В темноте очертилась едва заметная высокая фигура. «Знай: Гадра узнала, что ты порабощал кровавой печатью ее подданных. Она взбешена. Будь осторожен по ту сторону». Ох, Лина!
Слизь загустела, и сероманец чувствовал себя вмурованным в камень.
— Защитник, ставший поработителем.
Гадра, темная владычица, наконец подстрелила его.
— За оскорбление моих подданных. За кровавые оковы сделок. За жестокость и неуважение. Я наказываю тебя.
Каминные лапы сжали, выжали из горла стоны боли, которые оборвались незримой печатью на устах.
— Никто не уйдет от гнева Владычицы. Слушай мой приговор, ничтожный.
Тень плыла, причудливая и дымная, но бесплотный голос говорил прямо на уши — холодный бесцветный звук, от которого скручивал живот и хотелось бежать куда глаза глядят.
— Мизерный заслуживает скудной судьбы. Мой приговор для тебя. Жить в плену. Созерцать марево. Уничтожай его. Слышен этот разговор. Забыть ее. Созерцать марево. Уничтожай его. Слышен этот разговор. Забыть ее. Созерцать марево... Десятки, сотни, тысячи циклов.
- Нет, нет, нет, - Чернововк смог разорвать печать молчания. – Послушай меня!
– Тишина.
Камни на шее ожили, поползли вверх — словно десятки слизняков застыли на устах твердой коркой.
— Тюрьма заставит тебя прозябать. В могильном кругу. В нескончаемом мареве. Пока в твоем мире пройдут десятилетия. Твои близкие умрут. Твой ребенок состарится и забудет скудного отца. Но ты не умрешь.
Он закричал, но камни не пропускали ни звука.
– Тогда я уволю тебя. Ты вернешься к миру, которого не узнаешь. В мир, где никто не будет ждать. Таков мой приговор за твои преступления. Мизерный.
– Прошу, – промычал Северин беззвучно.
Он даже представить не мог столь болезненного, жестокого приговора!
– Я ненавижу преступников. Я наказываю преступников. Безнаказанное преступление рождает большие преступления. Я неумолима.
Тень увеличилась в десятки раз.
— Пусть исполнится приговор.
Слизь залепила ноздри, уши, глаза. Вдали послышались трембиты.
Темнота начала отступать, светлеть, наполняться очертаниями — карпатскими склонами, рассветными елями, росистой травой под босыми ногами — и он вспомнил, что это было сотни раз: разговор, воспоминание, заблуждение... В диком, животном отчаянии Северин закричал.
Он был готов сделать во что бы то ни стало, чтобы остановить этот миг, разорвать заколдованный круг, но тьма неумолимо рассеивалась, и с ней рассеивалась его память: страшное осознание, что ограбление произошло в прошлом, что в родном мире утекло бог знает сколько времени, что Катя и Оля могли счастливой жизни, которая всегда завершалась адом и прозрением... Которая каждый раз исчезала по приговору Гадры. Он изо всех сил пытался зацепиться за эти воспоминания, но все поблекло, он бежал...
...он бежал, улыбка расцветала на его лице, потому что страшный сон, поднявший на рассвете, почти забылся, чудесное утро стер все ужасы. Северин бежал, как в детстве, когда носятся для удовольствия, а не ради преследований или бегства. Босые ноги несли упругими прыжками...
Удивительный звук. Казалось, будто за горами грохнул огромный орех. Северин остановился и оглянулся: неужели землетрясение? Через мгновение звук повторился, на этот раз громче, за краем неба разошлось темной трещиной.
— Какого черта...
Черная молния расколола небо, разбежалась лозой причудливого разлома, перекинувшегося на горы и леса. Огромная трещина через мгновение проглотила гору со еловым лесом, помчалась прямо на Северина, оставляя черное ничто, и он побежал домой на спасение семьи, крича на ходу, чтобы предупредить Катрю об опасности, но не успел — земля раскололась под ногами и Чорнов.
Тишина. Запах.
Свежий, как прикосновение летнего ветра, аромат мяты и ландыша, запах, который он запомнил на всю жизнь. Ее запах.
