Павианы отреагировали мгновенно, припустив в сторону скалы и за секунды взобравшись на уступ перед пещерами.
— Точно как наши зулусы, — посмеиваясь, африканер положил винтовку рядом с собой, потом, достав два патрона, дозарядил магазин.
У нас оставалось три винтовки, не считая двух, что парни взяли на охоту, но патронов было мало. Кроме снаряженных магазинов, оставалось еще восемь патронов россыпью, при массовой атаке павианов нам просто не хватит боеприпасов.
Тем временем на уступе скалы началась свара: вожак набросился на вернувшихся, слышался визг и отчаянный лай. Один из павианов, уворачиваясь от клыков вожака, сорвался со скалы, ударился боком о выступ и упал вниз, но остался жив, потому что доносился его жалобный визг. В поле зрения он не появился.
— Минус один, скорее всего, сломал лапы, — Нат подкинул немного хвороста, — сейчас вожак, применив силу, организует вторую атаку, стрелять придется всем.
— А если убить вожака? — предложил я. В ответ на это африканер покачал головой:
— Для меня расстояние большое, больше ста метров, а цель слишком маленькая, если промахнусь, будет только хуже. Вот если он возглавит атаку, тогда сниму его.
Следующий час ничего не происходило, только движение на скале, но попыток атак не было. Когда мы уже решили, что обезьяны усваивают склоки не хуже местных зулусов, столкнувшихся с отпором, на уступе началось оживление и почти все павианы спустились вниз. На уступе скалы остался вожак и с десяток фигурок поменьше.
— Только кормящие самки остались с ним, сейчас и они пойдут в атаку, — Нат взял винтовку. Потянулся за ружьем и Айман.
Я тоже взял в руки, но руки дрожали, и ствол ходил ходуном. Если и стрелять, то только с упора. Метрах в пятнадцати сзади был довольно большой валун, мне по пояс. Я положил винтовку на валун, целясь в сторону павианов. С этой точки значительно уменьшался сектор для обстрела, но выбора у меня не было.
— Алекс, стреляй только наверняка, — предупредил меня африканер. Я кивнул в ответ, давая понять, что услышал его слова.
В этот раз павианы не бросились в атаку сломя голову. Они передвигались ползком. Из невысокой травы торчали их красно-оранжевые зады. Грянул выстрел, за ним — второй. Первый павиан остался лежать неподвижно, второй, отчаянно визжа, понёсся, падая и кувыркаясь, в сторону скалы. Не пробежав и десятка метров, павиан упал и затих.
Двигавшиеся молча обезьяны поднялись во весь рост и, отчаянно визжа и лая, понеслись прыжками в нашу сторону. Три выстрела грянули почти одновременно. Я только ранил свою цель, в то время как еще два павиана, кувырнувшись через головы, остались лежать неподвижно. Я успел выстрелить еще раз, на это раз сразив наповал, Айман и Нат сделали по два выстрела. Передние павианы были от нас в метрах двадцати, когда со стороны леса выскочили Кевин и Пит. Вступив в битву, они решили ее исход.
С отчаянными визгами стадо изрядно поредевших павианов понеслось в противоположную сторону леса. Они миновали скалу и исчезли за деревьями.
Кевин и Пит подбежали к нам.
— Снимите вожака, он на скале, — Нат указал направление.
Пит встал, закрыв уши руками. Его брат положил ствол на плечо и секунд двадцать целился. Грохнул выстрел. Вначале я подумал, что Пит промахнулся, потому что вожак остался на месте. Но через несколько секунд его тело словно надломилось, он упал и, не удержавшись на краю уступа, сорвался вниз. Звук удара тела о землю мы услышали даже на таком расстоянии.
Самки павианов после смерти вожака разразились гневными криками и, как по команде сбежав вниз, исчезли между деревьями вслед за бежавшим ранее воинством.
Убедившись, что павианы бежали и нам не грозит опасность, Пит послал Кевина принести добычу, брошенную им по дороге в наш временный лагерь.
Пока мы считали обезьян — вместе с вожаком мы нашли двенадцать трупов — Кевин вернулся, неся на плечах маленькую антилопу, при виде которой больше всех обрадовался Айман. Сомалиец боялся, что добычей снова станет кабан, запрещаемый мусульманам в еду.
