Он же сломается. Отдастся во власть отцу, чтобы тот смог творить зло его руками снова? Смог опять подчинит волю Яна себе!
Ян лишится свободы, к которой так долго шел. Моя жизнь ничтожна по сравнению с вечностью, жуткой вечностью, которая его ждала. Он не в своем уме, точно как и его брат – Константин.
Смог кипит. Он такого, вероятно, не ожидал, хоть и желал, чтобы Ян вернулся к нему и стал подчиненным, рабом его воли. Наверняка его поразил выбор сына, король ада не предполагал, что Ян заключит с ним подобную сделку. Вероятно, он и предложил ее, чтобы унизить сына и доказать свою точку зрения.
Возможно, он был уверен, что Ян точно ответит отказом.
За моей спиной звучит голос, еще один голос, кто-то говорит. Слышу плач, в зале появляется Александра. Она замерла у входа, всхлипывает и твердит, что ей жаль. Жмется к стене, вокруг нее расступаются туросики. Я не знаю, к кому обращена ее мольба – к нам из-за того, что я упала во Тьму по ее неосторожности, или к отцу, поскольку она невольно его предавала, заняв сторону братьев и сестры.
Но она рыдает, забившись в угол у двери, и на нее мало кто обращает внимание.
Теперь она становилась свидетелем развернувшейся драмы.
Ян полностью готов сделать то, что требует Чернобог – повиноваться, стать перед ним на колени. Я вижу, как он начинает опускаться, чтобы заключить ошибочную, нелепую сделку. Но внезапно другой голос раздается рядом со мной. Замогильный. Глухой. Шепчущий. Он принадлежит Константину.
Про Константина все давно забыли, но он выглядит напряженным как никогда, примостившись на полу, уткнувшись глазами в рубиновый глянец.
Ян переводит на него взгляд и машинально замедляется. И Константин очень громко произносит:
– Ты больше никого здесь не убьешь! И никому не причинишь вреда!
Нечто алое взрывается рядом со мной. Словно чувства, которые копились в Константине десятилетия, века, почти тысячелетие. Его неуемная боль вырывается наружу.
Он забывает обо всем – о том, что нож прижат к моему горлу, а Смог – одно из самых сильных созданий во вселенной.
Знаю, что Константин вспоминает смерть Алены в алой реке, в этом бассейне.
Я тоже обращаюсь к ней памятью, и мне страшно от того количества страданий, что Константин носил в себе бессчетные годы, ведь они уже получают освобождение, и мы все видим их воочию.
Столетия подавленных эмоций. Килотонны энергии, которой он способен озарить все пекло и всю навь.
Однако его энергия являлась не светом, а самым черным мраком.
Кромешная ночь резко опускается на зал. Не видно вообще ничего. Туросик возле меня бесследно исчезает. Меня отбрасывает к стене ударной волной, будто дворец атаковало мощным взрывом. Отовсюду разносится грохот хлопков от обращения драконов. Я врезаюсь телом и головой в мраморную стену, вспышки – белые и синие – мерцают в глазах, и я на несколько секунд теряю сознание.
Открываю глаза и обнаруживаю, что чуть светлеет. Я нахожусь на руках у Александры – она защищает меня, как того требует древнее проклятие. Она не сражается за отца, она скована моей волей.
Различаю схватку драконов в туманной буре, порожденной Костей. Алексей – асфальтового цвета цмок – разрывает их пополам, борется с туросиками Гай, обратившись в медведя. Вижу Валентину в обличье человека, которая раскидывает врагов взглядом, размазывая ошметки по стенам.
Константин сражается со всеми сразу и со Смогом. Внезапно появляются костомахи, влетающие в окна зала. Наблюдаю, как Ян вступает в схватку с отцом. Их энергии противостоят друг другу, бурлят и готовы разорвать замок в щепки.
Валентина, Алексей и Гай оказываются в меньшинстве против стражи Владыки пекла, и я поворачиваюсь к Александре лицом.
– Сражайся за братьев и сестру. Сейчас же! – резко приказываю ей. – Немедленно!
Она тотчас отталкивает меня и обращается в дракона, взмахивает крыльями и в зале рождается ветер, прародитель смертоносного урагана. Вихря, способного изменить перевес сил.
