Тропы зазеркалья (СИ) - Шарапов Кирилл

Потом, плюнув, он достал элеткронку и снова прикурил, с пару минут он просто стоял, глядя в окно на падающий снег, после чего отправил скуренный стик в камин, подошел к зеркалу и принялся чертить руну следа, ища конечную точку маршрута на той стороне.

Сначала та вспыхнула синим, потом зеленым, показывая, что путь есть. Что ж, уже неплохо. Дальше нужно посмотреть, куда он ведет и, стерев руну следа, Вяземский взялся за руну дальнего взгляда. И первый раз в жизни она не сработала, вместо четкой картинки с той стороны, он увидел серый непроглядный туман.

— Интересно, — пробормотал Вяземский, глядя на результат.

Он прочитал все дневники ходоков, что предоставил ему отдел, и ни в одном из них не было ничего подобного. Да, иногда руны дальнего взгляда не срабатывали, но никакого тумана. Просто зеркало оставалось зеркалом. Но путь-то есть, значит, что-то мешает ему заглянуть туда, но не мешает пройти. Радим вздохнул и, стерв руну, занялся руной пути. И снова странное, та работала правильно, вот только резерв она жрала как не в себя, пока она вспыхнула золотом, энергетическая кубышка Дикого опустела на половину. И продолжала пустеть, руна тянула его силы, и это было крайне погано. По хорошему, сейчас бы стереть руну и уйти, но он уже начал. Кроме того, Вяземскому стало очень интересно. Зеркало пошло рябью, Радим перешел в боевой транс и переступил границу, его привычно осыпало морозом, и он оказался в тумане междумирья.

Глава 11

Глава 11

На этот раз тот окружал его полностью, никакой серебристой тропы и другого зеркала через сорок два шага, только плотный туман. И невероятной силы ментальная атака, которая швырнула его на колени. Схватившись за разрываемую чужими голосами голову, Радим завалился на бок, сжав виски, и пытаясь сотворить руну ментальной защиты. Вот только не получилось, вместо этого он увидел кабинет генерала Гладких, с которым свел знакомство в мэрии, Ольга стояла раком у стола, опершись на него локтями, а ее начальник пользовал ее сзади. Вот он финишировал, спустив внутрь, женщина застонала, рухнув грудью на стол.

— Нет! — заорал, что есть силы Радим, но его никто не услышал, только голоса в голове издевательски расхохотались.

— Молодец, как всегда отлично отработала, — хлопнув партнершу по оттопыренному заду, лениво похвалил ее Гладких. — Одевайся и проваливай.

Ольга натянула спущенные до колен трусы, затем опустила задаренную юбку, застегнула пуговицы на форменной рубашке и моча вышла. Но перед этим она остановилась и, посмотрев Вяземскому прямо в глаза, тихо произнесла:

— Ты виноват в этом. Ты исчез, я была разбита, я сломалась, это твоя вина.

Радим протянул к ней руку, но Бушуева оттолкнула ее и вышла из кабинета генерала.

Картинка сменилась. Влада стояла на коленях, руки заведены за спину и связаны веревкой, на ее шее был собачий ошейник, цепь от которого тянулась к кольцу в стене. Перед ней миска, полная корма, на животе свежий ожог с клеймом, всего шесть букв — «рабыня». Ее зеленые глаза поедают мужчину, стоящего перед ней, в них фанатизм и обожание, готовность выполнить все, что прикажут. Мужчина стоял так, что Радим не видел его лица. Но вот он обернулся, это был он сам, только другой, жестокий, холодный, сломавший женщину, которая его любила и боготворила.

— Я сломал ее, — произнес двойник, обращаясь к Радиму. — Ты даже не понял, что потерял, когда пытался вернуть этой сучке разум. Но ничего, я поработал за тебя, — он поднял руку и наотмашь, с силой ударил стоящую перед ним на коленях Владу. Ее голова мотнулась в сторону, но на лице девушки по-прежнему сияла счастливая улыбка. Сломанная, покорная женщина.

— Ты трус, ты не смог сделать меня счастливой, — произнесла Влада, глядя на Вяземского, — а он смог.

— Нет! — заорал Радим и создал руну защиты.

Почему именно ее, он так и не смог себе объяснить, ведь хотел руну огня, хотел сжечь их обоих, сжечь то, что его напугало до дрожи, то, к чему он испытывал отвращение.

