Пока всей страной развозились газеты, где на первых полосах под снимком молодого командора борзых Святого Юрия провозглашалось поражение Серого Ордена, остатки дуба Мамая превратились в огромный костер. С неумолкающим ужасающим жужжанием костер пылал много часов подряд, и огонь тот имел адски-багровый цвет. Так же наверняка горели чернокнижные трактаты и колдовские гримуары на кострах Святой инквизиции. Отто приказал себе не отходить, хотя из-за мощного жара его наряды проникли потом. Святые отцы пели гимны и молитвы, но Отто не мог разобрать ни слова из их странного языка. Священники менялись, борзые тоже, но Отто стоял — он должен был увидеть смерть этого дерева. Стоял, пока не погас последний уголек, после чего плюнул на него. Костер залили кухвами святой воды, уголь и пепел собрали по мешкам, развезли по окрестностям и глубоко зарыли.
– Мамай не помог даже собственной могиле. Недостаткам Ордена осталось несколько недель, — сказал Ефим на прощание. — Действуйте, господин Шварц.
Прошло больше полутора лет, а недобитки до сих пор жили.
Шварц взглянул на заветный перечень, который носил при себе. В сумерках не разобрать, но Отто знал эти имена наизусть.
- Ужин готов! Ждем, великий мастер, – сообщил Руслан.
Отто присоединился к сообществу. По традиции провозгласил молитву, получил первую порцию и сел к угощению. Мясо смаковало, но не отвлекало отряд от упадочных настроений: несправедливый приказ Кривденко, бесплодные поиски уцелевших оборотней, косые взгляды неблагодарных человечек... Сегодня утром, у лагеря беженцев, какая-то бесноватая бабушка закричала им:
— Лучше вы Орду ехали бить!
Она быстро сомкнула лепешку, когда приблизились Фобос и Деймос.
Отто обсосал косточку, разломал ее пополам и бросил заслоненным пастьм. Заслужили.
Австрийцу такие упреки были горохом о стену, но другие расстроились. Шварц знал, как должен вести себя в таких случаях хороший поводырь. В последний раз он произносил речь на общем собрании, когда сообщал о Кривденко приказ — долго к ней готовился, поэтому был ошеломлен количеством тех, кто решил уйти. Он подозревал, что слабонервных окажется немало, но ведь не три четверти состава! «Когда братья-паломники малодушно отвернутся и уйдут — знай, что рядом остались верные».
- Братья, - Отто встал, бросил остатки ужина волкодавам. – Послушайте меня.
На него обернулись почти три десятка пар глаз. Только Фобос и Деймос не обращали внимания, сосредоточенные на поросенке.
— Когда долгое путешествие сбьет ноги в кровь и заберет последние силы... Знай, что ты в шаге от цели, — цитата мастера экспромтов для начала экспромта, решил Отто. — Святой Юрий Змееборец, или же Святой Георгий, наш небесный покровитель, юношей двинулся на войну с персами и покрыл себя славой великого воина, за что император Диоклетиан приблизил его и назначил командующим прославленной когорты Инвиктиоров, то есть «Непобедимых. Узнаете название? Нет? Зря. Инвикторы – это вы!
Начало захватило их. Хорошо.
— Да, братия, Непобедимые — это вы! Ликантропы проиграли. Непобедимые разбили их! Наша вера вела и ведет по сей день. Неважно к остальным! Они закрывали глаза на нечисть, боялись подняться против нее, и теперь хотят избавиться от нас... Чтобы жить по старинке: без Бога в сердце, с мерзостью вокруг. Пусть Господь помилует их грешные души! Но вы не таковы. Вы — несгибаемые, непобедимые Инвикторы, божьи воины, борзые Святого Юрия!
Они одобрительно загудели. Илько подхватил боевое знамя, смахнул прямо над костром. Чтобы не поджег, безголовый вылупок, подумал Отто, и продолжил:
— Вам известна история победы над Змеем и спасения царевны Клеолинды, поэтому мой рассказ будет о другом. Святой Георгий Победоносец, величайший воин, мог купаться в славе до конца жизни. Но отказался от этого! Когда император принялся прославлять языческих богов, облачился в золотые одеяния, укрыл руки и лицо красным, когда начал гонение на христиан — Георгий решился говорить против этого. Один против правителя величайшей империи! Все остальные молчали, потому что привыкли закрывать глаза на демонское чествование.
