого в иных воплощениях?
Я пресекла умствования. Но мысли опять вырвались наружу. Я не сумела с ними совладать и запаниковала. Какая-то граница, которую никогда не должен переступать человек, была насильно разрушена моим перемещением в навь, и теперь меня атаковали рассуждения, которые могли открыть для меня либо истину бытия, либо напрочь свести с ума.
Почему я видела все это?
Почему Алена – в каждом моем сне?
Почему Константину показалось, что я и есть она?
Почему Константин проявлял ко мне внимание сейчас?
Кто же показывает мне сны? Константин? Зачем? Какой смысл ему проникать в мой разум, подобно Яну, и показывать это? Только если…
А что, если Алена – это я?..
Судорожно вдохнув плотный воздух, я оторвалась от комода и, покачнувшись, опустилась на пол, потеряв равновесие.
А если я помню их – Алену и Константина на берегу, как помню отрывки из детства, которые не может воспроизвести мое сознание?
То есть я помню Алену, но на каком-то ином уровне?
Что, если я – это она?
Стоп.
Такого не может быть.
Но откуда же мне известны вещи, о которых я не имею представления? Почему я узрела, что Константин – белый дракон? А лицо Александры, их младшей сестры?
Алена когда-то была с ней знакома. Почудилось ли мне, что лик Александры явился ко мне во снах?
Значит ли это, что и остальное – правда? А Ян с красными глазами? Он держал братьев и сестер в плену? Нет. Такое нереально, недопустимо.
Я придумала себе все подчистую.
Но что, если…
Внутренний диалог не заканчивался.
Константин… Он волновал меня не меньше, чем я его. Меня он будоражил даже сильнее. Я испытывала страх, смешанный с интересом, когда находилась рядом с ним.
И не могла найти логическое объяснение своему поведению.
Как бы мне спросить кого-либо об этом и не выглядеть сумасшедшей?
Хорошо, что рядом находился Кинли. Когда его горячий нос коснулся моей оголенной лодыжки, я встрепенулась и отвлеклась, но всего на секунду. Однако когда он ни с того ни с сего запрыгнул на мои ноги и начал карабкаться по мне вверх как по дереву, забираясь на плечи, а затем на голову – этого хватило, чтобы выдернуть мое сознание из моря безумия, в котором я тонула.
Кинли принялся дурачиться, ластиться, просил его пожалеть и настырно привлекал к себе внимание.
И я позволила ему себя занять.
Отцепив Кинли от своих волос и сняв с головы, погладив несколько минут, я заметила, что пол уже кажется устойчивым, спина выпрямилась, а повлажневшие от слез ресницы – высохли.
Поднявшись на ноги, держа Кинли на руках, я продолжила чесать его чешую под шейкой. А потом, отвернувшись от зеркала, вернулась к постели. Бросив мимолетный взгляд в окно, притормозила. Мои брови сошлись на переносице, ведь внутренний двор уже не выглядел так, как накануне, когда я отправилась спать.
На улице стояла глубокая ночь, длящаяся, по моим предположениям, более суток и не имеющая намерений отступать. Каменная кладка стен и булыжники с брусчаткой были подсвечены серебром луны и припорошены блестящим снегом.
А на этом снегу, окруженные стенами, томились иные существа. Не костомахи. Цмоки. Четыре чужих дракона.
Цвет их чешуи говорил о том, что я с ними не знакома. Окрас каждого имел уникальный оттенок: бордово-красный – у одного, серый – у другого (да и вдобавок у него оказались крылья медного отлива), золотой – у третьего и кремово-желтый – у четвертого.
Золотой дракон стоял у входа в крепость. Остальные лежали во дворе, растянув тела на брусчатке.
Насупившись, я проследила за ними минуту и убедилась, что они вроде бы не враждебны. В любом случае цмоки не пытались напасть на замок или даже сдвинуться со своих мест. Не причиняли вреда они и костомахам, снующим между тенями, отбрасываемыми постройками. Впрочем, и костомахи не трогали их.
