Причина ее вторжения в чертоги моего рассудка была неочевидной. Она словно воспроизводила в моей голове ожившие иллюстрации обо всей их семье. Показывала Яна и события, которые случились – то, чего он не говорил мне. И не сказал бы.
Я увидела, что он скрывал долгие годы и в чем не решился бы признаться сам.
Намерения Мораны касались того, чтобы я имела полное представление о нем. Возможно, она почувствовала, как я к нему отношусь. Видела нашу дружбу, начавшуюся с первых лет моей жизни, и то, как трепетно мы относимся друг к другу. Она уловила нашу связь.
Гай отпустил меня.
– Значит, она хочет, чтобы я узнала Яна, – робко шепнули мои губы.
– Похоже на то. Пожалуй, в каком-то смысле ты всегда была в безопасности. Она находилась рядом с того момента, как вы ступили на землю рубежа и предвестница вас заприметила. Не желая тебе зла, она в некоей степени присматривала за тобой.
Наверняка Морана сильно напортачила, ведь Ян злился на нее давно. Что, если она хочет что-то исправить?
– Прошу, Гай, пусть она не заблуждается – мы все в опасности, пока Морана рядом, – стальным тоном отчеканил Ян, возникший в дверном проеме.
Вот и он – мой дракон. Радужки горели ультрамариновым успокаивающим свечением, Ян стоял – в черной шелковой рубашке – и смотрел на меня в упор, я же застыла как вкопанная, продолжая кутаться в его камзол.
Он пришел сюда вместе с Валентиной, возвращаясь из зала совещаний. Внезапно Ян ринулся ко мне. Приблизившись, взял за руку.
– Морана – вовсе не та, кем пытается предстать перед тобой, – произнес он, называя мать строго по имени. И обратился к братьям: – Если ее план заключается в том, чтобы из-за меня терзать Аву назойливыми образами, то надо показать ей все от начала и до конца и закончить игру.
– Я не настаиваю, – шепнула я, позволяя ему переплести наши пальцы.
Ему ведь так сложно говорить о прошлом и даже мимолетно касаться его.
– Покажи ей все, Гай, пока нас не будет.
«Он не хотел, – пронеслось у меня в голове. – Не хотел шагать в прошлое. Не желал самолично открывать мне правду, хотя мог. Но приглашал меня прогуляться по собственной жизни».
– Ян, ты же понимаешь, что таким образом мама пытается обратить на себя твое внимание? – спросил его Гай напоследок, когда рука собравшегося уходить Яна выскальзывала из моей. – Вдруг на сей раз она хочет помочь? – прибавил Гай, возможно, пытаясь проложить узкую тропинку к их примирению с матерью.
Но Ян с черствостью ответил:
– Хотела бы помочь – уже помогла бы.
– Ян, она боится.
Дракон с ярко горящими глазами устало выдохнул.
– Кого, черт возьми, может бояться богиня смерти? – с гневом спросил он.
– Тебя, – просто ответил Гай.
Дракон раздраженно передернул плечами. Прежде чем он ушел, я остановила его, тронув за предплечье, и вернула камзол.
Долго глядя в дверной проем, исторгавший теперь лишь тьму, я думала: «Неужели Морана действительно боялась Яна?»
Чем-то она глубоко ранила сына, и естественной вещью, которая могла сейчас ее страшить, являлось то, что Ян никогда ее не простит и отвергнет ее, если она придет. Быть может, именно через меня она длительное время пыталась вызвать его на разговор, но безуспешно.
Глава 8
Сны Мораны
Я видела происходящее размазанным, наверное, потому, что это были не воспоминания Гая, а рассказанные ему когда-то Яном.
Сын изгнанного бога находился в моей голове или же я очутилась в его – то было мне неведомо, однако, касаясь пальцами моих висков, он соединил наши разумы и не произнося ни слова, общался со мной всплывающими образами, видениями и внутренним голосом.
Мысли Гая вспыхивали в моем рассудке, словно мы были единым существом.
Мы узрели Морану, богиню смерти. Их мать. Женщина с угольными волосами и кожей белее мела, уже являвшаяся мне ранее, была в плотном бордовом платье с меховой оторочкой и в плаще, подолом которого при ходьбе вздымала с земли снег, закручивающийся в вихри, рождающий метель. На голове виднелась корона из древесных ветвей, в правой руке – переливающийся серебром серп, которым она рубила нити, связывающие души с телами.
