Звездная Кровь. Изгой VII (СИ) - Елисеев Алексей Станиславович

Чор Комач, выбравшись на броню паромобиля, залёг со своей снайперской винтовкой. Его синие пальцы двигались с хирургической точностью, каждый выстрел находил свою цель. Один культист, лезший на крышу ближайшей хижины с дротиком в руке, получил пулю в лоб, его тело рухнуло вниз, как мешок с костями. Другой, попытавшийся метнуть копьё, упал с простреленной шеей, хрипя и захлёбываясь собственной кровью. Чор не промахивался. Никогда. И в его сосредоточенном, холодном молчании было что-то пугающее, почти нечеловеческое.

Я смотрел на всё это сквозь ледяную призму Навыка «Отключение эмоций», и бой казался мне почти механическим, бездушным танцем смерти. Удар — ответ. Выстрел — смерть. Заклинание — крик боли. Но где-то глубоко внутри, под этой ледяной коркой, я чувствовал, как тлеет, разгораясь, тусклая, но упрямая искра. Это не было местью. Не было даже гневом. Это была просто холодная, рациональная потребность. Уничтожить их всех. До конца. Чтобы ни один из этих фанатиков не выжил, чтобы ни одна искра их безумия не разгорелась вновь. Я знал, что это не вернёт её. Я знал, что это не принесёт мне покоя. Но я знал и то, что остановиться уже не могу. Не сейчас. Ни в этот момент, когда запах крови и пороха так густо висит в воздухе, что его можно резать ножом. Единство теперь мой мир. Хочу того или нет, я стал его частью. Это могло мне нравится или нет, но при этом оставалось непреложным фактом.

Остатки самых оголтелых, фанатичных и яростных бойцов культа, несколько сотен наиболее сильных и отчаянных головорезов, отступили к подножию своего идола, словно к последнему бастиону. Гигантская, выветренная статуя Песчаного Великана, грубо высеченная в чёрной скале в самом конце ущелья, смотрела на нас пустыми, зияющими глазницами, как немой свидетель их безумной веры. Культисты заняли позиции у её массивного подножия, между огромных каменных ног, и на уступах чуть выше, готовясь к последнему, отчаянному бою. Никто из них и не думал сдаваться или отступать. Этот рубеж, их величайшая святыня, вызвал у меня лишь холодную, издевательскую ухмылку. Они думали, что каменный идол защитит их? Что ж, я покажу им, как легко рушатся боги.

Я вскинул к плечу приклад «Копья», прицелился поточнее, удерживая ствол твёрдо, чтобы учесть отдачу, и выстрелил. Яркий плазменный заряд ударил прямо в шею каменного идола с шипением, от которого воздух вокруг нагрелся. На мгновение показалось, что ничего не произошло, но затем по древнему камню побежали змеящиеся трещины, и гигантская голова статуи с оглушительным грохотом рухнула вниз, ударившись о землю и подняв огромное облако многовековой пыли, застилавшее поле боя. Выстрел оказался успешней чем я предполагал.

Замысел был хорош — деморализовать врага, показать, что их бог мёртв, что их вера напрасна. Но он не сработал, как я рассчитывал. Вместо того чтобы впасть в отчаяние, фанатики взревели с новой, неистовой силой. Вид обезглавленного идола, словно окончательное подтверждение того, что их бог пал, не сломил их — это свело их с ума, превратив в ещё более опасных, обезумевших берсерков, готовых рвать нас голыми руками.

— Огонь! — скомандовал я резко, и паромобиль, остановившись на предельной дистанции, открыл шквальный огонь. Пулемёт на крыше забился в конвульсиях, поливая свинцом скопление культистов у подножия статуи. Пули рикошетили от древнего камня с искрами, добавляя хаоса в и без того кипящий ад сражения, выкашивая ряды врагов.

