О том, как люди обживают старые дома и строят новые. Как перерабатывают солнечную энергию и энергию ветра в электричество. Из чего делают бумагу. Почему при обжиге затвердевает глина. Как охотятся на кабанов, а как — на зайцев. Почему можно спать зимой в палатке прямо на снегу и не умереть от холода...
— А Лазарь-то ваш где? — спохватился однажды Серый. — Почему не приходит? До сих пор дуется, что ли?
— Лазарь ушёл, — удивлённо отозвалась Гликерия. — Давно уже. Вы ушли, а на следующую ночь Николай его в Джубгу проводил. Лазарь ревел шибко, что не хочет больше у нас в посёлке жить. Мать Серафима спросила: а где хочешь? Он говорит, где угодно, только не здесь! Здесь меня все обманывают. Кричал, ногами топал... И мать Серафима попросила Николая в Джубгу его отвезти.
— Ишь, попёрло, — хмыкнул Серый. — Кабы я по детству такой концерт устроил, так меня бы разве что до ближайшей лавки отвезли. Чтобы выдрать сподручней... И как он, в Джубге-то? Не орёт больше?
Гликерия пожала плечами.
— Наверное, хорошо. Раз назад не просится.
— Глупый он, что ушёл, — солидно рассудил Зенон. Запихал кулаки в карманы штанов и сдвинул на лбу тонкие, едва заметные брови. — Тут вон как интересно стало, а он ушёл... А расскажи ещё что-нибудь? А?
Дети встречали Серого с работы и шли вместе с ним до дома. Терпеливо дожидались, сидя на крыльце, пока они с Эри поужинают, и провожали в лечебницу. Когда наплыв посетителей увеличился настолько, что Серый не успевал до рассвета управиться со всеми желающими, Мария настояла на том, чтобы работу он и Эри заканчивали раньше. Георгий недовольно хмурился, но против мнения большинства возражать не посмел.
А детей не получалось выставить из лечебницы ни за какие коврижки, Серому пришлось выдержать тяжёлое сражение на педагогической почве с Серафимой. Он с первой же ночи, увидев в лечебнице зрителей, объявил, что нечего таким здоровым лбам дурью маяться, и быстро нашёл занятие каждому. Серафима охала и хваталась за сердце: в посёлке Шамана дети традиционно не участвовали ни в каких работах.
«Он отпилит себе пальцы!» — уверяла Серафима про Виссариона, которого Серый отправил резать сушняк для печурки-плиты, на ней кипятили инструменты и полотно для перевязок.
«Она обожжётся! Обварится кипятком!» — про Гликерию, которую Серый приспособил ставить во дворе огромный самовар — старинный, живший в посёлке ещё со времен до того как всё случилось. До сих пор самовар не использовался, собирал пыль в чулане. Серый заметил его случайно. Вытащил во двор, велел Виссариону почистить, и утром следующего дня посетителям лечебницы, дожидающимся в очереди, Серафима и Мария предлагали чай. Это сбивало нервозность и переключало людей на общение между собой, Серого меньше дёргали дурацкими вопросами.
Серафиме и Марии Серый, изо всех сил стараясь быть вежливым, объяснил, что вероятность зарубить себя топором или обварить кипятком насмерть ничтожно мала. А мелкие издержки, если вдруг возникнут, «мелюзге» только на пользу пойдут.
— Во, смотрите, — Серый поддёрнул штанину, показал шрам на колене. — Топор воткнул по детству, лет шесть было. И ничего, бегаю быстрей здоровых. И как с топором обращаться, навсегда запомнил.
По вытянувшимся лицам Серафимы и Марии понял, что подобные методы усваивания учебного материала здесь вряд ли одобрят, и сердито добавил:
— На таких кабанах пахать надо, а у вас они в бирюльки играют! — И отошёл, сделав вид, что не заметил, как покраснели Виссарион и Гликерия.
Справедливости ради, до ухода Шамана у Виссариона было занятие: он и Ариадна служили кем-то вроде связных между Шаманом и другими посёлками. Официально «несли учение Матери Доброты», по факту же являлись распространителями приказов Шамана — с одной стороны, и его осведомителями, собирающими информацию о том, что происходит в округе, с другой. Но после того, как Шамана увёл Кирилл, а Ариадна скрылась в неизвестном направлении, Виссарион шатался по посёлку, как неприкаянный. Здесь, похоже, никому попросту не приходило в голову, что парня можно приспособить к другому делу.