Часть из душ попадет в пекло к Чернобогу, ее избраннику. Она – сама смерть. Он – бог ада, король кары, которая постигнет после смерти грешников. Но его лица я не вижу, лик Чернобога скрыт в тени шлема, будто у него нет плоти, а под доспехами, в которые облачен его могучий, устрашающий торс, клубится неосязаемая мгла.
Только двумя прожекторами из глубокой черноты горели белым цветом глаза – оттенком безбрежной пустоты.
Они с Мораной – идеальная пара. Главные представители Тьмы. Ее олицетворение. И благодаря Гаю я знаю, словно это было доступно для меня всегда, что темные боги, да и любые боги, не могут порождать детей так, как живые люди.
Мы смотрим на клубящуюся черноту, в которой взрываются синие молнии, черноту, которой стали Смог и Морана, слившись воедино. Где-то внутри сумрачной тучи – между ними – сейчас царит любовь.
Но неожиданно чернота взрывается, распадается на куски. Из черного облака самой высокой концентрации тьмы, из самых ее глубин появляется силуэт. И выходит оттуда – уже кобальтовым цмоком с ярко-голубыми глазами. Вокруг двигаются пластообразные туманные массы из различных оттенков угольного.
Это мой Ян. Он принимает второй – человеческий облик – и теперь ступает босиком, обнаженный, по земле нави.
«Кто я такой и зачем явился в этот мир?» – ледяным равнодушным голосом вопрошает он.
«Ты – наш сын, – говорит Морана. Ее глаза сияют от восхищения. – Ты – наш первенец».
Мой дракон, как и все ему подобные, родился сразу взрослым, но ничего не знал о месте, в котором оказался. Он – сын темных – навьих – богов. И первым делом отец показал ему свое царство – пекельное, полное смога и густой смолы. Полное огня и криков, боли и страданий.
«Вот души, которые мы должны очистить. Вот что, что мы делаем изо дня в день. На протяжении вечности. И это будешь делать ты».
На протяжении последующих столетий Ян видел лишь терзания душ. И это стало единственной правдой, которую он знал о мире, единственным смыслом существования. Он мучил души, очищая их вместе с отцом. Несколько тысячелетий он занимался пеклом, помогая Чернобогу, выполняя его приказы, служа Тьме.
И в эти тысячелетия рождались его братья и сестры – Алексей, Валентина, Константин, Александра. Подобно Яну и в свой черед каждый тоже начал помогать отцу в аду.
Как-то раз Ян сказал матери:
«Я узнал ремесло отца. Теперь покажи мне свое».
И тогда Морана взяла его в явь, повела к местам смерти, чтобы собирать вместе души. И Ян впервые узрел мир людей. Тот ничем не напоминал пекло, а необычные создания – люди – были не похожи на кричащие, перепачканные смолой, злобные души, что пребывали в аду.
Большинство людей выглядели другими и внутри были тоже иными. Увиденное показалось Яну новым и интересным, каким когда-то представлялось пекло, и он стал бывать с матерью в порубежном мире чаще.
Не все создания, за которыми он следил в яви, становились теми, кто попадал в пекло. Некоторые уходили в вырай. Они были чисты. Но иногда даже тех, кто попадал в ад, Ян мог понять. Наблюдая за человеческими жизнями, он неизбежно проникался к смертным некоторым сочувствием. Мог их оправдать, ведь столько нехорошего выпадало на их долю, столько всего вынуждало и искушало творить зло. Порой у них просто не оставалось выбора. Иногда он считал меры отца излишними.
Подобное поведение Яна не нравилось Чернобогу. Тот не слишком жаловал людей, считая их низшими созданиями, считая их лишь сосудами, оболочками, в большинстве случаев наполненными грязью, которую он призван был очищать.
Отец у Яна отличался строгостью. Главное его желание состояло в том, чтобы Ян правил пеклом – вместе с ним. И наследнику правителя ада не полагалось проявлять сочувствие к людям. По мнению Чернобога, его сын должен был ставить себя выше их, выше волколаков, даже выше других цмоков.
