Николай, получив травму, не участвовал, командовал техничкой. На пограничном КП похлопал по крыше, пожелав удачи, и остался за кормой.
— 800, перекрёсток, правый, за церковью.
«Женщина — существо низшего порядка, она не владеет своими эмоциями», — так или примерно так писал Оноре де Бальзак. Он не ездил на ралли с женщинами-штурманами. Я не попадал с Валентиной в критические ситуации, в остальное время, а пока оно всё — такое остальное, её голос похож на компьютерную речь. Прекрасно знает, что я на взводе и в напряжении, давление за 150, пульс тоже на разрыв, так практически всегда, когда прёшь по обычной дороге, где не закрыто движение, а средняя скорость задана раза в полтора выше, чем если бы ехал, соблюдая правила. Полторы сотни машин выскакивают на 200-километровый участок, чтоб нести и распространять беспредел.
Это ралли, господа! А Валентина спокойна. Внешне.
— 650 вниз, спуск, ложбина. Подъём, 700, право.
До участка с подъёмом передо мной открылось озеро. Или река, вряд ли чистая, с полей и гор поток воды смывает всякое.
— Ищем брод? Мост?
— Нет. Держись!
Полукилометра вниз более чем достаточно, чтоб двигатель взревел на 8 тысячах на 5-й передаче, стрелка спидометра упёрлась в ограничитель справа.
Ба-бах! Передок «людмилы» поднял такую волну, что впору кататься любителям сёрфинга, впереди над капотом — стена воды, не видать ни черта, и вот эта волна бьёт со всей дури в лобовое. В ней наверняка камушки, потому что в триплексе расползаются трещины.
С пятой на третью, снова газ в пол. Перед выездом на этот этап снял резиновую перчатку с обрезанными пальцами, водружённую на распределитель зажигания, облил высоковольтную проводку валиным лаком для волос, вернул перчатку. Несмотря на предосторожности, мотор начал чихать, а нельзя, глушитель в воде, если обороты упадут, давления выхлопа не хватит, чтоб газы вырывались наружу, короче — заглохнем прямо посреди лужи!
Кто испытывал аквапланирование, знает, как не слишком приятно выходит, когда все 4 колеса теряют контакт с асфальтом из-за тончайшей водяной прокладки между покрышкой и дорогой. Мы неслись, отталкиваясь от воды не колёсами, а днищем, как глиссер! Ближе к той стороне скорость потерялась, морда опустилась, зато бешено вращающиеся колёса нащупали землю, нас потянуло вверх.
— Вот откуда у раллистов выражение «плавали, знаем».
Валя не ответила, зато обратила внимание на три чешские «лянчи», двигающиеся впереди подозрительно кучно. Если наша «людочка» шла в заводской конфигурации с мелкими переделками и моими скрытыми хитростями, эти три щеголяли полным фаршем, что особенно бросалось в глаза по огромным колёсным аркам из пластика.
— Может, сообща вытаскивали купальщика. Они же гораздо раньше стартовали. Будем обгонять — посмотрим.
Мы просвистели за чехами-итальянцами по деревушке, по населённому пункту с единственной узкой улочкой на 130 км/ч, а как иначе, и снова начался подъём, здесь не столько горы, а холмы. Ущелья как на Кавказе или обрывы на 20–30 метров встречаются редко. Всё равно горы, с ними шутки плохи, особенно на грунтовке, скользкой от мокрой грязи.
Задняя «лянча» пронзительного зелёного цвета начала понемногу отставать, мы обошли её, «людмила» пристроилась сзади для атаки на следующую. И тут началось!
— Сергей! Что они делают⁈
«Убивают нас!»
Вслух не сказал, и так очевидно.
Скрежет металла о металл, сорваны наружные зеркала, удары с обеих сторон…
Кто со мной сводит счёты? Итальянская компартия, лишённая левых доходов от «Автоэкспорта», или Коза Ностра, подославшая в отель шантажиста? Или многочисленная мафия из СССР, кому оттоптал ноги, направив автопром в разумное русло?
Плевать. Главное — выжить. Спасти Валентину, мать моего ребёнка!
Клянусь, если бы не ответственность за неё, чувствовал бы себя раскованнее.