Слежу за Александрой и понимаю, что мы не застряли в волшебной сказке, где к герою пришло осознание грехов, и он сразу исправляет ошибки и становится иным.
Александра была обычным, живым, но тысячелетним существом, и если люди так долго и тяжело менялись за свою короткую жизнь, то как сложно будет измениться ей, когда за прошедшие годы так много опрометчивого было совершено? Не очень приятно контролировать ее с помощью заклятия. Повелевать ей. Но лучше это будем делать мы, точнее, я сама. Лучше я, чем ее беспощадный отец.
Раскаленный воздух пропитывается электричеством от рассекающих его молний. Я беспомощно взирала за развернувшейся в зале битвой, в страхе жалась к стене и размышляла о том, почему Костя все же сделал то, что сделал? Наверное, не мог позволить отцу опять повторить содеянное, произошедшее много лет назад.
Константин любил Алену, а отец навсегда ее забрал.
Константин не мог допустить подобное здесь и сейчас – той трагической истории – с его братом или с кем бы то ни было еще.
И вот что-то сместилось в многовековом противостоянии внутри их семьи. В первый раз.
Я видела, как Ян пытается снять шлем со Смога. Властитель ада стоял на коленях. Константин копил силу тысячу лет, ее хватало, чтобы одолеть Чернобога.
Сквозь гул ветра братья зовут Валентину, и она оборачивается, прерывая бой. Прежняя нерешительность вспыхивает во взгляде, когда она смотрит на отца.
Ян приказывает ей, громко и повелительно, чтобы она с ним разобралась, как уже кричал прежде, когда она не рискнула, боясь последствий. Испугавшись, что у нее не получится, а отец все равно победит, отомстит ей, накажет.
Ян продолжает неистово орать, и Валентина медленно опускает необычайно длинные ресницы, выжидает несколько секунд в неуверенности, затем делает глубокий вдох и вмиг поднимает глаза.
Смог разрывается на куски, разлетается в разные стороны.
Она сделала то, на что не решалась много лет. Положила конец этой схватке.
Теперь я по-настоящему осознала, что Смог ненавидел людей. Искренне и самозабвенно. Он так преисполнился жгучей ненависти, что ему стало наплевать на мировой баланс, который он когда-то поклялся поддерживать, присягнув Тьме.
Он ненавидел их, потому что его дети беззаветно любили простых смертных.
Да, они должны были любить, но, по его мнению, не слишком сильно, а свысока, как своих подданных, тех, кто поклоняется цмокам, как рабов, как безвольных низших существ.
Драконы же лучше всех, выше остальных созданий. И ценнее.
Ценнее волков, других ирийских богов. Драконы в его понимании – совершенны. Их врожденное самолюбие и высокомерие являлись для Смога идеальными качествами.
Смог был средоточием всего. Фундаментом. Основой. Предводителем. Но однажды Константин полюбил смертную девушку – как равную себе. Высокородный дракон из королевской семьи воспылал страстью… к человеку. К оболочке – так Чернобог называл каждого из смертных. К душе, которая была никем и ничем.
А такого Чернобог не мог простить ни людям, ни своим детям.
Мне неведомо, что теперь с ним было, но сомневаюсь, что физическое уничтожение, разрушение плотного тела, могло убить существо нави, не говоря уже о древнем боге.
Однако синих искр, навсегда испаряющих ошметки Смога, не наблюдалось.
Последнее, что я вижу, как незнакомые цмоки, служившие правителю ада, и туросики начинают менять звериное обличье на человеческое, а потом по очереди склоняются ниц перед теми, кто только что поверг их повелителя.
Перед наследниками Смога – и преемниками ада. И прежде чем ветер Александры успевает стихнуть, я, перепачканная кровью, окончательно лишившись сил, проваливаюсь в обморок.
* * *
Когда я распахиваю глаза, обнаруживаю себя посреди жаркой багровой пустоши. Рубиново-сапфировая галька впивается в спину и бедра, шею и лицо щекочут волосы – мягкие пряди рыжих локонов рассыпаются на меня, будто падающий с небес дождь. Низкий голос Валентины буквально выводит меня из морока, в воздухе звучат слова на уже привычном, но по-прежнему непонятном праславянском языке.
