Всего этого, конечно, тогда я не знал. Поэтому мне стало страшно, и я тихонько захныкал. Впрочем тряска и шёпот продолжались недолго. Космический волчок приплыл и прилепился в специальную выемку в днище, после чего тряска вместе с шёпотом прекратились, и осталось лишь лёгкое чувство головокружения.
Мы поднимались очень быстро по высокой параболе, и вскоре в окошке показались очертания длинного материка, растянувшегося по экватору.
Батя лишь мельком взглянул на меня, проверив, пристёгнут ли, и не проронил ни слова.
— Высота? — спросил он «старпома» — коренастого дядьку, имя которого я не запомнил.
— Тридцать. Взнуздать?
— Рано, дефлюцината много сожрут. В прошлый раз снабженец ругал.
Мне стало скучно — открыл в браслетике голограммную «Змейку», успел набрать тридцать квадратиков, прежде чем взрослые на мостике снова заговорили.
— Пора. Ильич, пошелуди в туннелизаторе, красный опять чудит.
— Выполняю шелудение в туннелизаторе, — хмуро откликнулся робот.
Немного затрясло, закрутило, батя со старпомом засуетились, заговорили на каком-то непонятном наречии. Но вскоре браслет довольно пискнул, сообщив, что мною совершено первое погружение в подпространство и начислил за это целых десять трудочасов. Тогда же я заметил и прочитал по слогам, как сменилась моя должность и принадлежность к флоту.
Возраст: 7 лет.
Должность по категориям МТП: Кандидат в младшие помощники юнги
А после я ел бананы — самые вкусные бананы в моей жизни.
* * *
Возраст: 17 лет.
Так или иначе, за время кукования во училище юнг и последующих путешествий с батей я изрядно отвык от женской компаний. Даже дома, несмотря на обилие тётушек, я гораздо больше времени проводил с братьями и дядьками. И при виде женщины на борту сильно испугался. Назвал имя и продолжал пялиться на малознакомую рыжую девушку, которая стояла точно подо мной, напротив люка.
— А меня Цсофика зовут. Через «ц».
— У тебя родители, чего… в регистраторе чихнули?
Она фыркнула.
— Батя у меня, знаешь, долбанутый, фанат венгерского языка.
— Что… что ты тут делаешь? — сказал я и тут же попытался оценить её возраст, чтобы «понять», можно ли мне обращаться на «ты, или лучше — на 'вы».
С этого ракурса было совсем непонятно. Цсофика поставила кружку на столик, медленно проследовала к кровати и плюхнулась на неё лицом кверху. Тут я понял несколько вещей. Во-первых, что незнакомка находится в одних трусах и весьма свободной футболке. Во-вторых, что она примерно вдвое старше меня — тридцать-тридцать пять лет, не сильно привлекательна лицом и фигурой, потому подростково-мальчишеский интерес, мгновенно проснувшийся от факта появления женщины на борту, немного поугас. Но главным образом он поугас из-за третьей вещи.
Кошачий глаз не был врождённым дефектом или странной линзой — он был имплантом. Помимо него, вся правая рука от плеча до запястья была механическая, обшитая гладким голубым пластиком, живыми остались лишь часть ладони и пальцы, и то же самое было с икроножными мышцами. Цсофика была киборгом. Модификанткой, изгоем в большинстве держав Сектора Московского Транспортного Протокола. Где-то, например, в Бессарабии, киборгов открыто преследовали — вылавливали и сгоняли в какие-нибудь купольные резервации на спутниках горячих юпитеров. Где-то — например, в Империи Суздаль, они были признаваемым меньшинством, которым даже полагались льготы, но по факту — всё равно, до титульных народностей ей было весьма далеко. А в большинстве регионов отдалённой Новгородской Иерархии — и вообще, расстреливали.
— Эх… — прервала Цсофика мои недолгие размышления. — А это ты у своего бати спроси, чего он меня тут держит. Твой ведь батя капитан, да? Я угадала?
— Ну…
Я опешил и задумался — честно говоря, не знал, как на это всё ответить. И я снова задумался — что может быть Как я уже сказал, киборги были изгоями в большинстве почти во всех окрестных странах. Но не в республике Свободный Независимый Челябинск. У нас к ним было наиболее терпимое отношение, даже имелась своя территория — Автономия Модификантов им.Иеремии Окереке, готовая приютить всех киборгов из всех окрестных миров.
