И я научила Мину молитве, заклинанию, которое читалось при полной луне, не позволяя колдунам обратиться.
К заклинанию я сделала приписку, которая была мне нужна, слова в нем оканчивались фразой: «…и смерть не подступится: обиталище обессиленных для нее обернется преградой – пу́стым месяцем полной луны». Таким образом Мина думала, что богиня луны наделила ее чарами, которые будут защищать ее семью от волков. Но то была я, Жива, которая будет защищать и ее семью, как и остальных живых существ во всех мирах – от Дивии.
Храбрая Мина ни о чем не догадывалась. Она поверила, что я и есть богиня луны. И просто милосердно защищаю ее от оборотней.
Я наделила магией весь ее род, настоящий и будущий. То была часть моей души, полная ненависти, злости и гнева. Воспламенившаяся благодаря Дивии, которая ее же и погубила. Непомерная сила, обжигающая, неудержимая, но направленная лишь на мою соперницу.
Виток магии оставался в каждой смертной ровно на такой срок, чтобы не успеть разрушить своей мощью хрупкую человеческую плоть и повредить душу, скользил между ними, ни на ком долго не задерживаясь. Сперва от сестры к сестре, а потом переходил к дочерям, когда кто-либо достигал возраста восемнадцати лет.
Я решила, что так будет правильно, поскольку в древности девы выходили замуж совсем юными, и к этому возрасту у них уже были дети, которым они могли передать магию. А проследить за источником чар оказалось весьма сложно. Я не сомневалась, что никто их не заметит. Если же ведьма умирала, магия переходила к другой. Цепочка никогда не должна была прерваться.
– Значит, так волки и перестали обращаться, и война была проиграна ими, – проронил Ян. – Мы долго пытались понять, в чем дело и куда они исчезли. Получается, причина была в тебе.
– Да, – подтвердила Евгения. – С тех пор я долго наблюдала за подопечными, помогала им, наделяла благополучием. Старалась, чтобы род Мины не оборвался, а магия передавалась. Посылала им благодать и помощь, женское здоровье, а когда кто-либо не мог зачать ребенка – я благословляла женщину на материнство. – Богиня сделала паузу и наклонила голову набок, внимательно посмотрев на меня и с интересом разглядывая.
Уголки губ Живы поползли вверх, она мягко улыбнулась мне и едва заметно кивнула, а меня пробила мелкая дрожь.
Жива – покровительницей женщин и матерей… Возможно, она помогала и моей матери.
А я родилась как раз вовремя: мама была уже взрослой, а обладательницей амулета-лунницы являлась тетя, но и ее возраст приближался к совершеннолетию. В роду не оставалось никакой другой девушки или девочки, и тетка не могла передать магию никому.
Тогда и появилась я. И была единственным ребенком в семье. Но я никогда не задумывалась, почему мама уже не рожала.
Возможно, мое появление на свет было своего рода чудом.
– Я имела беспрепятственную возможность наблюдать за каждой женщиной в этом роду, возвращаясь к ним по незримым нитям своих чар. И как-то раз я увидела рядом с одной из смертных тебя, дракон, – продолжала Жива. – А ведь ты – сын самого Чернобога. Я знала, как для вас важно, чтобы волки больше не обращались. Я невольно помогала вам, несмотря на то, как поступил со мной твой отец. Оказывала вам поддержку и тысячу лет назад, и сейчас. Однако вы не подозревали, что это делаю я. Но моя причастность должна была оставаться тайной, поскольку Дивия – сестра твоего отца, и он, конечно, не будет в восторге от того, что я с ней сотворила.
Я стала реже навещать подопечных, но я понимала, что возле тебя им ничего не будет угрожать. Юную Алевтину я навещала лишь раз. Кода же на небосклоне сошлись воедино солнце и месяц, я сообразила, что случилась беда – и мое заклинание перестало действовать.
Я пыталась перенестись к Алевтине, к источнику своих сил, но не натыкалась на что-либо осязаемое, лишь на кромешную темноту и полнейшую тишину. Так я решила, что ты умерла, как и остальные члены твоей семьи, а моя цепочка – оборвалась. И Дивия опять обрела могущество.
