Сидя на полу, Осси продолжала истерически хохотать. Её разум никак не мог переварить случившееся, от чего психика включила дополнительны резервы, спасая мозг от непоправимой травмы.
— Она скоро успокоиться, — ответил я Ансгару, вставшему позади меня.
— Червяк, — к нам подошёл Дрюня. — Что ты с ней сделал?
— Андрей, твой голос будет хорошо звучать на похоронах. Сегодня же мы свидетели рождения новой жизни. Я сделал с ней то, чего она так страстно желала.
Дрюня бросился к хохочущей на полу Осси, но я успел схватить его за руку.
— Успокойся, — сказал я другу, — Дай ей осознать себя. Она оклемается. Мозг и тело абсолютно целы, её жизни ничего не угрожает.
— А разум⁈ — если бы Дрюня мог нарисовать на лице злость, я бы сейчас наслаждался шедевром, место которому в Третьяковской галереи.
— Разум — это другое, — улыбнулся я, стараясь не раздражать, а успокоить. — Разуму нужно время на излечение.
— Она смеётся как сумасшедшая!
— Это всего лишь реакция на ошеломительные изменения, — пояснил я.
— Когда ты пережил подобное, тебе было не до смеха!
— Видимо, моя психика способна выдержать любое дерьмо.
— А что с этим дерьмом будем делать?
Скрипнув гнойным доспехом, Дрюня повернулся к уродливому существу, стоявшего рядом с деревянным троном. Секира из срезанных лиц взмыла в воздух и уставилась на нечто, что когда-то было Хейном, дядей Ансгара.
— Нужно убить его! — рявкнул мой друг, тряся секирой. — Он предатель!
Моя ладонь в кровавой корке легла на древко секиры, опуская грозное оружие к полу.
— Не нужно его убивать. Этот уродец больше никогда не станет Хейном, как бы больно это не прозвучало для тебя, Ансгар.
Паренёк оторвал взгляд от хохочущей Осси и стыдливо посмотрел на раздувшееся до размеров газели бледное тело.
— Он предал свой народ. Он предал вас. Он предал меня. Я не испытываю к нему ни единой капли сожаления, но мне стыдно за то, что меня наполняет радость видя воочию его наказание.
— И что нам с ним делать, Червяк? — спросил Дрюня, поглядывая то на Осси, то на Хейна.
— Он отправиться со мной в дальний путь. Его тело послужит переносчиком огромного объёма крови. Станет моим рюкзаком, а там как знать, возможно найду ему иное применение.
— Ты так говоришь, — Дрюня недовольно фыркнул и отвёл глаза в сторонку, — как будто собираешься идти один.
— Мой друг, ты помог мне проделать сложнейший путь. В какой-то момент я потерял путь, но с твоей помощью сумел найти новый. Истинный. Ты спас мне жизнь. Ты сделал меня сильным, и с этой силой я смогу преодолеть любой путь. Я не вправе тебя просить следовать за мной на край света.
— Какой-же ты мелочный ублюдок, — Дрюня прищурился и смаковал каждое слово, проговаривая по слогам. — И что это вообще за словечки, наполненные пафосом? Куда ты собрался?
— В семи днях пути от сюда заканчивается земля песчаными берегами и начинается океан. Я должен переплыть его.
— И что там? Еще одна земля, которая начнётся золотистым песком?
— Земля «кровокожих». И я не знаю, песок там стелется под ногами, или сплошной пепел.
— И откуда ты это узнал?
— Они поведали мне многое, — я взялся за край своего плаща и одёрнул в сторону, показывая моему другу жуткую вещь.
— Вот уродство! — сплюнул Дрюня, — Хуже моей секиры. Пизда! Эти лица… — он присмотрелся, вглядываясь в каждое лицо, — они что, шепчутся между собой? Они живые?
В свете зелёного пламени, пожирающего ветви дуба, без особого труда можно было разглядеть, как у срезанных лиц шевелились губы; они растягивались в улыбках и сразу же сжимались от неведомого страха или боли. Жутковатая накидка была в постоянном диалоге, в постоянном страхе, и в пребывании постоянной радости, сменяя эмоции каждую секунду.
— Они не только шепчутся между собой, — мои слова вызвали в глазах Дрюни неподдельное любопытство, он отстранился от всего, вслушиваясь в каждое моё слово, — они даровали мне силу, несравнимую с нашей.
