Она заглянула Марии в лицо. Настойчиво повторила:
— Почему ты убила Шамана? Как... как такое вообще могло случиться?
Мария снова долго молчала. Когда заговорила, голос звучал всё так же ровно и отстраненно:
— Вы слишком громко говорили. А крючок на двери кладовки слабый. Когда начали раздаваться крики и выстрелы, мать Серафима от страха потеряла сознание, ей нужен был воздух. Я решила, что в таком шуме меня уже никто не услышит. Навалилась на дверь и сорвала крючок. Мужчины спорили, меня никто не замечал. Я хотела попасть в аптеку, принести матери Серафиме нашатырь, но поняла, что пройти них мимо незамеченной не смогу. А тут появились ты и Матвей — тот человек, который тебя нёс. Я стояла за дверью в кладовку. Видела и слышала всё. Твой разговор с тем угрюмым парнем, с Шаманом. Слова этого несчастного мальчика... Когда я раздела его, увидела след недавнего ранения. Шаман действительно в него стрелял! А про вас с Сергеем он сказал нам, что ушли. Когда Джек говорил, что Шаман и Ангелина морочат нам головы, я не могла в это поверить. Думала, в Джеке говорит ненависть к Шаману. Думала, что он, возможно, сам чего-то не понимает... А сегодня вдруг всё встало на свои места. — Мария нервно стиснула ладони, но голос продолжал звучать ровно. — Я внезапно поняла, что помню, как Шаман появился в посёлке. Как мы с Георгием обрадовались ему, как пошли к вам в дом. Снова увидеть его — это было такое счастье! А потом вдруг всё исчезло, будто затянуло туманом. Я поняла, что не помню ни где я была, ни что делала... Шаман сказал, что вы ушли. Сказал, что нам с Георгием не нужно об этом думать. И мы поверили ему. Он умел заставлять верить. А когда из вашего разговора я вдруг поняла, что всё было ложью... Что человек, который учил нас добру и справедливости, стрелял в ребёнка... — Мария сглотнула. — Когда Матвей сбил мальчика с ног, тот обронил оружие. Я видела, как эта... вещь упала, а Матвей упал на неё. — Она перевела взгляд на лежащего на полу мертвеца. — Этого не заметил никто, кроме меня. Когда я поняла, что Шаман приговорил тебя, что сейчас вслед за мальчиком умрёшь ты, я подошла к Матвею и вытащила оружие. — Мария помолчала. И, повернувшись к Эри, твёрдо, спокойно закончила: — Шаман успел оглянуться — до того, как я выстрелила. Он смотрел мне в глаза. Он видел, что это сделала я. — Пистолет лежал рядом с телом Шамана. Мария, должно быть, бросила его сразу после того, как выстрелила. — Слышишь? — женщина вдруг встрепенулась. — Сюда идут люди.
С улицы действительно послышался гул голосов. Они приближались.
Эри болезненно поморщилась. Ух, что сейчас начнётся... Быстро проговорила:
— Я, конечно, не вправе тебе советовать. Но мне кажется, надо сказать, что ты всё это время была в обмороке, как Серафима. Ты очнулась недавно и ничего не видела. Кто убил Шамана и Матвея, не знаешь.
Мария нахмурилась:
— Лгать?
Эри пожала плечами:
— Правде они не поверят.
Входная дверь распахнулась. Первой в лечебницу влетела Ариадна.
— Что тут... — она едва не споткнулась о труп Матвея.
Вскрикнула и застыла на месте.
— Мы не знаем, — сказала Эри.
Ариадна перевела взгляд на Шамана. И завизжала. До сих пор ей, должно быть, не доводилось видеть людей с простреленными головами.
— Что слу... — Георгий, вбежавший вслед за Ариадной, не договорил.
Как и девчонка, в ужасе уставился на трупы.
— Шаман умер, — сказала Эри.
Она обращался не только к Георгию с Ариадной, но и к тем, кто выглядывал из-за их спин. Что происходит снаружи, Эри не видела, но догадывалась, что к лечебнице примчалась целая толпа. И что люди продолжают сбегаться. Эри смотрела на Ариадну.
Всё то время, что девчонка жила в их с Серым доме, к её эмоциям не прислушивалась. Знала, что не услышит ничего, кроме надменного презрения, перемежаемого вспышками ярости. Разве что в отношение Серого в палитру иногда примешивалось нечто странное — незнакомое, горячее и тягучее, от которого Эри становилось неловко. А сейчас, прислушавшись, она едва не вздрогнула. Ариадну затопила даже не скорбь.