Дукер — это пугливые и неуловимые мелкие существа, предпочитающие труднодоступные места, это лесные обитатели предгорий. Их название произошло от слова «водолаз» на языке африкаанс, из-за способности быстро прятаться, прыгая в воду или в заросли кустарника.
Все это мне объяснил Нат, ловко разделывая добычу, которая теперь казалась небольшой поджарой овцой.
Пока Айман с Кевином собирали хворост, а Нат разделывал добычу, я просто наблюдал за его работой. Пит проверил наши боеприпасы:
— Двадцать патронов на пять винтовок, — скупо оборонил он и начал чистить оружие, усевшись неподалеку от нас.
Меня удивляло немногословие братьев, которые за целый день могли ограничиться парой, и то, отвечая на вопросы, обращенные к ним.
Снова пришлось жарить мясо на углях, емкости, чтобы отварить, у нас просто не было. Айман с большим удовольствием съел свою порцию, половину тушки было решено приготовить ближе к ночи, чтобы с утра, перехватив оставшиеся жареные куски, двинуться дальше.
Я вспомнил про прудик и, сопровождаемый Натом, полчаса плескался в ледяной воде. Потом снова постирал свои вещи, разложил их на камнях и немного позагорал голышом. Стесняться здесь было некого. Братья и Айман также искупались и постирали свои вещи. Я уже чувствовал себя хорошо и настаивал немедленно двинуться в путь, но согласился с доводами Ната, что через несколько часов начнет темнеть, а лучшей стоянки на ночь, да еще с питьевой водой, нам не найти.
Так как имелось время и делать было нечего, я уговорил Ната пойти по грибы. Вначале африканер долго не мог понять, что я собираюсь искать, а когда понял — то пришел в ужас.
Грибы! По мнению Ната, все были ядовитые, да и встречались крайне редко. Их африканеры не ели от слова «вообще». Негры грибы использовали, но они их тоже не ели, а курили, высушив и измельчив. После такого они впадали в транс и общались с духами. Так выходило со слов Ната.
Я вспомнил татуированного негра и его подельника, курившего марихуану в Питермарицбурге, где мы с Айманом очнулись в ангаре с кандалами. Может, и у них в марихуану были подмешаны грибы, потому что вели они себя неадекватно.
Мы почти два часа облазили все участки леса поблизости от нашей стоянки, но, кроме плесени на влажных от ручейка скалах, ничего, напоминавшее грибы, не нашли. Вернувшись, я растянулся у костра, который почти погас. Но угли еще тлели. Я, подкинув пару веток, снова увидел язычки пламени. Костры я любил еще со времен поездок к деду, когда он меня учил плавать. Дед всегда разжигал костер, чтобы я мог согреться.
Ноги гудели, последствия отравления еще не прошли. Вечером Айман нашел на скале плоский кусок плитняка размером с большую сковородку. Хорошенько промыв его в воде, он пристроил плитняк на камнях вокруг костра. Дождавшись, пока камень хорошо нагреется, смазал его верхнюю поверхность жиром из брюшины убитого дукера. Потом, нарезая тесаком плоские куски мяса, стал его жарить, переворачивая, чтобы не подгорело.
Вкус был шикарный и отличался в лучшую сторону от прежнего мяса на ветках. Когда мы наелись, он снова повторил эту процедуру, нажарив мяса столько, чтобы хватило на пару дней. Он охладил его в ручье, затем обсыпал солью и завернул в тряпицу. Воду мы пили вдоволь и сейчас ложились, распределив часы охраны, с полным пузом и умиротворенные.
Ночь прошла спокойно. Лес, как всегда, жил своей жизнью. Слышался плач, который Нат определил как «игры шакалов», где-то далеко был слышен душераздирающий крик птицы, оказавшейся бородачом, любящим предгорья. Лая и визга павианов мы не слышали, преподанный урок они усвоили и убрались с этих мест.
Утром, наскоро перекусив холодным мясом — очень не хватало перца и хлеба — напились вволю и сменив запас воды в бутылках, снова двинулись в путь.
Солнце только всходило над верхушками холмов, когда мы, в боевом порядке, с винтовками на плечах вошли в очередную лесную чащу и начали подъем по склону, надеясь завтра к вечеру выбраться из осточертевших гор.
