Молитва Ансгара стала громче, нервозностью Дрюни — невыносимой.
— Червяк…
— Не лезь! В тот день ты был моим проводником через мир боли. И мы прошли ужасный путь. Сегодня я — её проводник.
Я опустил глаза на гладь. Ни единого всплеска, не единой волны, вызванной испугом или болью. Я разжал пальцы в кровавой перчи, поняв, что Осси вдоволь наглоталась крови. Её пальцы разжались на моих наплечниках и замертво рухнули, скрывшись из виду. Невыносимая боль парализовал её тело огненным удушьем, а разум встал у порога восприятия мира и себя. Она должна принять себя. Она должна понять себя.
Воительница полностью скрылась с наших глаз, оставив моих друзей в глубоких раздумьях.
В глазах Дрюни застыла злоба, но не ко мне. Он злился лишь на себя. А взгляд Ансгара был полон разочарования. Он молчал, но губы его готовы были высказаться о глубочайшем поражении, но поймав мой взгляд, искрящийся уверенностью, парень промолчал.
Сейчас нам нужно всем помолчать.
Я выпрямился, не отрывая взгляда от алого глянца, на котором застыло отражение молодой девушки в кровавом доспехе и плаще из содранных лиц.
Осси либо опуститься на дно, либо переродится. Третьего не дано.
Женское сердце издало несколько стуков, которые уловить мог лишь я, после чего замерло. Замерло, но только для того, чтоб запуститься с новой силой. Застучать, как тяжеленный молот по наковальне. Заработать, как насос, прокачивая тонны крови по узловатым венам.
Скорее всего Дрюня разглядел на моём лице появившуюся улыбку. Он спросил:
— Червяк, что с ней⁈ Она жива?
— Потерпи…
— Вытащи её! — взревел мой друг, хрустя гнойными сочленениями доспеха. — Она не заслужила таких мучений!
— Не нам решать, что она заслужила, а чего — нет! Страшная плата уже внесена в счёт новой жизни. Вопрос в другом: примет она её или отвергнет. И теперь только ей решать, будет она жить или нет.
Я смолк, и алый пол под нашими ногами содрогнулся. Появилось несколько колец, как после брошенного камня в воду. Они многократно увеличились, добравшись до ног моих друзей и тут же скрылись. Рядом с моей ступнёй кровавую гладь испортил появившийся бугорок. Он начал медленно расти, принимая черты женского лица. Появился подбородок, губы, нос, глаза и лоб. Лицо было залито кровью, но постепенно она смывалась, впитываясь в поры на гладкой коже.
Осси. Лицо рыжей воительницы лежало у моих ног. А когда я наклонился, чтобы взглянуть на него, женские глаза вдруг распахнулись. Вместо белка — кровь. Чёрный зрачок расширился, с жадностью пожирая моё лицо. Золотистые веснушки, когда-то разбросанные по этому прекрасному лицу, словно зёрна на плодородном поле, ушли прочь с побледневшей кожи. Организм избавился от пятен, как от какой-то злой хвори, от болезни, способной погубить человека. Девушка полностью исцелилась. Она заново родилась.
А затем по нутру расколотого дуба пронеслось громкое эхо первого вдоха. Кровь в лёгких быстро насыщалась кислородом, вызывая у Осси жгучую боль. К ней быстро привыкаешь, но первые глотки всегда причиняют боль.
Осси взревела, как новорождённый младенец на руках врача.
Дрюня кинулся к нам, но я остановил его, вскинув руку.
— Осси, — сказал я, глядя на девушку, — Дыши глубоко, не противься боли. Ты познала её, очистилась от всех предрассудков. Ты так сильно обожглась, что уже ни когда не испугаешься раскалённого металла.
Девушка спокойно выдохнула, после чего сделала новый вдох. Взгляд отрезвел, наполнился смыслом. Она потянулась ко мне, а когда я наклонился еще ближе, её руки вырвались из алой глади и вновь ухватились за мои рога на плечах.
— Мне… — хрипела Осси, давясь кровью, — … страшно больно… Я вся горю изнутри…
— Ты давно сгорела, а сейчас воскресла, подобно птице Фениксу.
— МНЕ… БОЛЬНО…
— В тебе нет больше боли! В тебе есть только сила! Дисциплинируй свою силу!
Её глаза закатились, веки смежились. Она снова громко заорала, но в оглушительном вопле не было и тени боли. Осси никак не могла себя обуздать. Ей было выносимо принять себя другой, не такой, кем она была раньше.
