— Вы нам ничего плохого не сделали, — помолчав, твёрдо сказал Виссарион. — Я ещё, когда Ариадна сказала, что воля Матери — подбросить вам кристаллы забвения, не понимал, почему? Тогда, зимой. Я не понимал, почему Мать так решила? Шаман говорил, что люди с севера злые, жестокие. И я чудовищ каких-то представлял, как на картинке в сказке. А вы оказались — люди как люди. Смеялись, разговаривали с нами... Я ещё тогда не хотел вам кристаллы подбрасывать! Но Ариадна сказала, что если этого не сделать, то... — Виссарион замялся, — то Серый и Мрак...
— Изнасилуем несчастную, ага, — хмуро усмехнулся Серый. — Ну, мечтать не вредно.
— Ариадна сказала, что после такого ужаса она не сможет больше жить, — неловко продолжил Виссарион. — Что это сейчас Серый смеётся, чтобы усыпить наше внимание. А потом, когда они с Мраком допьют алкоголь, то превратятся в монстров, и мы не сможем с ними справиться. Потому что алкоголь — страшная вещь, которая разрушает мозг. В наших посёлках его никто не употребляет.
— Дура твоя Ариадна, — вздохнул Серый. — И мозг у неё такой порушенный, что куда там алкоголю.
— Она думала, что говорит правду, — виновато проговорил Виссарион. — Она, честно, так думала! Когда... ну, когда сбежала от вас на дороге, то звала меня с собой. Говорила, что наш долг — продолжать нести людям учение Матери Доброты. Что Георгию не следует разрешать вам жить с нами. Что вы будете бить людей, обижать, сквернословить. Что по-другому не умеете. Что у вас не принято вести себя по-доброте. А я же видел ваших мужчин! Твоего отца, Джека. Какими они стали, когда не захотели принять Доброту... Но они ни на что не жаловались. И когда пленили Шамана, не стали мстить. Просто ушли, и всё. — Виссарион помолчал. — Вы сильные, но не жестокие. Вам неведома Доброта, но вы вовсе не одержимы злом, как рассказывал Шаман! И ты тоже... И Эри. Вы работали вместе с нами — каждую ночь, как все. Вы никому не делали плохого, наоборот, помогали. Когда людей свалила страшная болезнь, выхаживали их. Мать Мария говорила, что даже мать Серафима свалилась от усталости, а вы держались.
— Люди заболели потому, что Ариадна подсыпала в самовар яд, — вдруг сказала Эри.
Серый на неё сперва глаза вылупил. Открыл было рот, чтобы прикрикнуть — а потом не стал. Ему тоже надоело враньё.
— Что? — обалдело пробормотал Виссарион. Лестница растерянно стукнула о стену.
— Ариадна насыпала яд в самовар, из которого мы поили людей чаем, — чётко, раздельно повторила Эри. — Когда никого не было рядом, она подошла и насыпала. После того, как людям стало лучше, и они ушли, Серый попробовал воду, там ещё оставалось. Он выпил совсем немного, но и его скрутило.
— Не может быть...
— Может. — Эри не отрывала глаз от окошка. — Ариадна хотела, чтобы люди думали, что это Мать Доброты наказывает тех, кто захотел прививаться. Так же, как до этого она хотела, чтобы мы ушли. Она сказала тебе, что идёт проповедовать учение Матери, а на самом деле они с Лазарем всё время находились рядом с посёлком. Болезни скота, опавшие цветы — это всё их рук дело. И стреляли в нас тоже они.
Виссарион молчал.
— Ты виделся с Ариадной? — спросил Серый.
— Да, — неохотно отозвался Виссарион.
— И что она сказала про нас?
— Что вы ушли.
— Но ты не поверил.
— Я подумал, что Ариадна ошиблась...
— Да врёт она, блин! — сорвался Серый. — Или за Шаманом повторяет — неважно. Пойми ты, наконец! Бывает с людьми такое, что говорят неправду. А чаще всего — те, кто рассказывает, что её нельзя говорить... Тебя, видать, Шаман ещё просто мелким считает. Руки не дошли растолковать, что и как у вас в посёлках устроено.
— Его там не было, — вдруг снова вмешалась Эри.
— Что? — не понял Серый.
— Ну, Виссариона не было среди тех, кто пришёл за нами, помнишь? Шаман не успел его одурачить. Мария, Георгий, все остальные — как только вернулся Шаман, снова оказались под его влиянием. А Виссарион, видимо, ему просто на глаза не попался.