Растерянность. Страх... Девчонка смотрела на мёртвое тело Шамана и не верила своим глазам.
Он, казавшийся вечным, не мог умереть! Как же она теперь?.. Что ей делать?!
Эри понимала, что похожие эмоции должны испытывать все, кто прибежал к лечебнице. По толпе катился шёпот. Люди, один за другим, осознавали произошедшее. Эри почувствовала, что ещё секунда — и с волной паники, готовой охватить толпу, она уже ничего не справится.
— Шаман умер, — с нажимом повторила Эри. Заговорила громко, уверенно, с усилием сбрасывая с себя тяжесть чужого горя: — Его надо похоронить. Займитесь этим. Унесите тела! Сделайте всё, что полагается.
Ариадна опустилась рядом с Шаманом на колени. По её щекам катились слёзы.
Георгий положил руку девушке на плечо. Мягко сказал:
— Отойди. Ему не следует находиться здесь. Мы отнесём Шамана домой.
Толпа негромко загудела. Коридор заполнился людьми, над телами захлопотали. Откуда-то появились носилки, простыни, которыми накрыли мертвецов. Скоро в лечебнице не осталось никого, кроме Марии.
Эри без сил повалилась на пол. Мария, суетившаяся вместе со всеми, подошла к ней. Сказала — не спрашивая, утверждая:
— Это сделала ты. Ты заставила их забрать Шамана и уйти.
— Клянусь, что в последний раз, — глухо проговорила Эри. — Больше я не буду вмешиваться в вашу жизнь, обещаю. А сейчас, пожалуйста. — Она тронула Марию за руку. — Попроси Георгия, чтобы отправил кого-нибудь на тот берег, в мёртвый посёлок. Там Серый и Мрак. Один из них отравлен, другой ранен. Им обоим очень нужна помощь.
Серый
Серый и Мрак сидели на берегу моря. Тропинку сюда показал Виссарион. Удивился, что, прожив столько времени в посёлке, чужаки ни разу не были на море.
Сам Виссарион ходил героем. По официальной версии, которую, обсудив с Эри, рассказала жителям посёлка Мария, из-за гибели Ангелины Шаман помутился в разуме. Вместо слов Матери Доброты он стал слышать странные вещи. Пытался погубить Серого и Эри, стрелял в невинного ребёнка, пришедшего в посёлок издалека.
Стафке, который трое суток не приходил в сознание, только жалобно стонал на больничной койке, люди искренне сочувствовали. Молились Матери Доброты о его скорейшем выздоровлении. А Виссарион помог чужакам — к которым, как вдруг с изумлением понял Серый, многие в посёлке успели привязаться. Эри парень вовсе спас от неминуемой смерти, и люди смотрели на него с уважением. Нашлёпку из пластыря на разбитом лбу Виссарион носил гордо, будто медаль.
С вестью о помутнении разума и смерти Шамана в посёлке смирились на удивление быстро. Как будто теперь, когда придали своего пастыря земле, в головах людей рассеялись остатки тумана. Они перевернули новую страницу жизни и, хоть не отдавали себе в этом отчёта, вздохнули свободнее. Поутихла даже неистовая Ариадна. Чужаков она старательно избегала — так же, как Лазарь. Серого, Эри и Мрака, хоть вслух они это не обсуждали, такой расклад полностью устраивал.
Люди по-прежнему пели утром и вечером псалмы Матери Доброты. По-прежнему то и дело её поминали. Казалось, что жизнь идёт своим чередом, но всё же что-то в посёлке неуловимо изменилось.
Люди громче смеялись. Больше разговаривали. Бывало, что вздорили, но ссоры быстро сходили на нет. Того остервенения, что встретили Серый, Эри и Джек, когда вернулись сюда четыре месяца назад, не было в помине.
К подошедшей Эри ни Серый, ни Мрак не обернулись. Серый давно научился угадывать её по шагам, а Мрак это, кажется, с самой первой встречи умел.
— Ну, что там? — бросил Серый. — Как Стафка?
Стафка возвращался к жизни тяжело и болезненно. Долго был без сознания, а придя в себя, поначалу не мог говорить — мычал, будто немой. Вокруг смотрел настороженно, диким зверенышем. Впервые увидев Мрака, побледнел и вцепился обеими руками в край больничной простыни.
— Мне уйти? — посмотрев на его стиснутые кулаки, хмуро спросил Мрак.