Даже Фобос и Деймос забыли о еде и смотрели на хозяина.
— Георгий сказал: «Иисус Христос — единственный истинный Бог, единственный Господь во славе Бога Отца, которым все сотворено и все существует Духом Его Святым!» Присутствующие взволновались, потому что почувствовали правду в его словах, но император Диоклетиан рассмеялся и предложил Георгию совершить жертвоприношение Юпитеру. Георгий отказался! Тогда император понял, что воин не шутил, и приказал истязать его: избиение палкой, камень на груди, колесование... А все остальные молчали. Да, братья, им было проще закрыть глаза! Георгий отказался от почестей и земных благ, чтобы встать на защиту веры, за что вознесся прямо к Его ногам. Мы несем флаг с ликом Георгия. Так скажите, разве наши невзгоды могут сравниться с мучениями небесного покровителя?
Они качали головами. Все теперь казалось ничтожным по сравнению с героями прошлого.
– Не могут, братия, не могут, – вздохнул Отто. – Но мы должны идти к идеалу! Каждый день, каждый час, ежеминутно пытаться быть такими, как святой Георгий. Его пример вдохновляет! Дарит силу защищать веру, несмотря на безразличие других! Смотрите на его знамя и вспоминайте этот рассказ.
Они смотрели на флаг в руках Ильки и крестились. Теперь, согласно правилам старого Рихарда, добавить заключительный пассаж.
– Братья! Наш отряд экуменический, – он указал на свой крест на груди, а затем на мундире. — Верю, что Большая Схизма завершится, и кресты на куполах всех храмов станут одинаковыми. Ведь все родились в тени одного креста, который нес спаситель Иисус, отдавший жизнь за все человечество... Мы можем ему от благодарить — очистить землю от слуг дьявола, сколько крови нам придется пролить!
Речь настолько увлекла его, что Отто увидел госпитальеров, прославленных рыцарей древности, которые не имели отношения к падшему Мальтийскому Ордену настоящего. Они тоже переживали поражения в битвах за Гроб Господень, сидели в развалинах у пустыни, перевязывали раны, сухой ветер трепал окровавленные табарды на раскаленных жарой, иссеченных сарацинами доспехах, а песок скрипел на зубах...
– Аве Мария! Аве Матер Деи! – воскликнул Отто в восторге чувств. – Слава Господу Богу нашему!
- Навеки слава! — закричали борзые в ответ.
Шварц блаженно усмехался. На плече лежала Его ладонь.
***
Сумерки ползли по улицам Черткова. Конторщики выстраивались для росписей в книге посещения, газетчики спешили распродать последние газеты, фонарщики зажигали уличные фонари, торговцы закрывали магазины. Музыканты занимали распределенные места на площадях и перекрестках — первые песни, словно темный ритуал, молниеносно призывали сердюков, которые после получения должной дани так же мгновенно исчезали. В кабаках и кнайпах готовились: выносили дополнительные столы и стулья, разогревали сковороды, резали мясо и овощи, откупоривали бочонки пива, когда самые быстрые посетители уже диктовали кельнерам заказ.
Ярема сделал неспешный вдох. Даже воздух здесь пах иначе – без примеси пороха. В Запорожье все было иначе: немало площадей разбило артиллерийским огнем, трактирщики заколотили окна досками и повесили замки на двери, музыканты сменили инструменты на оружие, а по вечерам слышались разве что крики в госпиталях, развернутых в уличных палатках... В гарнизоне песни, что желание хорошо отдохнуть, но враг на левом берегу Днепра мог в любой момент повернуть рюмки на ружья, а песни — на проклятия.
Два города, два мира.
Вечер выдался теплый, но Яровой не сбрасывал тяжелого плаща: не хотел смущать местное спокойствие офицерским мундиром. В отличие от других воинов под руководством Борислава Ничоги, Ярема не испытывал к тыловикам ни ненависти, ни презрения за то, что они не двинулись защищать страну от изумрудного нашествия и продолжали жить уютной жизнью. Ведь ради защиты этой уютной жизни Ярема и воевал.