И голоса затихли. Они не исчезли, просто Радим перестал на них реагировать, хотя гудели они, куда как серьезней, чем при обычных переходах междумирья.

Он обнаружил, что лежит на чем-то холодном и слегка светящемся. Это была серебристая тропа, вокруг него по-прежнему белый туман, но уже не такой густой, видимость — шагов пять. Радим с трудом поднялся, понял, что его лицо мокрое от слез, а на губах вкус соли. Да, то, что его атаковало, показало ему то, что он больше всего боялся. И это его и подвело, страх был настолько велик, что Радим решил бороться, придавили его, но сломать не сломили.

— Хрен тебе, — прохрипел он и понял, что сипит, каким-то образом он сорвал горло.

Глянув на часы, Радим понял, что валялся минут пять, не больше.

— К черту Фабера, не судьба его вытащить, — мысленно прошептал Радим.

Голова раскалывалась и была тяжеленой, недавнее похмелье было детским лепетом, так что, пора обратно, не срослось. Развернувшись, он собирался шагнуть в зеркало, вот только его не было, а ведь он сделал всего один шаг, когда его прессанули. Теперь дороги назад не было, только вперед, в надежде, что с другой стороны будет выход. Светящаяся серебром дорожка все же была, такая же, как в обычном междумирье, вот только терялась в тумане. Оставалось только идти по ней, что Вяземский и сделал. Кое-как, спотыкаясь через каждые пару метров, волоча не слушающиеся ноги, он двинулся вперед. Шаг, еще шаг, и еще… Время утекало, ни о каких сорока двух метрах и речи не шло… Сотня, другая… Пять минут, десять… Усталость наваливалась, голоса в голове становились все четче, Вяземский прекрасно осознавал, что ещё немного, и они сомнут ментальную защиту, и снова швырнут его в пучину жутких видений. И на этот раз ему из них вырваться не удастся. Он не мог видеть свой резерв, но чувствовал, что скоро его не хватит на простейшую руну силы.

Серебристый овал выхода возник из тумана, когда Радим был уже готов рухнуть. Он был едва виден, до него осталось метров семь. И эти семь метров были, пожалуй, самыми сложными в его жизни.

— Шаг, — скомандовал себе Дикий, — еще шаг!

Он вывалился из зеркала прямо на пол, приложившись от души о дикий камень. Вокруг была непроглядная тьма, с потолка на лицо упала холодная капля, но Радим даже не дернулся, просто лежал и смотрел во тьму. Новая капля, затем еще одна. Примерно десять минут спустя он смог сесть. Достав из кармана пачку обычных сигарет, он дрожащей рукой сорвал пленку и, сунув в рот, с третьего раза все же смог зажечь зажигалку. То, что он пережил, не упоминалось ни в одном из дневников, а значит, он угодил в какое-то жуткое непонятное дерьмо. Сомнительно, что кроме него в подобное не вляпывался ни один ходок, а значит, расклад куда как дермовей. Если вляпывались, но не рассказали, значит, просто не выжили.

Радим вытер с лица капли, сделал новую затяжку и все же запалил руну света. Что сказать? Подземелье старое, дикий камень, потолок высокий — метра четыре, зеркало на месте, прямо перед ним, точная копия того, через которое он прошел. Принюхавшись, он уловил только запах плесени и влаги, ничем другим тут не пахло. За спиной снова упала капля, чуть дальше еще одна, но это были единственные звуки.

Радим вытащил из рюкзака флягу и сделал пару глотков. Его очень радовало, что тут есть вода, поскольку, пока он подыхал в междумирье, умудрился выхлебать почти весь литр. Из рюкзака на свет появился кусок вяленого мяса, к счастью, слабосоленого. Он закинул его себе в рот и начал медленно жевать. Что сказать? Он прорвался. Вопрос только — куда, и как тут найти Фабера? Не зря же он сюда топал. Кое-как поднявшись на ноги, Радим подошел к зеркалу и, коснувшись его, глянул на свой резерв. Через три секунды он останется в темноте, переход выжал его досуха. Он ошибся, шар света погас через пять секунд. Тьма окутала его, густая, вязкая, сразу стало как-то тяжелее дышать, виски стали ломить сильнее. В подвале не было ни единого источника света, идти вдоль стены на ощупь — тупее не придумать, так что ему больше ничего не оставалось, как найти на полу место по суше и ждать, когда его копилка наполнится хотя бы для того, чтобы зажечь светляк.