— И что ты теперь умеешь делать? Плеваться огнём? Или сможешь меня заморозить, приковав к полу?
— Ну, как минимум, я теперь могу воскрешать людей, — пальцем я указал на Осси, продолжающую хихикать в истерике на полу из чистой крови.
— Это херня! — булькнул Днюя, издав смешок. — Ты же знаешь, такой фокус я могу проделать с любым мужиком. Ну да, сто процентной гарантии нет, что он выживет и не захлебнётся утробным гноем, но армию я себе набирал без проблем.
— Да, ты прав. Фокус так себе. Но посмотри себе под ноги. Вся эта кровь теперь моя. Хейн в моей власти…
— А я? — Дрюня ткнул себя пальцем в грудь, а затем ткнул пальцем в Ансгара. — А над ним ты тоже властен?
— Нет.
И я не солгал. Ансгар действительно являлся для меня неизведанным зверем. Где его нога ступала по кровавой глади — то место словно бунтовало, отдавая невидимыми волнами раздражения. Парнишка был необычным человек, я давно это заподозрил, но сейчас это стало очевидным.
Подойдя к Ансгару, я положил ладонь ему на кожаный наплечник, испорченный волчьей пастью.
— Как твои раны? — спросил я, натянув на лицо глуповатую маску.
Глаза парнишки попытались скрыться за бровями, но нервное подёргивание губ выдавали его с потрохами.
— Со мной всё в порядке, — промямлил он, в непривычной для него манере.
— На моих глазах кулак Хейна сделал из Осси мешок костей. А ты встал с пола, как ни в чём не бывало.
Ансгар, в свойственной форме любого юноши пойманным за враньём, принялся оправдываться. Красочно так. Даже на кожаном жилете распутал шнуровку, растянул ворот как можно шире, оттянул наружу показавшуюся рубаху, давая моим глазам полный обзор на молодую грудь, непокрытую растительностью.
— Видишь⁈
Я увидел плоть сливового оттенка. Огромная гематома с кровавыми вкраплениями покрывала всю грудь юноши и опускалась по рёбрам вниз, до самого пояса.
— Хейн не промазал, — оправдывался парень, — вмазал мне так, что у меня искры из глаз посыпались!
— А что с твоими костями, друг мой? Сколько сломано?
— Наверно… — лицо парнишки играло всеми красками лжи. Глаза бегали обезумевшей собакой из стороны в сторону, подбородок трясся, ноздри широко раздувались. — Наверно, пару рёбер.
— Всего пару? — переспросил я.
— Ну, быть может… четыре.
— При такой гематоме, у тебя должны быть сломаны все рёбра.
— Я не знаю…
— Ансгар! Не лги мне! Я же вижу тебя насквозь, или ты сомневаешься в моих способностях? — тут я слегка напиздел, но парень и так уже был тёпленьким, сейчас поверит в любую чушь. — Я вижу, что у тебя нет не единого перелома! Как ты это объяснишь?
— Я… Я не знаю! — рявкнул он противным голосом, подростковым, до конца не сформировавшимся.
— А я знаю! — я заглянул ему в глаза, прятавшиеся за непослушными кудрявыми локонами, оттянутых на лицо потом. — Ты унаследовал дар своего отца!
— Еще Один не такой как все, — иронично пробулькал Дрюня, подходя к нам.
— Я сын своего отца! — лицо паренька покраснело от хлынувшей к голове крови. — И я наследник не только титула и земель. Я наследник отцовского проклятья. Мои кости — проклятье!
С теплотой на губах я рассмеялся. Какой же он глупый.
— Твои кости — дар! — сказал я.
— Благодаря этому дару, — на последнем слове он искривился, словно сглотнул кислой слюны, — мой народ страдает. Мой отец пережил мучения, которые вам и не снились!
После этих наглых слов мы с Дрюней рассмеялись, а сидящая позади нас на кровавой глади Осси словно обезумела, принялась хохотать с невероятной истерией и так громко, что даже пламя на дубовых ветвях заплясало танцем раненого зверя.
Парнишка умолк, и молчал пока мы не успокоились. Одарив нас тяжёлым взглядом презрения, окутанного блеском обиды, он нашёл в себе силы продолжить:
— Вы сами были свидетелями всего безумия, развернувшегося вокруг моего дара. Я не хочу, чтобы земля вокруг меня питалась кровью! Ни моих людей, ни чьей-либо!