Ещё удар! Впереди вырастает каменный надолб высотой в человеческий рост, выход скальной породы, дорога обходит его слева, и как раз слева в меня стучится более тяжёлая «лянча», на миг пытаюсь глянуть, кто так желает нашей смерти, но там просто головы в шлемах и подшлемниках — носов не видно, как у нас с Валентиной.
Она не издала ни единого звука, когда до камней осталось 80… 40… 20 метров, и я крутанул руль вправо, ввинчиваясь в кустарник. В зеркало заднего вида заметно, как водитель «лянчи» не успел отработать рулём влево, сам влетел в камни, машина взмыла в воздух, вращаясь, и ухнула в обрыв. Минус один!
И игра точно идёт насмерть.
Вспахав кусты, вырвался за следующей итальянкой. Я выискивал ровную, достаточно широкую площадку, чтоб совершить полицейский разворот, погнать в лоб задней «лянче», надеясь увернуться от лобового, и, наперекор всем правилам гонки, нестись к прошлому КП — рассказать судьям, что здесь творится.
Не успел.
После очередного бокового удара наша машина и «лянча» устремились к обрыву, и уже не успеть — ни затормозить, ни пустить боком-юзом…
Как в замедленной съёмке. Мы выносимся над пропастью. Она — на многие десятки метров. Внизу непроглядный туман.
Когда «людмила» ухнула вниз как тележка на американских горках, и желудок подскочил к горлу, я ухватился правой за руку жены, если это — конец, то чтоб быть с ней в последний миг жизни…
Глава 21
Эпилог
Ба-ба-бабах!
Подвеска отработала, как после прыжок-трамплин. Капот вынырнул из непроглядного тумана, «люда» пошла юзом, потому что перед срывом в пропасть инстинктивно двинул педаль тормоза в пол, и встала как вкопанная на абсолютно чистом и пустом асфальте. На асфальте? В горах Румынии?
Нет, это были не горы Румынии. С туманом, из которого выпрыгнули, перемешался вонючий дым, моментально заползший внутрь салона. Горел автосервис Артура Дмитриевича в подмосковных Мытищах. Суетились пожарные, за ними равнодушно наблюдали полицейские.
Мотор работал на холостых, равнодушный к приключениям водителя.
— Серёжа, где мы⁈
Не отвечая, стянул трикотаж подшлемника с носа и посмотрел в зеркало заднего вида, единственное уцелевшее из трёх. Старческое лицо с впавшими глазами, в морщинах и пигментных пятнах. Ощущения — словно болен и температура за 40. Нет, я не болен, я — стар.
И выброшен в мир, где нет Мариночки и Серёжи.
Вернул ткань на место, чтоб не пугать Валю раньше времени.
Валя… Сколько ей лет⁈ Неужели состарилась, пропустив 44 года жизни?
Развернулся и покатил в Москву. Не ту, из которой поехали на Кубок дружбы, а в Москву 2025 года. Запоздало ответил жене:
— Подмосковье. Новое тысячелетие. Российская Федерация. Страна, оставшаяся после распада Советского Союза, откуда я попал в Тольятти в 1974 год. Я тебе рассказывал, ты не верила. Добро пожаловать в мой прежний и не очень комфортный мир.
— Кошмар!
Конечно, она до конца не въехала в реальность происходящего, это вообще за рамками разумного. Зато мы живы! Оба! Или это галлюцинации умирающего мозга за микросекунду до того, как нас размазало о румынские камни?
Перед выездом на трассу притормозил, из-под сиденья что-то выкатилось и ткнулось в пятку. Подобрал и стал рассматривать, одновременно набирая скорость.
Тот самый бумажник, пропавший, когда белая «копейка» перенесла меня в прошлое. Но старая машина осталась в той Москве! Если бы наша гоночная М-2150 обладала магией, не позволила бы спихнуть в пропасть. Значит, дело не в ней и не в «копейке». К тому же бензина мало. Перед Москвой свернул на бензоколонку, достал кредитку, залил полный бак. Рядом тусовались полицейские на «Лада-Гранта».
— Дед! Где свой старый «опель» размолотил? — поинтересовался один, молодой и весёлый.
Я вне машины стянул шлем и подшлемник, чтоб ветер высушил пот, выплавленный из тела ещё в Румынии. Да, теперь — дед. Или дедунчик-пердунчик, кому как нравится.
Машина и правда привлекала внимание. И ободранными боками, и надписями «Автоэкспорт» давно не существующего СССР.