Характерник осторожно открыл глаза и чуть не ослеп от тусклого сияния неподвижного светила. Быстро захлопал, прогоняя слезы. Вдохнул волшебный запах снова и наконец разглядел перед собой ее: стройную, голубоглазую, в белой рубашке до земли. Мавка взмахнула руками, глаза сияли опалами — и остатки каменного гроба разлетелись по сторонам. Обломки касались земли, где плавились на слизь, замиравшую бесформенными комками.
Ослабевшие мышцы ног не удержали его вес. Северин пошатнулся и упал, если бы прохладные руки не подхватили его.
– Ты пришла, – прошептал сероманец.
Из горла донесся чуть слышный цветок.
Она улыбнулась и поцеловала его в лоб. От прикосновения мягких губ телом разлилась теплая волна, наполнила силой атрофированные конечности, прокатилась до кончиков пальцев с мерзко длинными ногтями, убрала пелену из забитых простоквашей глаз.
— Опять... Спасла, — услышал Северин свой шепот.
Борода щекотала шею. Никогда у него не было бороды! Сколько времени прошло?
— В семью... Прошу...
Мавка кивнула, осторожно взяла его за руку, и молча, как тогда, в детстве, повела за собой. Ее волшебный запах отгонял вонь устаревших нечистот, которым проникли его лохмотья, длинные волосы блестели золотистым водопадом, разгонявшим окружающий мрак. Северин шагал за ней, как потерянный в лесу мальчик, очарованный прикосновением мягкой прохладной ладони. Охлавшие ноги несли вперед. Они шли бесконечными рассохшимися равнинами, между извращенными стволами черных лесов, среди острых камней ущелий, тоненькими остовами причудливых руин, мимо родничка мертвой воды, похожей на стекло, и лишь кое-где среди этой пустоты темные небо подпирали в темные небо листья. добрые предвестники из другой жизни. Чернововк не замечал ни усталости, ни времени; боялся только, что Гадра вынырнет из ближайшей тени. Но никто не попался на их пути.
Нимфа остановилась. Знаком приказала не двигаться. Грационно взмахнула руками, начертила в воздухе хитрый контур — и на земле перед ногами Северина родился совершенный круг. Она не останавливала движений, похожих на совершенно сложный танец, каждый жест превращался в линии и знаки внутри круга. Характерник удивленно наблюдал за ее волшебным танком, пока мавка не остановилась, указала хрупкой рукой на него, а затем на исполненный таинственных символов круг.
— Врата... В мой мир?
Она кивнула. Указала на его тень, на темный горизонт, отрицательно кивнула головой.
– Прыжок может выдать меня Гадри. Разумеется.
Золотой водопад волосы качнулись, подтверждая его догадку. Голубые глаза сверкнули. Он мог любоваться ее лицом часами!
– Спасибо. Не знаю, смогу ли действительно отблагодарить... Но если смогу... Отблагодарю. Даю слово.
Она нежно провела по его щеке тонкими прохладными пальцами. От прикосновения все страхи исчезли, и Северин встал в круг.
- Что теперь?
Мавка протянула острый камень, проведя им над ладонью.
Северин неловким движением надрезал пальцы, зашипел от забытого чувства боли. Кровь капнула на линии под ногами.
- Дя...
Его дернуло вверх, подхватило, понесло, даже засвистело! Голова пошла кругом, темень ударила по глазам, в ушах зазвенело, и Чернововка чуть не тошнила, как все вдруг кончилось. Он шлепнулся на твердую землю, забив пошрамованную ногу.
– …кую.
Звездная ночь. Снежный лесок. Дорога к небольшой хижине.
Северин вдохнул – и ему закружилось от множества запахов в свежем воздухе. Он выждал минуту. Осторожно поднялся, не обращая внимания на ушибленную ногу, вдохнул глубоко, полной грудью, и среди всего шума запахов почувствовал два знакомых. Бросился к хижине так быстро, насколько позволяли ноги. Постучал.
Тишина. Северин нетерпеливо постучал еще, дернул дверь — может, не закрыты, но...
- Анируш! Буду стрелять, — послышался из дома хриплый женский голос. — Кто там прется на ночь?
Чернововк разрыдался.
***
Бессонница.
Бессонница чаилась в тенях под глазами, просыпалась с сумерками, вползала в глазницы, растекалась на веках. Глотало призрачные бабочки снов, как большая жаба.