Слишком тепличные условия для новорожденного создания, чья жизнь с пелёнок обречена на войны и страдания.
Я схватил её за шею и сжал пальцы с такой силой, что ей пришлось раскрыть рот и высунуть язык. Я приподнялся, вытягивая женщину из озера крови. Она дергалась и извивалась. Дура!
— Познай свою силу! — гаркнул я на неё.
— Червяк, — выдавил Дрюня, — Ты переходишь все границы, хватит её мучать…
— Андрей, посмотри на неё! Она жива, тебе этого мало?
— Так отпусти её!
— Чтобы она снова сдохла? Нет, нужно завершить начатое, мы еще не закончили!
Левой рукой я содрал с Осси полностью одежду, оставив её извиваться обнажённой. К моему удивлению, Ансгар стыдливо опустил глаза и даже отвернулся, не обронив ни слова. Дрюня на всё взирал с нечеловеческим терпением. Он всё понимал, он сам прошёл через эту боль и страдания, но, судя по всему, человеческого в его сердце было гораздо больше, чем в моём. Он переживал и боялся, но по-другому никак. И он закрыл глаза, когда понял, к чему всё идёт.
Медленно из моей левой ладони вылезло кровавое лезвие, короткое, как у кинжала. Я рассек Осси шею, вены на руках и артерии на бёдрах. Хватка её ослабла, мычание медленно угасало. Заливаемое кровью тело я бросил на пол и начал смотреть, как женский организм бросился защищать владельца.
Кожа испустила зеленоватую дымку, и первый тонкий слой наплывшей крови затвердел. За ним хлынул второй слой, а за ним — третий. Так повторилось много раз, пока смертельные раны полностью не скрылись под кровавым доспехом. Рыжие волосы вначале побледнели, став пепельно-серыми, а потом слиплись от струящейся по ним крови в локоны, которые на моих глазах затвердели и превратились в дреды, такие же как у меня.
Она лежала у моих ног и напоминала мне меня. Такой же слабой и растерянной. Потерянной, но вдруг поимевшей дом и семью. Боль сделала её сильной. Но сильная боль должна дисциплинировать её.
— Ты больше не человек, Осси, — сказал я, накинув на лицо мягкую улыбку. — Ты лучше. Ты другая. Прекрати вести себя как человек.
Расколотое дупло дуба еще никогда не слышало столь пронзительного женский крика, вызванного совсем не болью. Она вопила от отчаяния и безысходности. Я вспорол ей горло, а она даже не почувствовала боли. Кровь хлестала из её смертельной раны, а вместо упадка сил она испытала прилив.
Услышав мой спокойный голос, она и сама начала успокаиваться. Рассудительные слова, сорвавшиеся с моих губ, сумели добраться до её разума, достучаться через глухую дверь и вытянуть Осси к нам наружу.
Когда она замолкла, внутри расколотого духа воцарилась тишина. Дрюня открыл глаза. Ансгар, продолжая молиться, обернулся к нам и бросил удивлённый взгляд на Осси.
— Что ты со мной сделала? — донёсся до меня искажённый бульканьем женский голос с пола.
Окрашенные кровью слезы сорвались с окровавленных глаз, начертив на бледных щеках и подбородке Осси красные неровные линии.
— Я сделала с тобой то, что ты так давно желала, — продолжая улыбаться сказал я. — Ты стала тем, кем видела себя во сне, сражающейся с нами плечом к плечу, без боязни быть сражённой. Бесстрашной к металлу. Сильной. Ловкой. Теперь ты не будешь обузой для уродливых воинов. Ты стала равной нам.
— Ты видел мои сны?
— Теперь ты — это часть меня. Я не только видел твои сны. Я пощупал твою душу.
Она уселась на задницу, вытянула перед собой руки и осмотрела ладони. Покрутила кисти у самых глаз, словно не веря им, словно она до сих пор спит. И, единственный кошмар, которого она так боялась, — пробуждение.
А потом она вдруг громко расхохоталась.
Глава 6
— С Осси будет всё в порядке?
Юный правитель давно прекратил напевать молитву. Когда только лицо Осси прорезало кровавую гладь пола, Ансгар умолк, не веря своим глазам. Все чудеса это мира он узнавал из басен, шуток и рассказов отца, которые ему посчастливилось услышать в детстве. Перерождение видел он впервые. Впервые на его глазах умирающий стал здоровым, и даже больше. Умирающий получил силу, а в месте с ней и чуть-чуть безумия.