Не желая погружаться в пучину ночных кошмаров и наспех приняв решение, что отдых можно считать законченным, я собралась вернуться к Яну и остальным, дабы узнать новости о том, кто еще пожаловал в наше убежище.
Обернувшись, я посмотрела на изумрудное платье и вновь нахмурилась. И оторвавшись от окна, прошествовала мимо наряда.
Если раньше я побаивалась угрозы Валентины, которая приказывала мне облачиться в самое пышное и помпезное платье, которое имелось в здешнем гардеробе, то теперь ситуация кардинально изменилась. Я намеревалась ее ослушаться. На сей раз я жаждала поступить именно так, как хочу.
Отразив ее попытки меня напугать, я, возможно, и впрямь стану смелее, пребывая в этом враждебном мире. Пусть даже выбор платья и является мелочью. Но мне необходим кураж.
Бросив вызов страху, который внушала меня сестра Яна, я верну себе часть внутренней силы, которая у меня есть. И вряд ли Валентина убьет меня на глазах у брата. И точно не отведет в темный угол, чтобы совершить преступление. Я нужна ей, чтобы победить ненавистных волков.
Может, убьет меня позже. Если успеет – прежде остальных монстров.
Приблизившись к шкафу, я распахнула дверцы, чтобы изучить содержимое. Абсолютно все наряды были, мягко говоря, экстраординарными. Не то чтобы они не нравились мне – платья действительно оказались великолепными, и я знала, что буду в любом из них очень красивой, хоть это меня сейчас ни капли не волновало – просто они были далеки от моего мира и моей прежней жизни. Желание ощутить опору, обращаясь к своему прошлому, привело меня сюда, и я не собиралась отступать.
На глаза попался черный замшевый корсет. Внимательно его рассмотрев, я окинула оценивающим взором свое длинное воздушное белое платье и умозаключила, что лучшего решения не найду. Теперь у меня будет комплект.
Затянув шнуровку, я разгладила юбку, поправила свободные рукава, задняя часть которых – весьма удлиненная – практически касалась пола, и дополнила образ кожаными сапогами на каблучке, которые в Средневековье, вероятно, использовали для верховой езды или охоты. Пробежавшись расческой по волосам, которые неестественно завивались из-за отсутствия фена и наличия вязкого воздуха, я взяла Кинли на руки и вышла в коридор.
* * *
Я не плутала: мне быстро удалось найти верный путь. Я уже начинала понемногу ориентироваться в замке. И когда я достигла зала с зеркалами и золотой лепниной на стенах и потолке, Барбару в помещении я не застала, что сочла хорошим знаком.
Однако и в каминном зале, где висели портреты, никого не обнаружилось. Не упуская случая, я приблизилась к картинам, хотя дала себе слово этого не делать. Нашла изображение Александры, сестры Яна, и долго вглядывалась в невзрачное личико, обрамленное блекло-серыми волосами, схожими своим оттенком с хмурыми тучами. Глаза девушки были подобны льдинкам, и я пыталась понять, ее ли видела в недавних грезах.
Но, к сожалению, не могла дать ответ. Ее образ в моей памяти уже смазался, на него наложились другие обрывочные видения, поразившие мой уставший разум.
Оставив в покое Александру, я направилась в столовую, но и там никого не оказалось. Зато меня настигли звуки музыки. Кто-то играл на рояле. И в мягкой переливающейся мелодии растворялись приглушенные голоса.
Под аккомпанемент рояля и шепота я переступила порог – двери были распахнуты – и очутилась в доселе неизвестном помещении. Цианового цвета зал.
Здесь собралась целая толпа.
Оступившись, я замерла. Зал полнился силуэтами, смахивающими очертаниями на людей, хотя это совершенно точно были не они. Повсюду витали клубы белого и голубоватого тумана, а еще сильно пахло благовониями. Меня окутывали ароматы трав, цветов и леса.
Люди, точнее, не совсем люди, были разодеты в пух и прах. Наряды некоторых походили фасоном на старинный камзол Яна или же платье Валентины, хотя я заметила и щеголявших в плащах и простых и, на мой взгляд, странных и диковинных черных одеяниях, словно сотканных из плотных теней.