Драк, собрав всех оставшихся кавалеристов в один мощный кулак, бросил их в отчаянную лобовую атаку. Цезари, разогнавшись по ровной площадке перед статуей, врезались в толпу врагов как живой таран. Началась свалка ближнего боя. Когтистые лапы и острые, как бритвы, клювы пустынных скакунов, клинки и копья всадников против безумной, самоубийственной ярости обречённых фанатиков. Сам Драк был на острие этой атаки, его сабля сверкала в тусклом свете, отсекая головы и конечности с пугающей точностью, а револьвер в другой руке изрыгал огонь, не умолкая. Он снёс голову шаману, размахнувшемуся тяжёлым костяным посохом, а его цезарь в тот же миг вырвал клювом горло другому фанатику, хрустя костями. Рядом с ним молодой кавалерист, с хищной ухмылкой, был стащен с седла тремя культистами. Падая, он успел вонзить свой нож в живот одному из них, прежде чем его растерзали, разорвав на куски в считанные секунды. Другой всадник, чей цезарь пал под градом копий, отбивался мечом, прижавшись спиной к каменной ноге статуи, пока его не прикончил здоровенный детина с каменным молотом, размозжив ему череп одним ударом. Ещё один кавалерист, потеряв в суматохе оружие, отбивался голыми кулаками, пока его не пронзили сразу три копья, пригвоздив к земле. Но натиск кавалерийской атаки был неудержим. Кровь лилась рекой, смешиваясь с песком, превращая его в багровую грязь.

Пока кавалерия сковывала основные силы врага, я подал сигнал. Паромобиль с рёвом рванул вперёд, прямо к основанию статуи, к тёмному, зияющему провалу пещеры между её исполинскими ногами. Гусеницы безжалостно давили тела — и мёртвых, и ещё живых, не разбирая, кто под ними. Это был жестокий, но необходимый манёвр, чтобы пробиться к нашей конечной цели. Пулемёт продолжал поливать огнём уступы и края статуи, не давая никому помешать нашему прорыву. Кавалерия Драка, понеся потери, откатилась назад, чтобы перегруппироваться.

— Драк! Спасибо! Дальше мы сами! — крикнул я ему, перекрывая шум боя. — Удерживай периметр! Не дай этим тварям разбрестись по Пустоши и затаиться!

Я под защитой моей Руны Великий Щит Обжигающего Света и Ами, усиленная Песчаной Бронёй, мы начали методично расправляться с фанатиками, которые пытались любой ценой не пустить нас в свою пещерную святыню.

Мой АКГ-12 в руках не умолкал ни на секунду. Короткая очередь срезала двоих, пытавшихся закидать меня камнями с уступа. Третий, с грубым топором, бросился на меня с диким рёвом, но я встретил его резким ударом приклада в лицо, раздробив нос и челюсть, а затем добил одиночным выстрелом в упор. Я активировал Алый Коготь, и раскалённый луч прошёл сквозь троих, стоявших в ряд, превратив их в дымящиеся, обугленные ошмётки. Пятый, самый крупный из них, получая ожоги от защитного заклинания, почти добрался до меня, размахивая тяжёлой дубиной, но я, отбросив оружие на мгновение, схватил его за горло и с силой свернул шею, чувствуя, как хрустят позвонки под моими пальцами. Атрибуты Восходящего на серебряной ступени развития — это не сахарные петушки сосать.

Ами была как вихрь смерти, неудержимый и холодный. Её сабля мелькала в воздухе, оставляя за собой кровавые росчерки. Она увернулась от удара копья, изящно поднырнула под руку врага и полоснула его по горлу с хирургической точностью. Двое атаковали её с флангов, но она, развернувшись на месте, одним движением отрубила руку первому, а второму вспорола живот, выпустив кишки на песок. Четвёртый попытался схватить её, но получил мощный удар рукоятью сабли в висок и рухнул без сознания. Пятого она просто пронзила насквозь, лицо песчаной статуи оставалось пугающе бесстрастным, словно она не людей убивала, а колола дрова.

Чор, прикрывая нас с брони паромобиля, тоже не отставал. Его винтовка работала безотказно, как часовой механизм. Выстрел — и шаман, начавший бормотать заклинание, падает с простреленной головой, не успев завершить ритуал. Ещё выстрел — и лучник на уступе срывается вниз, выпустив стрелу в небо. Третий выстрел настиг фанатика, который уже замахнулся копьём на меня сзади. Точность зоргха была безупречной, почти нечеловеческой, как и его холодное, сосредоточенное спокойствие в этом кровавом хаосе.

После смерти этой своеобразной элиты, самых сильных защитников святыни, на земле остались мерцающие капельки Звёздной Крови и глифы Рун. В основном это был мусорный хлам деревянного качества, но я знал, что даже их можно будет использовать, сломав Навыком Рунного Мастерства и получив капли Звёздной Крови. Воздух был густ от пыли, едкого дыма и запаха крови. Гул боя сливался в одну оглушительную какофонию разрушения, от которой звенело в ушах.