Чтобы не пялиться на весьма откровенный наряд, я скользнул взглядом дальше в помещение. Оно было двухярусным, и, несмотря на некоторую тесноту, там обнаружились: кофеварка, несомненно, старинная и дорогая, дверь небольшого отсека, в котором угадывался санузел, большой панорамный экран для винтажных видеоигр, пищевой мульти-синтезатор совершенно незнакомой модели, и шкаф, в котором были аккуратно развешаны разные предметы гардероба.
— Что «ну»? Сынишка его, ага?
На «сынишку» я ничего не ответил. Под кроватью явно было что-то ещё, и я зачем-то спросил.
— А под кроватью что?
— Спрыгивай — увидишь, — Цсофика с ноткой безразличия махнула головой. — А, да, раз уж мы тут, скажи — мы чего, нырнули уже, да?
— Нырнули, — кивнул я.
Спрыгивать, конечно, не стал. Не зря же она там сидит, и отец о ней не рассказывает?
Я заметил, что на столе стоит тарелка — однозначно, из нашего буфета. Вероятно, на ней ещё совсем недавно лежала та самая картошечка, которой кто-то — видимо, батя, угостил Цсофику и испачкал ручку люка.
Угощают обычно гостей. Или не только? Только тут до меня дошло. Это пленница. Очень ценная пленница. Живой товар. Батя заделался работорговцем? Киднеппером? Стало немного не по себе. Конечно, батя горазд на разные авантюры, но какие-то принципы у него должны быть. В любом случае, понял я — надо быть осторожным.
— Куда прыгнули-то? — спросила Цсофика. — В какую сторону, к Челябинску вашему?
— Не важно, — сказал я и захлопнул люк.
И вовремя — батя снова заворчал в браслете, мол, где шляешься, кони голодают. С трудом задвинул обратно шкаф, вернулся, покормил коняг — запихнул контейнеры в пневмотрубу, открыл заслонку, и светящиеся огоньки вылетели в туннелизатор и начали медленно засасываться в воронку запряжённой тройки.
Получена премия: 2 трудочаса
Накоплено трудочасов: 192,85
— Чего, они на хвосте? — спросил я.
— Были два всплеска через секунду после погружения, да! — отозвался Арсен. — Но, возможно, просто табун диких коньков, они там водятся.
— А картошечка ещё осталась? — спросил я, подойдя к буржуйке. — Очень уж понравилась.
— А? — рассеянно спросил батя. — Не, всё съели.
— Странно, вроде бы много было.
Батя насторожился, а я прикусил язык, который прямо-таки чесался.
— Было и съели, чего непонятного! — проворчал батя. — Завари вон сухпай.
После сухпая язык чесаться продолжил. Будь я поумнее — заткнулся бы, чтобы не вызывать лишних подозрений, но опыта тогда не хватало.
— Батя, вот смотри, а если вот, скажем… основной спасательный челнок? Он точно в подпространстве отсоединится? Я так понимаю, левая упряжка должна отстыковаться и подхватить, а ты проверял?
— Зачем тебе? Не надо ничего отсоединять! Нормально, сейчас долетим, вынырнем, — он потянулся и пошёл в спальню. — В общем, я прикорну на часа три, а то уже браслет разрывается. Арсен, ты — за главного.
— Есть, кэп! — кивнул Арсен.
У Арсена была фамилия Винникубов, родился на полу-обитаемой планете Миасс, а мать была родом с далекой планеты Кавказ — красивой, гористой, очень разнообразной по языку и с интересной реликтовой фауной. В роду со стороны отца были нигерийские беженцы, новгородцы и таймырцы — словом, кто только не был, настоящая дружба народов. Арсену тогда было двадцать восемь, но выглядел он всегда, сколько помню, на полтинник. Коренастый, длинноволосый, с кудрявой черной бородой. Он достался бате вместе с «Молотовым» и служил на корабле еще с прошлым экипажем, который в полном составе загремел в имперскую каторгу, попавшись на контрабанде редкоземельных на одной из лун.