А когда солнце исчезло и ирий охватила ночь, я поняла, что Дивия стала еще сильнее, чем прежде. Я не ждала вас, но очень рада, что вы пришли, – заключает она, обращаясь к Велесу и задумчиво всматриваясь в Яна. – Спустя некоторое время резко поворачивает голову ко мне. – Хорошо, что ты до сих пор жива. Я считала тебя погибшей.
Меня опять колотит.
Эта встреча, как и ее речи, напомнили мне слова Дивии в доме Яна. Богиня тоже каким-то образом знала, кто я такая. Причем еще до того момента, как я познакомилась с ней.
И та богиня была опасна, мы оба помнили, чем закончился вечер – колдовством, насильственным обращением меня в озерницу и осенним пустым лесом, где я буду блуждать несколько дней, переполненная безразличием к тем, кого люблю, и чуть не умру от обезвоживания, голода и лихорадки.
Дивия сперва тоже вызвала у меня доверие, которое разрушилось в одночасье, когда нас атаковали волколаки, которых она и привела.
И потому к Живе я относилась настороженно. Я сделала короткий, неосознанный шаг ближе к Яну, невольно ища защиты, и наши плечи соприкоснулись.
– Если бы ты могла снова сковать ее – ты бы это уже сделала, верно? – спрашивает Ян.
Я не совсем понимаю, что именно он имеет в виду.
– Да, – отвечает Жива. – Магия, часть души, которую я отдала Мине, не вернулась ко мне. И достаточной силы, дабы ее победить, я теперь не имею. Мои чувства негодования притупились за столько лет, а та сила родилась от великого гнева и пылающей ревности. И даже если я сейчас воссоединюсь с ней – она меня разрушит, я не выдержу подобную боль из собственного прошлого. Поэтому ключ ко всему – эта юная девушка.
Я хмурюсь, вслушиваясь в смысл сказанного ею.
И глубоко вдыхая свежую прохладу летней ночи, благоухающей цветами, возражаю:
– Но я не могу пользоваться вашей магией. Мне исполнилось восемнадцать лет.
– Думаю, я смогу заново передать ее тебе, но мне нужен источник, – заявляет Жива. – Где он?
Мы с Яном переглядываемся. Я вспоминаю свой амулет: серебряную цепочку с кулоном в виде лунницы, с перламутровым камнем адуляром в центре. И мысленно вижу – как наяву, – что огромные черные лапы подцепили мою двоюродную сестру Кристину за спину, и она неестественно выгнулась, извергнув стон боли от впившихся в ее позвоночник когтей.
Всего на секунду задерживаю внимание на воспоминании, и перед внутренним взором блестит серебро лунницы на шее погибшей сестры.
Я совсем забыла об амулете с того самого момента, когда в спешке покинула дом – родную ферму – на широких крыльях кобальтового цмока. Забыла о том, что передала амулет Кристине и он остался на ее шее. Где он сейчас? Похоронен вместе с ней? Или предусмотрительно отобран волками?
– Ян? – лепечу я.
– Когда я возвращался на место происшествия, лунницу не обнаружил. Вероятно, волколаки забрали его. Кулон утерян.
– Лунница? – переспрашивает Евгения. – Кулон почти ничего не значил. Обладание им просто указывало на принадлежность магии конкретной хозяйке. Это атрибут. Но где лунный камень? Когда я мысленно пытаюсь следовать к нему, обращаясь к собственным чарам, я не вижу ничего, кроме черноты.
– Лунный камень и был в луннице, – отвечаю я, впадая в отчаяния.
Мы проделали огромный путь, от моей фермы до рая, побывав в нем уже второй раз, чтобы понять – неудача поджидала нас здесь.
Но Жива отрицательно мотает головой из стороны в сторону.
– Нет, – говорит она. – Если хозяйка умирает, магия переходит к следующей по женскому роду. Если таковой нет – в лунный камень. Другой, большой. Он и был источником, хранилищем силы, которая не могла высвободиться и исчезнуть в ту ночь. Поэтому я и создала его, ведь лишившись контроля, чары принесли бы с собой разрушение в мир яви. Где он?
Я теряюсь. Не могу припомнить ничего подобного и начинаю нервничать, копаясь в мыслях. Чувствую облегчение от того, что надежда есть, но и в то же время напрягаюсь, поскольку уверена: никакого большого лунного камня в нашем доме нет и в помине.