— А ведь и правда, — вспомнил Серый. Со злостью бросил: — Вот смотрю на них, и всё больше кажется: там в мозгах уже что-то вроде накатанной колеи. Чем взрослее человек, тем она глубже. Другой-то жизни, кроме как под Шаманом, не знали ж никогда... Не было Шамана — колея начала зарастать. А как только появился, так одного раза проехать хватило, чтобы всё новое зачеркнуть. Отец говорил, с торчками то же самое. Если решит, например, кто-то с дури слезть. Держится-держится — хоть месяц, хоть год, хоть десять лет. А потом единственного раза ширнуться хватает, чтобы тяга назад вернулась... Вот и эти, походу, навроде торчков. — Серый задрал голову к окошку, к невидимому в темноте Виссариону. — Ладно, братан. Не ссы. Тебя-то уж мы не бросим, с собой заберём. Главное, самим вырваться.
Он вывернул шею назад, посмотрел на излохмаченную о напильник, но всё ещё крепкую верёвку. Поморщился.
— Отдохни, — проследив за взглядом Серого, сочувственно сказала Эри. — Там пилить придётся. Верёвка пропитана чем-то, плохо режется.
— Угу. Такую ножом-то — не больно возьмёшь, я по отцу с Джеком помню. Маленько надо передохнуть... — Серый опустил уставшие, одревеневшие руки. Снова поднял голову. — Слышь!.. Ты, как в посёлок вернёшься, постарайся к Шаману не подходить. Понял?
Виссарион не ответил.
— Эй! — позвал Серый.
Тишина.
Они с Эри переглянулись.
— Чего это он? — пробормотал Серый. — Алё! — гаркнул уже во весь голос. — Ты что там, с лестницы навернулся?
Ответа по-прежнему не было. А потом раздались негромкие, размеренные постукивания о стену. Виссарион спускался вниз.
Серый удивлённо посмотрел на Эри. Повторил:
— Чего это он?
Девчонка пожала плечами. Виновато опустила голову.
— Наверное, не надо было ему говорить.
Серый скривился.
— Да правильно сделала, что сказала. Задолбало это всё.
— Надеюсь, про Шамана он услышал.
— Дак, теперь уж только и остаётся, что надеяться... Всё, пилим дальше? — Серый снова примерился к верёвке.
— Пообещай мне, пожалуйста, — странно изменившимся голосом проговорила вдруг Эри.
Серый пригляделся и увидел, что её, кажется, опять повело. Побледнела, на висках испарина. И дышит с трудом.
— Чего? — напрягся он. Что угодно пообещал бы, лишь бы Эри не срубило снова.
— Если я умру, а ты нет... Если сумеешь освободиться, увидишь Мрака... Скажи, что я... — Эри замолчала.
— Дура! — разозлился Серый. — Ничего я тебе обещать не буду, сама всё скажешь. Помирать собралась, ишь! Нашла время. Воду нам принесли, напильник есть, дальше разберёмся. Устала, так поспи маленько, и опять пилить будем. — Он подполз к Эри, привалился к стене рядом. Подставил девчонке плечо. — Ложись на меня, так удобнее будет.
— Я тебе только мешаю. — Эри всхлипнула. — Ничем не могу помочь! Без меня ты давно бы выбрался...
— А ну, прекращай истерику! — приказал Серый. — Ни хрена бы я не выбрался. Точно так же, как ты, под замком сижу. Наоборот, вдвоём сподручнее. Ну вот, как бы я верёвку резал, если б ты напильник не держала?
— Вдвоём, — проговорила вдруг Эри. Повернула к Серому голову. Глаза у неё странно заблестели. — Вдвоём...
Если бы Серый не провёл последние пятьдесят с хреном часов бок о бок с Эри, не знал доподлинно, что ничего такого и близко быть не может, решил бы, что девчонка дури накурилась. Удивился:
— Ты чего?
А Эри вдруг прижалась к нему. Прильнула тесно, всем телом. Подняла лицо, приблизила сухие, воспалённые губы.
Глаза её мерцали в темноте — бездонные, словно два колодца.
— Поцелуй меня. — Серый это скорее почувствовал, чем услышал.
Почувствовал вместе с жаром приблизившихся полуоткрытых губ. Вместе с тем, как прижалась к его груди высокая девичья грудь...
Почти год прошёл с тех пор, как они с Мраком впервые встретили бункерную. Эри расцвела у него на глазах, из тощей замухрышки превратилась в красивую девушку.
Её даже ожог на щеке не портил, Серый не раз ловил себя на том, что любуется нежной кожей, длинными волнистыми волосами, изящной гибкой фигуркой. Старался отводить глаза, но телу-то не прикажешь. Сколько времени прошло с тех пор, как крайний раз с девчонкой был, лучше не вспоминать...