Серого это изрядно подбешивало. Он почему-то был уверен, что Виссарион будет возражать против новых обязанностей, а тот неожиданно обрадовался.
— Говорю же тебе, — убеждала Эри Серого, когда они вернулись домой после очередного прививочного сеанса, — не такие они глупые и ленивые, как вы с Джеком думаете!
Серый с усмешкой качал головой, но не возражал.
Он и сам начал чувствовать, как окружающая их атмосфера потихоньку меняется. Своими в посёлке они с Эри, безусловно, не стали, но и ледяная стена, отделившая их от местных после пожара, заметно подтаяла.
Уход Джека, вероятно, сыграл в этом не последнюю роль. Насмешливый, непредсказуемый, едва ли не каждым словом или поступком вызывающий если не оторопь, то недоумение, местных Джек сбивал с нарезки уже самим фактом своего существования. А к Серому и Эри — в силу возраста, должно быть, — люди относились куда спокойнее. По-прежнему опасались чужаков, но «на прививку» всё-таки потянулись — желание иметь детей, видимо, пересилило страх.
Серый подумал, что отец, находись он здесь, радовался бы этому не меньше, чем окружающим посёлок плодородным землям. С этой мыслью и уснул.
А следующим вечером, когда они с Эри шли к площади за распределением на работы, увидели бегущую им навстречу Марию.
Серый остановился. Пытался уговорить себя, что дурное предчувствие обманывает, что на самом деле ничего не случилось — но понимал, что это чушь. От хорошей жизни так не бегают.
— Что-то случилось, — эхом подхватила мысли Эри. Она тоже остановилась и смотрела на Марию.
— Люди, — добежав до них, выдохнула женщина. — Те, что приходили в лечебницу вчера... Они больны. Все.
Глава 21
Мрак
— Да пойми ты, блин! — Мрак со злости уже готов был прибить Стафку. — Я не домой иду, и не в баню к девкам. Мне Шамана догнать нужно.
— Вот, вместе и догоним. — Стафка от него так и не отлипал. Мрак пытался шагать быстрее, но под тяжёлым рюкзаком — поди пошагай. А пацан упорно сопел рядом. Не отставал. — Я уж сколько мечтаю с Шаманом встретиться! Рассказать хочу, что у нас в посёлке творится.
— Я и дальше буду идти, когда уже светать начнёт.
— Я тоже буду.
— Сгоришь к хренам.
— Да и наплевать! Лучше сгореть, чем возвращаться. — Стафка посопел. — Ну вот, вернусь я сейчас — и чего? Дмитрий ведь, небось, в посёлке уже. Ему вопросы задают. Кто-нибудь точно спросит, где я.
— Ну, и что?
— Ну, и что он скажет-то?
— Что обосрался да сбёг, — буркнул Мрак.
Стафка неуверенно хихикнул.
— Ну... так он, конечно, не скажет. Но мне потом жизни не будет, это точно.
А ведь не дурак пацан, — мелькнуло в голове у Мрака. Как там Кирилл сказал — эмбрион под микроскопом собирали?.. Если так, то материал подобрали что надо. При всех их заморочках по Доброте, враз отдуплил, каково этому Дмитрию прилетит — когда он, Стафка, в посёлке нарисуется. Весь такой несчастный и брошенный... И как его этот Дмитрий потом гнобить будет — после того, что от односельчан выслушает. А уж в том, что возможностей гнобить Эльвира любовничку отсыплет по полной, можно не сомневаться. Влюбленная баба — дело такое. Тут уж Стафке и впрямь только посочувствовать... Но сочувствовать было категорически нельзя.
— А при мне, значит, житуха будет охренеть какая? — постаравшись добавить голосу сарказма, бросил Мрак. — Я, по-твоему, развлекаться собираюсь?
— Нет. — Стафка твёрдо и прямо смотрел на него. — Я знаю, что не развлекаться. И понимаю, что легко не будет. Только Дмитрий меня на дороге бросил, а ты накормил. — И вдруг вкрадчиво спросил: — У тебя же коня убило, так?
Мрак покосился, но ничего не ответил — вопрос был риторическим.
— Я тебе расскажу, как к нашей конюшне незаметно подобраться, — пообещал Стафка. — И каких коней брать. У тебя ж, поди, костюм, как у Шамана, есть?
